Сыщики тщательно обшарили всю каюту, заглянули в нужник, под матрас, на багажные полки. Чудотворного образа нигде не было. – Что, опять не договорились по цене? – зло спросил коллежский советник. Но Першин лишь твердил: – У прокурора, у прокурора. Полицейские удалились ни с чем. Они сбежали с трапа, и пароход сразу же начал выбирать якорь. На пристани питерцы лоб в лоб столкнулись с ротмистром Прогнаевским. Тот подошел к Лыкову и сказал, пылая гневом: – Объясните, для чего вы подослали ко мне своих людей, наряженных хулиганами? – Вы в своем уме? – холодно осведомился сыщик. – Я-то в своем. Но вы, как вы могли? – Ротмистр. Научитесь сначала клеить бороду как полагается. За версту видно, что она у вас фальшивая. А что касается хулиганов… Алексей Николаевич хмуро потер ушибленное плечо. – Нас самих подловили на повороте. Врезались сзади на линейке, я чуть шею себе не сломал. Осведомитесь у полицмейстера, если не верите. Без сомнения, Першина встречали. И отсекли все хвосты. – Он там, на пароходе? – недоверчиво спросил жандарм. – Там, и он пустой. – Смотрите, Лыков, если соврали, я все доложу Ее Величеству. Сыщик разозлился: – У вас что, прямой провод к ней? Идите к черту! Прогнаевский состроил оскорбленную физиономию, повернулся и пошел на биржу извозчиков. Глава 19 Конец меломбуки Питерцы сидели у Васильева и выпивали. Лыков учил казанцев закусывать коньяк хурмой. Эту полезную привычку он перенял у Благово и теперь множил адептов, где только мог. Полицейские уже обговорили все, что имело смысл обсуждать. Дознание снова зашло в тупик. Жандармы ищут по всем направлениям, включая Кавказ и Одессу. Возможно, они кого-то поймают. Но это будут люди из дальнего окружения Вязальщикова, они не помогут найти главного злодея. Линия с иконой не касается никого, кроме Лыкова и еще вот ротмистра Прогнаевского. Купец Першин встретился с обладателем иконы, это очевидно. Сайтани удалось сорвать слежку за своим гостем. Но получилось ли у него продать образ? Миллион в чемодане – это, пожалуй, чересчур. Если бы Северьян взял с собой крепкого парня в сопровождающие, а лучше двух, в миллион можно было бы поверить. А в одиночку везти такую сумму слишком рискованно. Скорее всего, Сайтани показал образ возможному покупателю, чтобы тот убедился в его подлинности. И Першин поехал домой готовить сделку. Времени у сыщиков теперь в обрез. Полицейские выпили еще по рюмке, и Ловейко стал острить насчет своего квартиранта: – Никогда еще мы не столовались так хорошо, теперь трудно будет отвыкать. Анька избаловалась вконец. Разве что… Тут в дверь постучали, и вошел жандармский унтер-офицер: – Здравия желаю! У меня поручение до его высокоблагородия коллежского советника Лыкова. – Это я, – поднялся сыщик. – Его высокоблагородие полковник Калинин просят вас срочно прибыть к нему. – Калинин? Сейчас же еду. – Дрожки у подъезда. – Подождите меня внизу, я скоро спущусь. Унтер-офицер откозырял и вышел. Казанцы сразу загалдели: – Зачем вам туда ехать? С вашим открытым письмом он сам должен был явиться! Эти жандармы – большие наглецы… – Господа, успокойтесь. – Лыков примирительно воздел руки. – Я не гордый. А главное, уперся в стену. Вдруг в ГЖУ отыскали новый след? Сергей Манолович, вы едете со мной. Когда питерцы уже выходили из кабинета, Алексея Николаевича окликнул полицмейстер: – Совсем забыл. Тут письмо из Семипалатинска. Пришло по адресу управления на ваше имя. – Из Семипалатинска? – удивился коллежский советник. Но его помощник сразу сообразил: – Это от Янковского, не иначе. Лыков сунул конверт в карман. Они сели в дрожки и поехали на Большую Красную. Читать письмо в присутствии жандарма было неудобно, и питерец отложил это на потом. Когда сыщики явились к начальнику ГЖУ, Лыков первым делом представил ему своего помощника. Калинин весь сиял, его распирала гордость. – Азвестопуло? – переспросил он. – Не вы ли назвались купцу первой гильдии Першину полковником Держивморду? – Я. – Смешно. Только боюсь, что с такими шутками дослужиться до высоких чинов вам будет трудно. Грек пожал плечами, не найдя, что ответить. Калинин же потерял к нему всякий интерес и после этого обращался исключительно к Лыкову. – Алексей Николаевич, присядем. У меня для вас новость. – Но откуда вы узнали про Держивморду? – Прочитал в телеграмме Першина. Он остановил пароход, сбегал на берег, отбил депешу Столыпину, и лишь после этого все поплыли. – Вот купцы распоясались… Они сели, и жандарм сообщил: – Мы проследили за Люпперсольским, как и собирались. – И что? – Это он встречался вчера с Першиным. Сыщик с полминуты обдумывал услышанное, потом возразил: – Не может быть. – Чего? Того, что встречался? Уверяю вас, это факт. – Нет. Люпперсольский не может быть Вязальщиковым. Я же вам объяснял. Он не подходит по биографии. – В чем именно? – развеселился полковник. – Люпперсольский служит в Родионовском институте с девятьсот третьего года. В это время Вязальщиков еще был в Забайкалье, его видел там каторжник Оберюхтин. Тот устроил «ивану» побег в девятьсот четвертом и сам вскоре следом за ним перебрался в Казань. Жандарм протянул собеседнику бумаги и сказал: – А вы посмотрите вот это. Оригинал формуляра вашего географа. Раньше я запрашивал его и получил копию. А когда узнал про встречу с купцом, забрал оригинал. Ничего не замечаете? Лыков развернул формуляр, извлек из кармана складную лупу и стал изучать документ. – Год подтерт, – быстро заметил он. – Именно. На самом деле Борис Андреевич, или как там его, поступил в институт позже. И вполне мог быть в девятьсот четвертом году в Забайкалье. – Но ведь директриса Родионовского института не могла соврать! Все же вдова шталмейстера! – Еще как могла, – ответил полковник. – Эта старая шлюха без ума от красавца географа. И она пошла на подлог, чтобы заштопать прорехи в его биографии. Сайтани, Вязальщиков и Люпперсольский – одно лицо. – Пусть Борис Андреевич появился в институте на год раньше, чем утверждал, – согласился Алексей Николаевич. – Ну и что с того? Сайтани, как это установлено, попал в Абиссинию в тысяча восемьсот восемьдесят девятом году, бежав из отряда Ашинова. Тогда он носил вымышленную фамилию Иванов. Никому не известная личность якобы с польско-литовскими корнями. А в тысяча восемьсот девяносто пятом в экспедиции поручика Леонтьева принимал участие Люпперсольский. Известный путешественник, действительный член Русского географического общества. Как так? Вы хотите сказать, что это один и тот же человек? Разве можно за пять лет из никого, из беглеца превратиться в публичную фигуру такого масштаба? – А вы дальше читайте формуляр, – продолжил напирать Калинин. – В начале, например. Люпперсольский закончил Томский императорский университет. Экстерном. Понимаете, о чем я? – Понимаю, Константин Иванович. Это значит, что он мог там и не учиться. Свидетелей, которые бы сидели с ним в одной аудитории пять лет, не существует.