– Верно. А дальше? За годы с тысяча восемьсот девяносто пятого по тысяча девятьсот третий тоже подчистки. Два путешествия в Африку указаны, а что он делал в перерывах – нет. Якобы писал научные труды и обрабатывал коллекции. Одни недомолвки, отъезды и приезды, размытые даты. С более ранними посещениями Африки, еще до миссии Леонтьева, тоже сплошь белые пятна. Лишь статьи в журнальчиках. Так и сделал он из себя собственными руками, как вы сказали, публичную фигуру. С большими лакунами, но на них почему-то никто не обращал внимания. А сам жулик! – Константин Иванович, но ведь это только догадки. А где факты? Вы говорили о Люпперсольском с разведчиками? Я советовал обратиться к полковнику Артамонову. Калинин с торжествующим видом извлек из папки новый лист: – Давайте о разведчиках. Вот запись разговора с начальником Двадцать второй пехотной дивизии генерал-майором Артамоновым. Тем самым. Ротмистру Трескину для этого пришлось съездить в Новгород. Генерал много интересного сообщил об вашем путешественнике… Теперь ясно, почему ему пришлось тогда бежать и возвращаться в Россию через Китай по чужим документам. – Не может быть… – растерялся сыщик. – Почему же? – Артамонов, тогда еще полковник, был придан миссии действительного статского советника Власова как военный специалист. Шел, напомню, девяносто седьмой год. Русская официальная миссия прибыла в Абиссинию впервые, дипломатические отношения между двумя государствами только-только налаживались. А негус Менелик воевал сразу на нескольких фронтах. И тут разразился Фашодский кризис. Помните такой? Лыков кивнул. Шумное было дело, наверняка войдет в историю. Англичане прибрали к рукам Египет и начали экспансию вниз по Нилу к Судану. Войска лорда Китченера разгромили в битве при Омдурмане суданских дервишей. И вдруг в местечке Фашода на берегу Верхнего Нила обнаружили французские войска. Крохотный отряд, всего сто двадцать штыков. Но сам факт возмутил британцев. Англия не раз заявляла, что не допустит утверждения на Ниле никакой другой европейской державы. Появление французов она сочла нарушением своих прав и потребовала объяснений. Лягушатники сначала ершились и уходить не хотели. Отношения обострились до крайности. Англия пригрозила, что развяжет войну, если Фашода не будет освобождена. И французы сдались, увели свой отряд, что вызвало в стране бурю негодования. Едва-едва две великие державы не сцепились между собой из-за колониального спора. – При чем тут Артамонов и Люпперсольский? – недоуменно спросил Алексей Николаевич. – Они мелкие фигуры для такой большой политики. – Сейчас объясню, – ответил жандарм. – Артамонов все изложил, тут его подпись. Дело в том, что он едва не угодил в этот самый кризис. Войска негуса вышли походом к Белому Нилу. А именно колонна дадьязмача Тасамы. Это по-ихнему полководец… С войсками двигались пара французов и наш полковник при двух казаках конвоя. Бравые ребята Тасамы разогнали дикие местные племена, которые никому не подчинялись, и оказались на берегу. И поделили реку. Правый берег взяли себе, объявив его абиссинским. А левый подарили французам. Артамонов лично переправился через Нил, будто бы даже вплавь! И установил на том берегу французский флаг. – Для чего он это сделал? – не понял сыщик. – С какой стати русский полковник поднимает в Африке французский флаг? – Того требовали в тот момент дипломатические интересы, – пояснил жандарм. – Абиссинцы опасались вторжения британцев. И спешили закрепить за собой северную границу по Белому Нилу. Французы, которые не собирались нападать на негуса, казались тому подходящими соседями. Эдаким буфером между ним и англичанами. А у Петербурга с Парижем уже имелся союзный договор. Можно сообразить на троих… И Менелик по совету Артамонова уступил левый берег Франции. Что самое удивительное, англичане съели это. Они согласились с новой границей Абиссинии и не оспорили действия русского советника. Фашодский кризис едва не привел к большой войне, вот британцы и не решились идти на скандал второй раз. Артамонов приобрел в русской армии кличку Нильский крокодил, которой законно гордится. Менелик дал ему свой орден, французы – свой. В марте девяносто девятого года Крокодила принял государь, вместе с обоими казаками, кстати. Станичникам вручили аннинские медали, полковнику – Владимирский крест третьей степени. Так вот… – Калинин поднял на собеседника хитрые глаза: – Уже подбираемся к вашему путешественнику, Алексей Николаевич. Артамонов