Питерец вернулся в управление, созвал полицмейстера с приставом и объявил им новости. Казанцы ужаснулись, но пытались не подавать виду. Алексей Иванович хорохорился, обещал усилить охрану, поставить на окна решетки. Но коллежский советник решительно сообщил, что съезжает. Вопрос был один: куда? Если эсеры взялись за командированного всерьез, то, где бы тот ни поселился, рискуют хозяева. Есть ли у сыщика право ставить их жизни под угрозу? Разумеется, нет. И где тогда жить? В чистом поле выстроить избушку и караулить ее день и ночь? – Надо прислониться к военным, – предложил Валентин Семенович. – У меня хорошие отношения с командующим Ветлужским батальоном. Казармы батальона в кремле, они круглосуточно охраняются. – Хорошая мысль, – одобрил Васильев. – Я готов обратиться к Кобеко, он не откажет. – Мне больше по душе пороховой завод, – сказал сыщик. – Генерал-майор Лукницкий тоже не откажет. На территории завода, я видел, много жилых домов для офицеров. Чай, найдется свободная комнатка. И там тоже охрана, получше, чем в резервном батальоне. – А в город будете прорываться по мосту через Казанку, – возразил пристав. – Тут-то вас и подловят. – Через Казанку четыре моста, – не согласился полицмейстер. – Можно постоянно менять маршрут. Ну, придется делать крюк, но зато безопаснее. А из кремля всего два выхода, вариантов меньше. Лыков слушал их спор, а у самого сосало под ложечкой. Уезжать от этих приветливых людей не хотелось, но ставить их под удар было нельзя. И спрятаться некуда. Он обязан вести дознание, мотаться по городу, встречаться с людьми. После гибели Делекторского питерца никто не охранял. Да и что он за птица такая? По всей империи люди в форме ежедневно на мушке, рискуют жизнью. Чем он лучше их? Городового на посту тоже никто не охраняет. И никто не ищет ему квартиру поближе к военным. Он сам по себе, за гроши обязан подставить грудь под пули. А убьют – семейство получит крохотную пенсию. Ну, сослуживцы чего-нибудь соберут единожды… Алексей Николаевич решил, что погодит пока вызывать в Казань Азвестопуло. Утром еще собирался, ведь дела требуют помощника, а Никита Никитич в земле лежит. И сыщик хотел уже дать соответствующую телеграмму, но теперь передумал. Сергей Манолович храбр и опытен, он весьма помог бы начальнику в дознании, которое сбилось с панталыку. Начиналось с поисков иконы, а вывернуло на разгром военных складов, покушение эсеров и загадочного горлореза с африканскими привычками. Но, учитывая открывшиеся обстоятельства, пусть лучше Азвестопуло сидит в столице… Разговор пора было заканчивать. Сыщик попросил Ловейко не пугать супругу угрозой покушения. Пусть думает, что квартирант съехал по другой причине. Завтра же он исчезнет и, скорее всего, поселится на пороховом заводе. Васильеву Алексей Николаевич предложил на одну ночь установить временный пост во дворе управления. Вряд ли бомбисты нападут сегодня, но береженого бог бережет. Полицейские уже собирались расходиться, как вдруг вдалеке раздался сильный взрыв. – Опять? – застыл полицмейстер. – Где бабахнуло? – Не на окружных складах? – испугался Лыков. – Скотина, я знал, что он постарается уничтожить следы! – Нет, это, кажется, в Суконной слободе, – предположил Валентин Семенович. – Здорово рвануло. Идемте скорее, огнеборцы сейчас туда помчатся, и мы с ними вместе. Действительно, снаружи уже слышались крики – это пожарные расчеты готовились к выезду. Полицейские выбежали во двор и узнали, что в Суконной слободе горит дом. Коляска полицмейстера присоединилась к пожарному поезду. Огонь удалось потушить быстро, и власти приступили к осмотру. Выяснилось, что в доме Паутина произошел сильный взрыв. Его жертвами стали четверо: трое мужчин и женщина. Трупы были сильно