– До меня дошли слухи, которые меня действительно встревожили. Альтрес сам обратился в слух. Такими словами старый граф не бросался никогда. – Я даже не знаю, как лучше начать… третья жена его величества родила ему четверых дочерей. Марию, Джейн… – Кати и Лиззи. Потом получила развод и уехала. – Беременной. Пятым ребенком. Альтрес замотал головой так, что едва вино из кубка не расплескал. Вот уж странная сплетня. – Нет. Гард никогда бы не поступил так, будь она беременна, я сам лично к ней повитух приводил, четырех… – Тем не менее. Беременной пятым ребенком, мальчиком, а потом ей удалось бежать, и она родила малыша. Так что есть у Гардвейга законный старший сын. – Невозможно. Корвус вздохнул. – А откуда сплетня? Альтрес задумался. И был вынужден признать очевидное. – Я таких не слышал. – Тем не менее. Я сам не придумываю. Есть даже баллада о несчастной королеве Алли, которую предали, но сын обязательно отомстит за мать. – Да не была она беременна… – Альтрес махнул рукой, а потом насторожился. Имя… царапнуло. Сильно царапнуло. – Алли? Именно так, королева Алли? – Да. Что-то не так, Альтрес? Это верно. Не так. – Полное ее имя было Альбита, Гард звал ее Бетти, а она сердилась, просила называть ее Алли. Об этом мало кто знал. – Я уж точно знать не мог. Альтрес вздохнул, зарылся пальцами в волосы. – Это не может быть ребенок Гардвейга. Корвус пожал плечами. – Это младенца можно различить доношенного или недоношенного. А мальчишку? Пусть ему десять лет, а ему скажут – десять с половиной? Он может быть крупнее или мельче, а уж подделать записи в храмовных книгах, и вообще – делать нечего. Альтрес скрипнул зубами. Спорить с этими постулатами было сложно. – Да. Это возможно. Но я же сам… – Лично видел тело? – прищурился Корвус. – Скажи честно, видел? – Н-нет… – выдавил Альтрес. Не до того ему было, поручил своим людям, а уж кто там, как там… убили – и ладно. – Она сейчас где похоронена? – продолжал червяком в яблоко въедаться в мятущуюся душу шута голос графа. – Да неважно. Монастырь я знаю, но что там по телу поймешь? За столько-то лет там все черты поменялись, тело истлело, – отмахнулся Альтрес. – Корвус, откуда вы это услышали? – Я не стал задерживать парня. Он клялся, что перенял балладу у другого менестреля, так что я дал ему пару монет и отпустил с миром. А еще он говорит, что Гардвейг в глаза народа – чудовище. Которое не имеет сердца, которое убивает женщин, как хозяин замка из детской сказки, которого даже Альдонай лишил своего благословения. Понимаешь, куда ветер дует? Альтрес кивнул. Ну да. Собака лает, ветер носит. Но такие слухи стараются не распускать, его величество отродясь голубиной кротостью не страдал. За такое и повесить могут, на просушку. С другой стороны… – О Гардвейге никогда не говорили хорошо. – Но в последний месяц эти слухи полыхнули и поперли, словно грибы после дождя. Кто-то их щедро подкармливает, Альтрес, очень щедро. Шут в задумчивости привычно достал один из метательных ножей, повертел между пальцами. Потом покусал кожаную оплетку на рукояти. – Именно в последний месяц? – Мы говорили с тобой не так давно, ты помнишь? – Да. – Я намекал на то, что ходят слухи, но понимаешь, раньше они были как огоньки. А сейчас полыхнуло, раздулось, словно лесной пожар, пал и по верхушкам деревьев пошел… мне страшно. Я не трус, Альтрес, но это.. это как в горах, над пропастью. Страх не разума, а души. Я чувствую не то, и можешь звать меня старым дураком, но мне страшно… – Вот уж что мне в голову не придет, – махнул рукой Альтрес. – Эран, вы никогда не были паникером и трусом. А перестраховаться иногда разумнее, чем понадеяться, что кривая вывезет. – Спасибо, Альтрес. И все же я повторюсь – мне страшно. Знаешь, как будто над ухом струна гудит. А порвется… и так хлестнет, костей не соберем. Альтрес задумался. Было, было нечто, что его еще царапнуло. – Корвус, это ведь не все? Признавайтесь? Граф отвел глаза в сторону. – Альтрес, я слово дал… – Я тоже могу дать слово. Поклясться, что дорогой вам человек не пострадает. Граф долго молчал, смотрел на огонь в камине… Альтрес не торопил. Служба такая – знать, кого и когда пинать. А не всех подряд с ретивой дури. Если человек решился рассказать, он все равно расскажет. Чуть раньше, чуть позже, значения не имеет, зато у него останется иллюзия выбора. Не ты его ногами запинал, сам он все рассказать решился. Так что Лорт молчал, и только когда Эран шевельнулся, готовясь что-то сказать, веско уронил: – Обещаю. Полное королевское помилование. Такими вещами в Уэльстере не шутили. А Альтрес был одним из тех немногих, кто мог и пообещать, и сдержать слово. И Корвус решился. – Один… достаточно близкий мне человек в свое время подался в наемники. И написал мне. Чтобы я всех убирал из столицы, чтобы сам не приезжал в ближайшее время. – Даже так? – Да, Альтрес. Именно так. А зная, что я потребую причину, и простыми уговорами меня не убедишь, он намекнул, что в столице ожидается… нечто. Серьезное и крайне неприятное для оказавшихся рядом. Альтрес хмыкнул. – И все? Ни имен, ни чего-то… более интересного? Корвус! Граф Эран покачал головой. – Упоминается хозяин, хозяйка, но и только. Ни имен, ни титулов. Альтрес, клянусь. Лорт поверил. – Кого мне помиловать, если что? Корвус вздохнул, потом решился. – Мой бастард. Эргес Ран. Он хороший мальчик, Корвус, неглупый, добрый, но это судьба наемника. Ты воюешь за тех, кто тебе платит, и спрыгнуть с бешено летящего коня уже не удастся. Альтрес кивнул. – Корввус, мое слово. Если Эргес Ран выживет во всей этой свистопляске, я дам ему помилование. – Спасибо, Альтрес. – Пока еще не за что, Корвус… – Думаю, все еще впереди. Что ты хочешь сделать сейчас? Теперь настала пора Альтреса помолчать и подумать.