– Дядя, а тама у тебя чё? – Пошли прочь, пивогрызы! – закричал ряженый. – Глянь-кось, а у него борода подвешена, – громко, на всю биржу сказал один хулиган другому. – Не иначе, сыщик. Народ заинтересовался и начал собираться у пролетки. Толстяк – это явно был Першин – оглянулся и велел извозчику ехать и побыстрее. Где же помощник? Лыков не успел рассердиться, как из-за его спины выскочил Сергей. Сел к начальнику и сказал вознице вполголоса: – Вон за той коляской. И держись за сто саженей. Возница был отставной ефрейтор Акбашев из команды Шарпантье. Он посмотрел на незнакомца, оглянулся на Лыкова. Тот сказал: – Михей Власович, познакомься с этим нахалом. Азвестопуло его зовут. Ефрейтор кивнул и молча ждал команды от питерца. – Делай, как он сказал. Пролетка тронулась. Но только они свернули на Варламскую улицу, как сзади в них врезалась линейка. Заржали лошади, раздалась ругань. Коллежский советник от сильного удара вылетел на мостовую и ушиб плечо. Азвестопуло сиганул через облучок, ловко приземлился на ноги и побежал следом за Першиным. Через несколько минут, запыхавшись, он вернулся и сказал начальнику: – Не догнал. Вы как? – Жить буду. Ловко они нас… Коллежский советник поднял всю полицию. Виновника происшествия изучили насквозь, разве что не просветили лучами Рентгена. Искали его связь с Вязальщиковым, но ничего не нашли. Возница божился, что врезался случайно. Ковровский купец как сквозь землю провалился: он не остановился ни в одной гостинице, нигде не зарегистрировался. Вечером Лыков с Азвестопуло сидели в номере «Казанского подворья». Сергей рассказывал, что он узнал в Коврове. Оказалось, что род купцов Першиных там является одним из самых видных. Богатые торговцы с середины девятнадцатого века заселили целый квартал на берегу Клязьмы. Першины принадлежали к Спасову согласию, это одна из разновидностей беспоповцев. Другое их название – нетовщина. Спасовцы отличаются высочайшей конспирацией, об их порядках никто ничего толком не знает. Сейчас, после принятия закона о веротерпимости, они начали открытую деятельность: строят моленные дома, дискутируют с синодальной церковью. А раньше, в период гонений, все было в подполье. В середине прошлого века, когда Першины еще официально не ушли в раскол, один из них, Николай Дмитриевич, стал городским головой. Через двадцать лет его племянник Николай Андреевич тоже был избран на эту должность, но власти его не утвердили. Третий Першин, Федор Андреевич, являлся директором Ковровского общественного банка. Купцы содержали на свой счет общественную богадельню, моленные дома, два скита – женский и мужской, а еще собрали огромную библиотеку редких книг. Николай Андреевич, несостоявшийся голова, вместе с начетчиком Аввакумом Комиссаровым создали двадцать лет назад новоспасское течение «большого начала». Сильно его при этом реформировали, но подробности властям до сих пор неизвестны. Сейчас многочисленный род Першиных ведет хлебную, мучную и дровяную торговлю с большими оборотами. У них собственный флот, который возит грузы по Клязьме, Оке, Волге и Каме. Квартал, занимаемый ими в городе, окружен высоким забором, охраняется сторожами с собаками, посторонним туда хода нет. Все обитатели, все караульщики – рьяные спасовцы. Северьян Першин отличается от остальной родни тем, что коллекционирует раскольничьи книги и старинные иконы. Его собрание строго засекречено. Если он заполучит себе образ Казанской Божьей Матери, пиши пропало. Полиция никогда об этом не узнает, а если даже кто его там увидит, никому не скажет… – Что же делать? – спросил Азвестопуло, закончив свой рассказ. – Не знаю, – честно ответил Лыков. – Возможно, именно сейчас они с Сайтани ударяют по рукам. Кроме этого, злодея в городе ничего не держит, он скроется под очередным вымышленным