обезображены. Женщину, например, опознать оказалось совершенно невозможно. Доктор Онкель смог написать в заключении лишь одно: «Судя по остаткам уцелевшего на ней белья, принадлежала даже к разряду людей, достаточно обеспеченных». Еще указал, что женщине было около двадцати пяти лет. Для полицейских стало очевидным, что это боевики подорвались на собственной бомбе. Подобный случай уже был в Казани в апреле. Тогда ученик Промышленного училища Астафьев снаряжал адскую машину у себя на квартире и совершил самоподрыв. И вот второй раз… Выяснилось, что дом сняла семейная пара, приехавшая из Саратова. Мужчина предъявил паспорт на имя Константина Петровича Менькова, сына чиновника. Целью приезда указал намерение поступить на курсы счетоводства. Его жена Лидия Павловна вела хозяйство. Теперь вскрылся подлинный род их занятий. В доме были обнаружены лаборатория взрывчатых снарядов, множество оболочек для них, а также запасы нитро-бензина, цианистого калия и гремучей ртути. В сенях странным образом уцелели две полностью снаряженные бомбы. Одна, не иначе, была запасена для Лыкова. Удивительно, как только не сдетонировали! Вызванные офицеры-артиллеристы не решились их обезвреживать. На следующий день бомбы аккуратно перенесли в яму в саду Паутина и подорвали пироксилиновыми шашками. Тела погибших привезли в анатомический покой Александровской больницы. Туда явился Кобеко и узнал в одном из мужчин Михаила Зефирова. Это он три недели назад кинул заряд в пролетку вице-губернатора с крыльца городской думы. Жандармы усомнились: главаря боевиков ловили не первый год, вдруг это другое лицо? Вызвали его мать, вдову протоиерея города Корсунь Симбирской губернии, и она опознала сына… Лыков тщательно осмотрел тела остальных мужчин – нет ли среди них Янычара. По словам Аристовой, ее демонический любовник имел на левом предплечье свежий шрам. У обоих такого шрама не оказалось. И руки чистые… Васильев избежал гибели и все еще был на свободе. Однако сыщик почувствовал огромное облегчение. Боевики остались и без атамана, и без бомб! Вряд ли они быстро изготовят новые. Теперь можно не опасаться, что в окно с зелеными занавесками зашвырнут гремучую ртуть. И вообще, легче жить, когда знаешь, что на тебя не охотятся двое матерых убийц. Алексей Николаевич отозвал Ловейко и сказал ему: – Пожалуй, я погожу переезжать от вас. Тот широко улыбнулся и ответил: – То-то Анька обрадуется! У нее сегодня в планах жареный гусь. Тучи над головой питерца на какое-то время разредились. Можно обойтись без Азвестопуло, решил он окончательно. Пусть-ка поработают жандармы. Сыщик пришел на Большую Красную и предложил полковнику Калинину: – Надо запросить все почтовые конторы Казани, не получали ли они корреспонденцию до востребования на известные нам имена Вязальщикова. Тот глянул в бумажку: – Аксель Карлович фон Самсон-Гиммельстерн, Цеге Карлович фон Мантейфель и Мартин Карлович Свенх? – Да. Константин Иванович, погодите-ка. А почему они все Карловичи? – А черт его знает. – Может, это настоящее отчество человека, которого мы называем Вязальщиковым? Ведь его подлинное имя нам до сих пор неизвестно. – Может быть, – согласился жандарм. – Нам эта догадка ничего не дает. – Что вы нашли на Свенха? – Был такой. В адресной книге отмечено, что он приезжал в Казань два раза в июле и три раза в августе. После этого перестал. – Где останавливался? Жандарм опять посмотрел в бумажку: – В «Волжско-Камских номерах», под окнами управления полиции. – Тот же почерк. А как выглядел Мартин Карлович? – Мы допросили коридорных. Высокий, с длинными светло-рыжими волосами, в очках-консервах. – Кто-то заходил к нему? Поймите, Константин Иванович, он убил фельдфебеля лишь за то, что тот знал фамилию Свенх. Тут загадка. Коммивояжер