– Нет, я не в состоянии, – огрызаюсь я, – и не вижу смысла, этот, – киваю я в сторону коридора, – все равно сейчас меня заведет по новой. – Я с ним поговорила вчера. Он будет держать свое мнение при себе, – мама поджимает губы. Неожиданно. Я была уверена, что она также не одобряет меня. – Ты злишься? – спрашиваю я, глядя исподлобья. Мама, помолчав, отвечает: – Денис – неплохой мальчик, но зря ты с ним связалась. Я закашливаюсь. Мальчик. М-да. Она двигает вазы с Гордеевскими цветами, освобождая на столе место для чашек. Мне выдает эмалированную кружку с муми-троллем, потому что я уже расколотила одну керамическую. – Если беременна, рожай. Вырастим, – внезапно выдает мама. – Я не беременна, – открещиваюсь я, хотя на секунду мысль кажется мне привлекательной. Родила бы от Гордеева сына и научила бы его не обижать девочек. Но это дурь, конечно. Еще матерью-одиночкой я не становилась из-за этого бесчувственного идиота! – Ты куда такая страшная с утра пораньше? – раздается голос мерзкого домашнего тирана. – Себя видел, образина? – я бросаю в него полотенце. Будешь тут страшная, когда полночи ревела. Я на эмоциях вчера написала Гордееву, что он испортил мне день рождения. Он ничего не ответил, и я накрутила себя до соплей. И Лешка еще со своими ценными нотациями. – Да, Ксюш, ты куда так рано? – переспрашивает мама, она, как человек знакомый со мной двадцать три года, точно знает, что вставать рано без необходимости я не люблю. – В универ, – бурчу я. Надо извиниться перед Арзамасовым. Можно, конечно, это сделать по телефону, но мне кажется, что это как-то неправильно. Правда, я понятия не имею, как буду оправдываться за то, что бросила его во дворе. Основная вина, разумеется, на Гордееве, но и у меня рыльце в пушку. Особенно стыдно мне становится, когда я выхожу из дома и вижу, как дворник засовывает букет Кости в мусорку. В поисках слов для оправдания я нарезаю круги вокруг главного корпуса, внутрь ноги сами не идут. Мне неловко, и не то чтобы я чувствовала за собой серьезную вину, но выглядит мой поступок некрасиво. А кому нравится оправдываться за некрасивые поступки? Ну вот я и тяну, хотя идти к Арзамасову меня никто не заставляет. Дооттягивалась. Пара уже началась, и я с облегчением, что казнь откладывается, топаю в университетский скверик на лавочку. На улице хмуро и пасмурно, но вовсе не холодно, хотя если просидеть полтора часа, риск замерзнуть есть. Сижу и думаю, как стремно идти к Косте. Можно было бы ничего не объяснять, ну перестали бы общаться и все. Но вдруг научрук опять валит, и Арзамасов его будет заменять? Вряд ли он будет мне гадить, но чувство неловкости не позволит мне обратиться за уточнениями или помощью. – Ксюша? От неожиданности я подскакиваю на месте и верчу головой. Ко мне двигает Макс Лютаев, в руках у него какая-то коробка, и в целом он выглядит сердито. – Чего задницу морозишь? – вместо приветствия выдает он. – Хочется, – огрызаюсь я в лучших традициях восьмилетки. Он плюхается на лавочку рядом и вытягивает свои длиннющие ноги. – Это тебе, – он протягивает мне коробку. – Каринка сделала. Цени, я даже не откусил. Я недоуменно заглядываю в коробку и вижу шоколадный торт. Пахнет вкусно. – Так ты ко мне пришел? А как ты узнал… Я не завершаю свой идиотский вопрос, потому что Макс смотрит на меня с насмешкой. Ну да. Я под присмотром. – Обиделась, – внезапно констатирует он. – Я так и думал. – Пять баллов, Кэп, – фыркаю я. – И чего тебе не эдак? – продолжает допытываться Лютаев. – Ксюш, какого рожна тебе надо? Он за тобой вернулся. – Я вот и не пойму, чего вернулся-то? Бабы в Москве кончились? – Ты серьезно думаешь, что он всем такие подарки делает? – Какие такие? – морщусь я, вспоминая колье. Да красивое и дорогое. И что? – А ты внимательно смотрела? Ты вообще поняла, что он значит? – Макс сверлит меня глазами. – А ты понял? Что может значить дорогой подарок от Гордеева? Плата за новые услуги. – Я-то точно знаю, мы в Бергманском магазине три часа торчали. И если этот подарок тебе ничего не говорит, то я даже не знаю. Я начинаю елозить на месте. Я что-то пропустила? Что я там такого не заметила? Никаких записочек, открыточек, колечек… С надеждой смотрю на Лютаева, но тот, похоже, ничего объяснять не собирается. – Короче, Ксюша, чеши домой и подумай над своим поведением. Мне не нравится, когда моя девочка тратит столько времени на чужого мужика. И торты должны быть только моими. Поэтому, давай, разувай глаза и хорош трепать Гордееву нервы. – А как же мои нервы? – Как говорит одна моя новая знакомая: «Ты делаешь нервы себе сам!». Могу подвезти для ускорения процесса прозрения. Ну и что мне теперь делать? Умереть от любопытства, но гордой? Глава 53 Хлопнув дверцей Максовского монстра я пулей мчу домой, перепрыгивая через ступеньку. Если я сейчас не получу нормальных объяснений, я взорвусь. На ходу спиннывая сапожки, я прямо в куртке бегу в комнату и бросаюсь к так и лежащему на столе открытому футляру. Через десять минут я готова взвыть от злости. Ничего там нет! Только шикарный ошейник. Я сжимаю его в руке, и подвеска больно впивается мне в ладонь. Блинский блин! Даже подарки Гордеевские делают мне больно! Разжимаю руку и с ненавистью смотрю на украшение. Он и имя мое не мог нормально запомнить! Подвеска, усыпанная камнями, выполнена в виде инициалов: К.Г. Я – Ксения Егорова! Егорова! К.Е. Что тут сложного? Он Д.Г., я – К.Е.! Ой… К.Г. Сердечко разом заходится в сумасшедшем ритме. Да нет. Не может быть… А это что? Две буковки соединены простым золотым колечком… В груди давит, слезы брызгают крупными каплями, хотя я думала, что еще вчера все выплакала. Дурак! Ну какой дурак! Я реву и не могу остановиться. Бесчувственный идиот! Слова всякие он не любит, видите ли! Как я понять-то должна была? А если б я никогда не догадалась? И что мне теперь делать? Я вчера ему столько гадостей написала и наговорила! Он сам виноват! И заслужил! А мучиться и страдать буду я! Сижу и размазываю по лицу слезы, кулаком с зажатым в нем колье. Фантазер, блин! Кольцо не мог купить? Без брюлликов, обычное золотое? На мой вой в комнату заглядывает Лешка и тут же пугается: