– А вдруг я тоже интриган и карьерист? – Мне шестьдесят один год, и я уже научился разбираться в людях. Так что, Алексей Николаевич, давайте-ка выпьем чаю, пока мои контрразведчики выясняют про Фон-Самсона. И обсудим план совместных действий. Лыкову очень захотелось выпить чаю в такой компании. Умные и деятельные люди изготавливают порох в Казани. Наконец-то у него появились достойные союзники. Через полчаса в кабинет без стука зашел высокий и стройный капитан, тоже в очках. У этого на мундире было аж два знака: университетский и академический. – Нашли, Всеволод Всеволодович. – Знакомьтесь, господа, – поднялся Лукницкий. – Это коллежский советник Лыков Алексей Николаевич из Департамента полиции. Дознает хищения оружия на окружных складах. А это заведующий секретным отделом заводской канцелярии капитан Шарпантье Лев Анемподистович. Представленные пожали друг другу руки, и все сели. – Итак, живет у нас этот хлыщ? – осведомился у капитана генерал-майор. – Живет как ни в чем не бывало, – ответил тот. – Сначала снимал комнату у Студёнкина из бездымного отделения. Потом перебрался к Яхьину из охотничьих порохов. – Который Яхьин? – уточнил генерал. – Галимзян или Киямутдин? – Галимзян. – Это хорошо. Где сейчас квартирант? – Три дня назад выбыл по делам в Киев, к начальству поехал[49], – сообщил Шарпантье. – Ну, он так объяснил… – Ясно. Алексею Николаевичу требуется осмотреть комнату и вещи Фон-Самсона… – Кого? – не понял капитан. – Ну, этого проходимца. Так его назвал Лыков; мне нравится. – Понял, Всеволод Всеволодович. Прикажете сопровождать? – Да. Поищите как следует, а потом сюда на доклад. Оба! – Слушаемся! – весело ответил за двоих сыщик. – А на довольствие поставите? – Если отличите пироксилиновый порох Вьеля от баллистида Нобеля, кордита Абеля и пироколлодиевого пороха Менделеева – Чельцова[50], – ответил генерал. И добавил: – На ощупь, батенька, на ощупь… Или на вкус. Коллежский советник вышел, сопровождаемый капитаном. У крыльца стоял старомодный, но крепкий ландолет[51]. Однако, подумал Лыков, у генерала все работает, как часы. И люди отборные. Посмотрим, каковы они в деле. Дом Яхьина находился на Грязнушке, в Дальней Пороховой слободе. Пока ехали туда, Лыков спросил спутника: – Скажите, неужели вашего отца звали Анемподист Шарпантье? Извините мое любопытство, но как-то необычно. Капитан улыбнулся: – Я понимаю. Мне часто задают этот вопрос. Дело в том, что отца, круглого сироту, усыновил Морис Шарпантье, потомок солдата Великой армии. Тот попал в плен и остался в России; подобных, вы знаете, были тысячи. А природная фамилия папаши – Редькин. Его отец, а мой родной дед выслужил чин статского советника, имел дом в Казани. В доме случился пожар, родители сгорели заживо. А единственного сына успели выбросить в форточку… Ну и француз пожалел ребенка, усыновил, дал образование. В итоге я теперь ношу такие странно сочетающиеся фамилию и отчество. Хозяин дома был на смене, гостей встретила его жена. Шарпантье сказал ей спокойно: – Мы посмотрим вещи вашего жильца. Это приказ генерала. Татарка молча зажгла керосиновую лампу и повела гостей во внутренние комнаты. По пути Лев Анемподистович объяснял питерцу: – У татар чище, чем у русских. Тараканов с клопами не бывает. Поэтому многие приезжие снимают у них комнаты. В коренных татарских слободах – Старой и Новой – приезжие, конечно, не селятся. Но сейчас иноверцы свободно размещаются в Пороховых и в Адмиралтейской. И сдача комнат внаем – распространенный промысел. В покоях жильца хозяйка поставила лампу и удалилась. А капитан с коллежским советником приступили к обыску. Почти тут же Шарпантье нашел главную улику. Он выдвинул ящик комода, извлек из него два предмета и спросил удивленно: – Алексей Николаевич, что это? Какие острые… Лыков взял в руки два узких браслета с зигзагообразными кромками. Повертел и положил на стол. – Этим оружием