как коммивояжер, но Струментов поплатился жизнью. Почему? Калинин пожал плечами и сменил тему: – Все двойники вашего фигуранта носят вычурные имена, обычно иностранные с приставкой «фон». Что, если просмотреть в адресном столе других подобных? Вдруг еще кого найдем? И свежего, который сейчас в городе. – Молодцом, Константин Иванович, – одобрил идею коллежский советник. – Я сам должен был догадаться. Полковник приободрился и сказал: – И не только приезжих. Вот есть, например, такой… – Он снова заглянул в справку: – Люпперсольский. Преподает в Родионовском институте географию. – Борис Андреевич? – усмехнулся сыщик. – Нет, этот настоящий. Он известный путешественник, действительный член Географического общества, постоянный корреспондент журналов. – Но фамилия… – Мало ли на свете заковыристых фамилий? Кроме того, он слишком молодой. Человек, которого мы ищем, участвовал в экспедиции Ашинова в тысяча восемьсот восемьдесят девятом году. С тех пор прошло семнадцать лет. А Борису Андреевичу примерно тридцать пять. Он что, семнадцатилетним махнул в Африку? – Вот тут у меня копия формуляра вашего путешественника, – упрямо продолжил жандарм. – В нем сказано, что Люпперсольскому сорок один год. – Неужели? – удивился питерец. – Хм. А на вид никак не скажешь. Но все равно Борис Андреевич не может быть Сайтани. Я сейчас докажу это. Помните, как тот попал в Россию? Тайком через Китай. И ему понадобились от Янковского чужие документы. Но у Люпперсольского же они были! И настоящие. Он вернулся бы домой безо всяких проблем, сдав свой заграничный паспорт в Одесской таможне. Зачем ему этот длинный крюк через Дальний Восток? На несколько лет, с пребыванием на каторге в должности писаря… – Не знаю, не знаю, – пробурчал жандарм. – Все это требует проверки. – Ну и проверьте. И потом, Константин Иванович, ваш подозреваемый помогал нашей военной разведке в Абиссинии. Полковник Артамонов это подтвердит, запросите его. Полковник записал фамилию и сказал упрямо: – Что будем делать? Предлагаю взять Люпперсольского в проследку. А то уж больно он смахивает на остальных «фонов». Постоянно куда-то уезжает, часть его жизни вообще не поддается проверке. Экспедиции в Африку на год-полтора. Шляется, где ему вздумается. Подозрительно! – Но ведь он не Карлович, – попытался отшутиться Лыков. Однако жандарм был непреклонен и приказал подчиненным взять географа под наблюдение. Алексей Николаевич решил не сидеть без дела и отправился в Адмиралтейскую слободу. До сих пор он не баловал ее своим вниманием. Но если уж смотреть почтовые конторы, то начинать надо со здешней. Хотя уже октябрь и скоро навигация встанет, торговля по Волге еще идет. Пристани в Устье и Бакалде работают в полную силу. Значит, и деловая корреспонденция в разгаре. Для Вязальщикова было бы естественно спрятать свои телеграммы в кипе чужих. Коллежский советник предъявил открытый лист начальнику Адмиралтейской почтово-телеграфной конторы. Это ведомство входило в МВД, поэтому вопросов у почтовика не возникло. Сыщику выдали копии всех отправлений за август и сентябрь: посылок, бандеролей, денежных пакетов, заказных писем, телеграмм… Он разбирал их до вечера и уже хотел уходить ни с чем. Но вдруг ему повезло. В начале августа поступила телеграмма на фамилию Свенх. Она была из города Коврова Владимирской губернии. Некий Северьян Першин сообщал, что предложенная цена высока, но он готов приехать и поторговаться. Вроде бы обычное дело. Но Лыкова насторожила фраза: «Главный вопрос: подлинный ли товар?» Как ее понимать? Про выделанные кожи или кули муки так не говорят. А про чудотворный образ? Алексей Николаевич вернулся на Воскресенскую и с полицейского телеграфа отбил экспресс Азвестопуло. Пусть срочно мчится в Ковров и