именем. – Но не привез же ему Першин миллион в саквояже! – Почему бы нет? У них, староверов, так заведено, уж я-то знаю. В семьдесят девятом году на Нижегородской ярмарке за пятьсот тысяч продавали рукопись протопопа Аввакума. Его духовное завещание. Столько народу тогда погибло…[53] Все делалось тайно, за наличные деньги. – Эх, – вздохнул Сергей, – упустили. А еще вот что я забыл сказать. Один из аксакалов рода Першиных, Александр Андреевич, со всеми сыновьями собирается переехать из Коврова. – Куда и зачем? – В село какое-то, забыл название. В Ставропольском уезде Самарской губернии. Зачем – никто не знает. Может, икона у них? Следы заметают? – Вряд ли, – усомнился коллежский советник. – Заметать лучше в родном городе, где заборы высокие, собаки злые, а полиция давно куплена. Нет, тут что-то религиозное. Они начали спорить, как вдруг пришел Тутышкин. Он спросил: – Алексей Николаевич, а как вашего купца зовут? – Северьян Дмитриевич Першин. – Первой гильдии, из Коврова? – Да. А вы почему спрашиваете, Василий Ильич? – А он через час на пароходе уплывает. – Как? Куда? – вскочили сыщики. – В Нижний Новгород. Пароход называется «Жар-птица», отходит от пристани наследниц Курбатова. Это мне кум сообщил, он билетер на кассах, а сам бывший ковровский житель и Першина знает в лицо. Сыщики полетели в Устье. Они вбежали по сходне, и Лыков приказал капитану: – Без моего разрешения не отчаливать! Тот хотел возразить, но увидел полицейский билет и откозырял: – Слушаюсь! – Пусть нас проведут в каюту первого класса, где едет купец из Коврова. – Старший помощник, ко мне! Подошел вразвалку красномордый детина, от которого разило водкой. – Чего? – Проводи господ полицейских до первого классу. – Айда за мной, – небрежно бросил детина и двинулся на верхнюю палубу. Привел сыщиков в короткий чистенький коридор и спросил: – Кого вам надо? – Першина. – Это вот сюда. Старший помощник хотел постучать, но Лыков перехватил его руку и удержал. – Дальше мы сами. А ты ступай, закуси чем-нибудь, а то корабль потопишь, не дай Бог. Красномордый хотел обидеться, но посмотрел на Лыкова и быстро удалился. Коллежский советник попробовал дверь – заперта изнутри. Он был весь на нервах. Неужели икона в каюте? И он сейчас возьмет ее в руки? Сыщики постучали. Пассажир открыл, не спрашивая, кто там. Алексей Николаевич оттер его плечом, полицейские быстро вошли и закрыли за собой дверь. – В чем дело? – удивился Першин. – Полиция. Предъявите вещи к досмотру. – Какой досмотр! Вы с ума сошли, что ли? Вы хоть знаете, кто я? – Першин Северьян Дмитриевич, похититель иконы Казанской Божьей Матери. – Что-о-о? Да я… – Молчать!!! – рявкнул коллежский советник. – Открыть чемодан, самому отойти к окну. – На каком основании? Кто вы такие? Я не позволю! Я… – Сергей Манолович, обеспечьте выполнение моего распоряжения, – бросил через плечо Лыков. Азвестопуло вышел из-за его спины и за рукав оттащил купца в сторону. – Да кто вы? Грек дурашливо ответил: – Так что это есть полицейский генерал Вырвигласс. А я, стало быть, полковник Держивморду. Надо бы на чаек с вашей милости. – Министру, министру прямо сейчас дам телеграмму! – Лучше сразу Его Величеству, – посоветовал Лыков, открывая чемодан. На кровать полетели носовые платки, подштанники, торговые прейскуранты. Иконы внутри не оказалось. – Еще вещи есть? – спросил Алексей Николаевич. – Пошел к черту, сатрап! Мы с тобой будем у прокурора разговаривать, завтра же! – ответил купец. «Что-то он подозрительно спокоен, – подумал Лыков, – как будто ждал нас…» Азвестопуло ногой пододвинул к начальнику стоящую на полу корзину. Першин хотел помешать, но грек его не пустил. Лыков выпотрошил корзину. Внутри лежали жареная курица и пироги. – Подержи его как следует, – приказал он помощнику и обыскал ковровца. Пусто.