меня чуть было не убили. – Оружием? – Да. Никогда не подумаешь, правда? Вы видите смертоносные браслеты, которыми африканское племя туркана очень ловко орудует в ближнем бою. Вот, полюбуйтесь на их работу. Сыщик задрал рукав и показал капитану глубокие, плохо заживающие раны на левом предплечье. – Он целил в горло. Одним движением запястья гортань рассекается, и конец. По счастью, я уже знал об этих браслетах. И видел убитых ими. Успел заслониться, потому и жив до сих пор. – Он – это Самсон-Гиммельстерн? – У преступника много имен. Вязальщиков, Сайтани, Иванов, пан Вацлав, Поповский, теперь вот Фон-Самсон. Доказательство, что именно он жил здесь, вы извлекли из комода. – Как же быть? Если мы заберем его штуки, он догадается про обыск. – Я их, безусловно, конфискую, – ответил Лыков. – Тут не штуки, а орудия убийства. В одной только Казани ими прикончили четырех человек. – Ну и ну… – удивился капитан. – В газетах ничего не писали. – В полицейских отчетах тоже. Но уж поверьте. – Значит, вы хотите установить на квартире засаду? – сообразил Шарпантье. – Мы можем помочь. У нас в вольнонаемной охранной команде есть подходящие люди. С боевым опытом, храбрые. – Нет, Лев Анемподистович, это дело полиции. Вязальщиков слишком опасен. При задержании все может случиться. Они продолжили обыск, но безрезультатно. В комнате отыскались прейскуранты Южно-Русского порохового завода, деловые телеграммы и письма. Видимо, Сайтани для маскировки действительно проворачивал иногда операции с охотничьим порохом. Переписку Лыков на всякий случай тоже забрал – вдруг это шифр для связи с сообщниками? Уже перед самым уходом ему попался номер газеты «Волжский листок». Ага! Сыщик начал смотреть газету на просвет, гладить бумагу пальцами и в конце концов нашел, что искал. В колонке объявлений о сдаче жилья внаем имелось одно, помеченное крохотным булавочным проколом. – Видите, Лев Анемподистович? Это обычный прием уголовных. Так-так… Сдается комната в доме номер тридцать пять на углу Московской и Посадской улиц. Вот наглец! Это же напротив Второй полицейской части. Он нарочно хочет поселиться поближе к тем, кто его ищет. Думает, никому в голову не придет посмотреть в окно. Теперь придет! Капитан с коллежским советником вернулись в дом командира завода. Алексей Николаевич разложил свои трофеи на столе у генерала. Тот стал крутить браслеты в руках и тут же порезался. – Черт, они как бритвы! Сыщик и ему продемонстрировал свою раненую руку. – Теперь поняли, что это за негоциант? Я помещу в дом Яхьина не менее четырех полицейских. От вас жду помощи с наблюдением за складами. – Поможем, – уверил его Лукницкий. – В сами склады мои люди заглянуть не могут, но жизнь-то идет своим чередом. Наши солдатики обмениваются с интендантским караулом табаком, чешут языком. У некоторых вполне дружеские, соседские отношения. Лев Анемподистович даст задание самым умным, пусть посмотрят внимательно. Генерал откашлялся и добавил: – А я, пожалуй, напишу частное письмо своим товарищам в артиллерийскую инспекцию. Мол, на складах у Карасса творится что-то неладное. Так и собирался поступить, пока вы не явились и не объяснили, что к чему… – Потом обвел собеседников строгим взглядом: – Надеюсь, никто не сочтет это за донос? Глава 18 Смерть Делекторского и последующие события Вечером Лыков предъявил свои трофеи полицмейстеру: – Вот те самые орудия преступления. Вырвали жало у змеи. – Ух ты! – Васильев начал изучать браслеты и тоже немедленно порезался. – Как он их надевает? – воскликнул он. – Лезвия складываются и в этом положении не опасны, – показал питерец. – А если нажать вот тут, снова ставятся на боевой взвод. Надворный советник обмакнул палец в рюмку с водкой, дезинфицируя рану. Потом выпил и крякнул: – Хороша! Думаете, он за ними придет? – Обязательно. Вызывайте Делекторского, эта задача как раз по нему. И еще троих, кто покрепче.