выясняет, кто такой Першин. Что судачат о нем в городе? И не интересуется ли он случайно старинными иконами? Отбив телеграмму, сыщик кое-что припомнил. Его конкурент ротмистр Прогнаевский навещал Ковров! Как же он забыл об этом? Уж не Северьяна ли искал жандарм? Он вполне мог, идя своими путями, выйти на ту же фигуру, что и Лыков. Делать нечего, пришлось снова посетить ГЖУ. Полковник Калинин, увидав сыщика второй раз за день, удивился: – Что случилось, Алексей Николаевич? Еще мысли в голову пришли? – Константин Иванович, а где ваш временный помощник Прогнаевский? Давно он у меня под ногами не путался. – Да опять куда-то укатил. Может, пассию какую завел? Ха-ха… – А он не в Ковров подался? Калинин внимательно посмотрел на сыщика и ответил: – Алексей Николаевич, вы ведь с ним прямые соперники. Как же я выдам вам его тайну, если мы с Михаилом Васильевичем носим один мундир? И питерец ушел ни с чем. Но теперь он хотя бы знал, что Прогнаевский действительно о чем-то пронюхал, и следы ведут к Северьяну Першину. Коллежский советник послал своему помощнику еще одну телеграмму, на этот раз зашифрованную. В ней он предупреждал Азвестопуло о наличии у него в городе соперника. И велел действовать осторожно. Прошло несколько дней. Лыков курсировал между жандармами, полицией и пороховым заводом. Голубые мундиры развили лихорадочную деятельность. Они накрыли подпольную типографию в доме Сметанина на Засыпкиной улице. Внутри обнаружили лоскут бумаги с планом местности у Фуксового сада. Именно там находилась квартира начальника казанского отделения Московского жандармско-полицейского управления железных дорог подполковника Ахматова. А на столе валялся отчет о расходах на сумму три тысячи шестьсот рублей с пометками «Янычару» и «Лидии Павловне на орган». На квартире устроили засаду, в которую угодили несколько студентов университета. У одного в кармане нашли еще один план. Там было изображено место возле Лядского сада, по которому ежедневно проезжал на службу и обратно вице-губернатор Кобеко. Взрыв бомбы, гибель атамана и арест типографии обескровили казанскую ячейку эсеров. Кто уцелел, забился в щель; многие уехали прочь из города. Полковник Калинин торжествовал. Полицмейстер тоже радовался, что в Казани стало спокойнее. Его люди здорово отличились. Сначала в облаве поймали крупного вора-рецидивиста по клике Козонок. А потом в Бутырке арестовали банду Кости Козыря из пяти головорезов. Все эти дела не касались дознания Лыкова. Сыщик скучал и ждал новостей из Коврова. Наконец Азвестопуло прислал шифрованное донесение. В нем он сообщал, что Першин богач, старообрядец и коллекционер старинных книг и икон! Но это было еще не самое главное. Коллежский секретарь писал, что купец направился в Казань и будет в городе завтра в полдень. Азвестопуло едет в одном с ним поезде. Алексей Николаевич оживился. Неужели развязка близка? Ему уже надоела его командировка. Хотелось домой, посмотреть на осеннюю невскую волну, пройтись тихими аллеями Павловского парка… И Ольгу повидать. А вместо этого он застрял в шумном городе, в котором до сих пор нет канализации, зато много неразгаданных тайн. Лыков выпросил у генерала Лукницкого пролетку и ждал в ней появления ковровца. С рязанского поезда сошло человек сто. Который из них Першин? И где Сергей? Сыщик стал высматривать в толпе своего помощника, но вместо него увидел ротмистра Прогнаевского. Тот семенил с корзиной в руках. Жандарм был одет в простонародный костюм, сидевший на нем весьма ненатурально. А плохо приклеенная борода чуть не болталась. Жандарм наступал на пятки толстяку в дорогой тройке и с саквояжем. Приезжий сел в экипаж, а ротмистр заарендовал следующий. Но неожиданно к нему подскочили два оборванца и схватили корзину: