– Он меня просто подвез, мне к брату было надо. А ты откуда знаешь? – За твоим братом приглядывают люди Макса, о любой странной активности мне докладывают. – Так возле брата не было странной активности… – Зато возле моей бабы была, – рявкает, разозлившись Денис. – Сладкий мамин пирожочек на черном внедорожнике, таскающий за тобой сумки, мне не нравится. И тебе стоит это учесть. – Это мой временный научрук… – оправдываюсь я непонятно за что. – Не колышит. – Но ты уедешь, а я останусь. Мне, что, теперь ни с кем не общаться? – мне становится обидно. – Ксюша, я все сказал. Ставя окончательную точку в разговоре, Гордеев поднимается и скрывается за дверью, которую я раньше не замечала. Собственно, времени разглядывать все у меня не было, да и поза кверху задом огранивает обзор. Судя по звуку льющейся воды, там душевая. Что-то жужжит в сброшенных на пол джинсах Дениса, но брать его телефон я не собираюсь. Вдруг и за это предусмотрена какая-то кара? Но пока я роюсь в сумке, пытаясь найти расческу, начинает уже звонить мой телефон. Опять неизвестный номер. Когда ж меня бросит триггерить? Как увижу незнакомые цифры, сразу в дрожь. – Алло, – справившись с собой, отвечаю на вызов. – Ксюша? – выясняет голос со знакомыми интонациями. – Да, – сердце ухает вниз. – Лютаев, – представляется мужчина, и меня немного отпускает, но тут же паника поднимает голову. – Что с братом? – Нормально с ним все. Я до Гордеева не могу дозвониться, он трубку не берет. Вы вместе? – Он в душе, – говорю я и краснею. Мне кажется, что сразу становится понятно, что Денис в душе после нашего секса, но Лютаев никак не реагирует на компрометирующую информацию. – Пусть наберет меня. И по твоему вопросу кой-чего прорезалось, пока непонятно, что к чему пришить. Но машинку твоего брата мы проверили. Там повреждения однозначно рукотворные. Твой брат часто бросает машину где ни попадя? – Нет, – сглатываю я. – Он и водит не так часто. На работе у них служебный транспорт. Машина в основном стоит под окнами. – Это там, где Гордеевские предки живут? – уточняет Лютаев. Я сначала киваю, а потом соображаю, что Максим этого не видит. – Да, соседний дом. – Ну ок, там камер понатыкано хоть жопой жуй. Посмотрим, может, еще не все затерли. – Спасибо, – блею я. Кто-то, кто повредил Лешке машину, знает, где он живет? – Не за что пока. Давай, и скажи Гордееву, чтобы мне перезвонил. Когда Денис выходит из душа, я все еще сижу на кровати с расческой в одной руке и с телефоном в другой. – Тебе Максим Лютаев звонил, – прихожу в себя я. Гордеев только кивает и начинает одеваться. – Ты хотела уехать. Приводи себя в порядок, а мне надо с Мишкой переговорить, – в конце фразы тон Дениса становится угрожающим. Я хоть и хочу, чтоб рога Михаилу пообломали, но ведь он все-таки не сделал ничего плохого. И тут вспоминаю, что Гордеев не любит делиться. Надо думать, приятель со школьных времен должен об этом знать. Так что пусть эти взрослые мужики сами разбираются. Я пойду погрею мерзнущую задницу в душе. Поскольку во времени меня никто не ограничивал, я не ограничиваюсь быстрым душем и от души нежусь в горячей ванне. Разомлевшая после физических постельных упражнений и водного релакса, завернувшись в огромное полотенце я выплываю в спальню. Где на разворошенной кровати со следами бурного секса уже ждет меня Ольга. Глава 28 Нет, я, конечно, понимаю, что она в своем доме, но это не очень вежливо. Хотя подозреваю такие вещи, как вежливость, такт и манеры Ольге до лампочки. – Что вы здесь делаете? – прижимая к груди влажное полотенце, спрашиваю я. Криво усмехнувшись, она окидывает меня взглядом: – Да вот, зашла узнать, как вы устроились. – Спасибо, хорошо, – я делаю наивные глаза и хлопаю ресницами. – Кровать, что надо. И даже не вру. На кровати мне было действительно просто отлично. – Слушай, ты! – вскипает Ольга. – Еще раз притащишься – пожалеешь. – Да уж добровольно точно не приду, вашим семейным гостеприимством я сыта по горло! Она покрывается красными пятнами, они проступают на лбу, скулах, шее и убегают вниз за ворот платья. Кончик носа и сжатые губы белеют. Сейчас Ольга выглядит действительно неприятно. – Если ты думаешь, что стоит наплести Денису сказки про то, что Мишка распускал руки, и тогда удастся залезть к нему в нутро, то ты ошибаешься! – Это вы так решили, потому что у вас подобный фокус не прокатил? Мне живо припомнилась сцена на улице. То есть ей можно прикидываться жертвой и чего-то там плести? Да кто в здравом уме поверит, что в этой блондинистой шкуре не гиена, а бедная овечка? – Ты – всего лишь очередное молодое мясо, – подскакивает она с кровати, сжимая кулаки. И я вижу, что туфлей она стоит на моих трусиках, сброшенных Гордеевым в порыве страсти на пол. У меня перед глазами медленно, как занавес, опускается красная пелена. Ах, ты сука! – И вообще почему сказки? Что? Больно становиться мясом второй свежести? – ехидно уточняю я. – Оба мужика позарились на что-то посочнее? Голос мой сочится ядом. Я не злой человек, но считаю, что действие должно быть равно противодействию. И за все, что мы делаем в этой жизни, мы получаем в ответ. Я такой себе адепт справедливости. Поэтому с удовольствием наблюдаю, как по лицу Ольги пробегает судорога. Я попадаю не в бровь, а в глаз. – Да что ты о себе возомнила, дрянь? Ольга, вытянув руки, делает стремительный шаг ко мне, чтобы вцепиться не то в волосы, не то в лицо, но я успеваю отскочить назад, больно ударившись о косяк двери в ванную. Все-таки есть справедливость в этом мире. Каблуком второй туфли Ольга зацепляется за трусишки, которые она топтала, и, нелепо взмахнув руками, падает на четыре кости. От весьма болезненного удара руки и ноги разъезжаются, и Ольга плюхается плашмя, ощутимо прикладываясь физиономией о жесткий палас спальни. – Я это так не оставлю! За это тебя Денис вышвырнет на помойку, – поднимает лицо Ольга, на котором я замечаю царапину. Похоже размахивая руками, она задела щеку кольцом. – Что здесь происходит? – раздается злой голос Гордеева откуда-то сбоку. Потирая разбитый об острый угол косяка локоть, я поворачиваю голову и беспомощно смотрю на Дениса, стоящего в дверях, сложив руки на груди. – Она на меня напала! – слышу я Ольгу снизу и перевожу на нее растерянный взгляд. Пока я пытаюсь собрать мысли в кучку, она успевает принять элегантную позу, состроить жалобное лицо и выдавить слезу.