пробыл в походе к Нилу несколько месяцев. Потерялся для начальства. И военный министр Куропаткин послал на его поиски поручика Арнольди. По счастью, поручик встретил исчезнувшего героя на полпути к столице. Они вместе вернулись в Аддис-Абебу и выяснили, что англичане откуда-то знают все подробности приключений Артамонова. Содержание его рапортов, разговоры с негусом. Вплоть до деталей! – Предатель? – Да. Изменник в русской миссии. Который сообщал лорду Китченеру обо всех дипломатических секретах русско-абиссинских отношений. – И кто был этот человек? – Выяснить не удалось. В Аддис-Абебе тогда болталось множество русских. Персонал госпиталя, наша дипломатическая миссия, духовная, торговцы, военные… В числе прочих, как сказал Артамонов, подозревали и Люпперсольского. Очень сильно подозревали! Но допросить не успели. Он поспешил отправиться в путешествие в глубь Африки. – Где и попал в плен к племени туркана, – вспомнил сыщик. – Ну, это он вам сочинил сказку про плен. А чем в действительности занимался, мы не знаем. И вот, Алексей Николаевич, думаю я, что дело было так… Калинин отложил бумаги, откинулся на спинку стула и устало потер лоб. – Дело было так, – повторил он. – Люпперсольский понял, что попал под подозрение. И счел за лучшее исчезнуть. Надолго, в дебрях, чтобы о нем забыли. И объявился спустя год на Дальнем Востоке под чужим именем. – А как же он снова стал Борисом Андреевичем? – Да просто все, – махнул рукой полковник. – Вы знаете, что заграничные паспорта в России одноразовые. Их отбирают на таможне при возвращении. Так вот, я выяснил, что паспорт Люпперсольского сдан не был. То есть он попал в страну другим путем. Через Китай! Считайте сами. Ваш приятель исчез в Африке в начале девяносто девятого. У Янковского появился в девятисотом. Через год навестил Петербург и Москву, напомнил о себе в Географическом обществе, статейки в журналах тиснул. Но задержаться в столицах побоялся – вдруг вспомнят в Военном министерстве о своих подозрениях? И вернулся в Забайкалье. Поступил в канцелярию Алгачской каторжной тюрьмы в девятьсот втором году, а исчез оттуда в девятьсот четвертом. После того, как подобрал Оберюхтина для кражи и нашел покупателя на икону… Мы запросили Читу, но они могли сообщить нам лишь самые общие сведения, все документы негодяй сжег, перед тем как сбежать. Дальше вы знаете. Осел в Казани, где обаял старуху Казем-Бек и уговорил ее подделать формуляр – на всякий случай, чтобы сбить всех со следа. С вами это удалось ему вполне. Ну, Алексей Николаевич, убедил я наконец? Люпперсольский и есть оборотень, гроза тигров и хунхузов. – Ой! Вовремя напомнили. – Алексей Николаевич полез в карман. – Я как раз получил письмо от Янковского. Он вскрыл конверт, развернул письмо и прочитал вслух: – «Не уверен, что это вам поможет, но вы просили меня сообщить приметы Сайтани. Я в личной беседе запамятовал, вот теперь вспомнил. Перед тем как засмеяться, Сайтани всегда облизывает губы». Он! Лыков вскочил, словно собрался куда-то бежать. – Сядьте, Алексей Николаевич, – успокоил его жандарм. – Ваш подозреваемый находится под мои наблюдением. Сейчас он обедает в столовой института, вечером собирается посетить заседание Общества археологии, истории и этнографии, где у него доклад. Теперь Люпперсольский никуда не денется. – Вы не понимаете, Константин Иванович, насколько это опасный человек! – Меломбуки? Слышал, слышал. Мои волкодавы скрутят его в два счета. – Надо арестовать его, – настойчиво продолжил Лыков. – Срочно, немедленно. – Да ради бога, – усмехнулся полковник. – Но с одним условием. – С каким? – В аресте будут участвовать мои люди. И вы укажете мою роль в этом деле, когда станете писать рапорт министру. – Разумеется, как же иначе? – удивился питерец. – Ведь именно от вас я получил важнейшие улики! Еще спорил, что Люпперсольский вне подозрений… – Вот и не забывайте об этом. – Едем в Родионовский институт прямо сейчас, – нетерпеливо попросил Лыков. – Собирайте ваших людей. Это кто, Прогнаевский? Лицо полковника приобрело брезгливое выражение. – Вот уж нет. Вы знаете, что он написал Макарову донос на вас? А копию дерзко послал императрице. И меня, стервец, не обошел вниманием. Изгадил в письме на имя Таубе. Макаров был товарищем министра внутренних дел. В условиях загруженности Столыпина по должности премьер-министра он фактически управлял министерством. А генерал-майор барон Таубе являлся новым командиром Отдельного корпуса жандармов. – Федор Таубе? – усмехнулся сыщик. – Вы будете смеяться, но двадцать лет назад я отговаривал его идти в жандармы. А он не послушал и вот, сделал карьеру. – Вы знакомы с командиром? – удивился Калинин. – Вполне близко, – заверил его Лыков. – Он родственник другого Таубе, тоже генерал-майора, бывшего начальника военной разведки. И моего хорошего друга. Полковник чуть не выгнулся дугой перед сыщиком: – Очень хорошая новость! А то, знаете, новая метла… Не угадаешь, чего ждать. Теперь при случае могу ли я рассчитывать на ваше заступничество? – Константин Иванович, вы ведь знаете, что я не интриган, – укоризненно ответил сыщик. – Насчет заступничества не ко мне, тут нужны силы посерьезнее моей скромной персоны. Но в рапорте все будет по-честному. И при случае всегда скажу правду, что без вас мое дознание стояло бы в тупике. – Вот и славно. Начались сборы арестной команды. Сергею пришлось ехать в номера за «маузером». Лыков нервничал и торопил его: – Чего валандаешься, как в Одессе? – При чем тут Одесса? – Это я к слову, надо же что-то сказать. – Алексей Николаевич, возьмем мы его, у меня предчувствие. – А если упустим? Но предчувствие не обмануло храброго грека. Все получилось в лучшем виде. В институт приехало аж семь человек: Лыков с Азвестопуло, помощник начальника ГЖУ подполковник Тихобразов, ротмистр Трескин и три крепких молчуна. Молчуны все и проделали. Они вызвали Люпперсольского из квартиры якобы к директрисе и схватили. Тот ничего не смог сделать в их руках, хотя и вырывался. Преступника, закованного в наручники, привезли в жандармское управление. Здесь Лыков снял с него первый допрос. От хозяев на нем присутствовал Трескин, но в роли слушателя. – Как ваше настоящее имя? – спросил первым делом сыщик. – А в формуляре все написано, – ответил арестованный. Он был мрачен, но не испуган. Сильный характер, такого непросто будет расколоть. – Мы вызовем сюда Янковского с сыновьями, и они уличат вас как Сайтани. – Не понимаю, о ком вы говорите. – Тогда начну с главного вопроса: где икона? – Загадка на загадке… Вы, господин Лыков, сначала показались мне порядочным. Автограф просили, все такое… А выходит, что вы мерзавец. Впрочем, чего еще ждать от человека, который служит в полиции? Допрос ничего не дал сыщику. Люпперсольский не признавал вины ни в одном из преступлений. Действительно, перечень их звучал фантастически. Ряд убийств совершен на Янковском полуострове в Уссурийском крае в 1900 году. Затем убийство казака в Алгачской тюрьме в 1904-м, бегство в Казань, создание банды из каторжников, ликвидация двух местных заправил преступного мира… Организация похищения иконы Казанской Божьей Матери. Кражи оружия и боеприпасов с окружных складов. И многочисленные убийства после приезда Лыкова, когда главарь начал заметать следы. Завершил этот перечень коллежский советник следующим пассажем: – Одно из злодейств мне точно не удастся доказать. – Это какое же? – впервые проявил интерес Люпперсольский. – Убийство вами коллежского асессора Львова-Левшина. Для меня очевидно, что именно вы похитили сто тысяч франков золотом из дипломатических сумм. И чтобы подставить вместо себя другого человека, зарезали Левшина, а труп спрятали. Паспорт же потом предъявили русским властям – якобы отыскали его в Оране. – Ну и ну! Вам бы приключенческие романы писать. Что же это я, имея на руках такую сумму, не положил ее в банк, не сделался рантье? А с риском для жизни прошел всю Африку, попал в плен к дикарям, вывез этнографические коллекции? – Не знаю, – ответил коллежский советник. – А вы правды не скажете. Думаю, или спустили все краденое золото в казино, или сделались жертвой более ловкого мошенника. Вам, господин Сайтани, неоднократно приплывали в руки большие деньги. У старика Янковского вы украли лучшие корни женьшеня. Отблагодарили за то, что он помог вам вернуться в Россию. На каторге, скупая золотой песок и самородки, скопили больше ста тысяч. Но вам было мало, вам требовался миллион. И тогда вы отобрали из арестантов Алгачской тюрьмы каторжника Оберюхтина. Потому что он казанский уроженец. И устроили ему побег с дальним прицелом. – И вы беретесь доказать всю эту чушь? – съязвил арестант. – А то как же! Показания самого Оберюхтина у меня есть, он успел их дать до того, как был убит. А предъявить ваши карточки кадру Алгачской тюрьмы нетрудно. Опознают, как пить дать. Не так много времени прошло. – И что дальше? Меня обвинят в убийстве казака? Смешно.