Юрка вдруг резко затормозил и прислушался. Судя по звуку шагов, кто-то, тяжело пыхтя, поднимался по лестнице им навстречу. И этим кем-то оказался тот, кого он меньше всего ожидал сейчас встретить. Дуля – кореш Гейки, которого тот две недели назад так жестоко отметелил на Чернышовом мосту. – Здравствуй, – машинально поприветствовал Юрка. – Здоровее видали, – огрызнулся Дуля, шествуя мимо. Преодолев еще два лестничных пролета, он остановился и заколотил кулаком в дверь Марцевича. Всё тем же условным стуком. «Интересно, а ему-то здесь что понадобилось?» – Юр, а мы сейчас к Лёле в гости? – Да. – Надолго? – Не знаю. Смотря как примут. – Я, конечно, хочу пойти к Лёле. Но немножечко боюсь туда идти. – С чего вдруг? – Они возле Волкова кладбища живут. Значит, там волки бегают. – Не бойся. Больше не бегают. Давно съели всех. – А разве волки вкусные? – Да уж наверняка повкуснее крыс. Всё, помолчи немножко, ладно? У меня от твоей болтовни голова болит. – Сам говорит, что я хорошая. А у самого голова болит, – обиделась Ольга. Но тут Юра сунул ей за щеку крохотную сушеную рыбку, и обида на брата тотчас улетучилась. С одной стороны, девочке было очень жаль маминых сережек и цепочки. Но с другой – до чего же вкусный зверь. Этот самый снеток. В мирное время путь от Садовой до Растанной занял бы не более часа. Но сегодня на него ушли все три. Мало того что и так плелись по сугробам нога за ногу, так еще и на подходе к Лиговке застала воздушная тревога. Пришлось укрыться в ближайшем бомбоубежище. Последний отрезок пути дался Ольге особенно тяжело. От слабости девочку буквально шатало из стороны в сторону, и Юрию приходилось постоянно подхватывать ее, удерживая в состоянии хрупкого равновесия. Каждый шаг давался с трудом, а в мозгу колотилось одно: «Только бы не упасть. Главное – не упасть». Хорошо, что квартира Самариных располагалась на первом этаже. В противном случае у Ольги не достало бы силенок подняться. И не факт, что Юрка, сам вымотавшийся донельзя, сумел бы втащить ее по ступенькам наверх. Но вот наконец и заветная парадная. Они справились, дошли… * * * – О боже! – всплеснула руками Самарина, открыв на отчаянный мальчишеский стук и обнаружив стоящих на пороге детей. – Юра! Оленька! А закоченевшие-то! Откуда вы? Юрка облегченно выдохнул. Страшно подумать, чтобы с ними сталось, если бы Самариных не оказалось дома. Возвратиться к себе, на Рубинштейна, брат и сестра были уже не в состоянии. Хоть ложись прямо здесь, на лестничной площадке, и помирай. – Здрасьте, теть Люся. Мы из дому. А по дороге еще и крюка пришлось дать. По одному важному делу. – Заходите скорей! И дверь, дверь закрывайте! А то квартиру выстудим, а у нас Лёлечка больная лежит. Вот и оно, вожделенное тепло. Конечно, не Африка, как у Марцевича, но все равно здесь много теплее, нежели на стылом, пробирающем до костей уличном морозе. Самарина на ощупь отыскала в прихожей спички, зажгла лучину и Юрка поразился увиденному: в мирной жизни красавица и модница, тетя Люся мало того что пугающе отекла и почернела лицом, так еще и была с ног до головы закутана в какие-то немыслимые хламиды. И это она! «Королева советского трикотажа», как некогда подшучивал над супругой дядя Женя. – Тетя Люся! – Что, Оленька? – А чем Лёлька заболела? – Ох, милая. Тем же, чем и все. Одна у нас нынче болезнь. Блокадная. – Ничего, доктор полечит, и все пройдет, – авторитетно успокоила Ольга. – А у нас для Лёльки сюрприз есть. Юрка, покажи! – Да погоди ты со своими сюрпризами! – насупился Юрий, и Самарина, угадав в его голосе недоброе, тревожно спросила: – Что-то случилось? С бабушкой? – Умерла бабушка. – Когда? – Позавчера. Я ее на Кирпичный завод отвез. – Ох вы мои бедные! Самарина обхватила, прижала Ольгу к себе и до боли прикусила губу, чтобы не зарыдать в голос. Но все равно в черных уголках ввалившихся глаз выступили слезинки. – Теть Люсь! – виновато забормотал Юрий. – Тут такое дело… Я бы сам ни в жисть, но я слово бабушке дал. Понимаете, она просила, если с ней случится что-то плохое… В общем, чтобы мы к вам пошли. – И правильно сделали! – Самарина утерла рукавом телогрейки слезы и решительно взяла Ольгу за руку. – Пойдем, милая. Я тебя к Лёльке на кровать, под одеяла засуну. Будете друг дружку греть. А ты, Юра, обожди здесь. Я быстренько. Тетя Люся повела Оленьку в детскую, а обессилевший Юрка опустился на пол и привалился спиной к вешалке. Стянув рукавицы, стал растирать распухшие от мороза ладони и пальцы. Через пару минут Самарина возвратилась. – Всё, Юрочка, Ольгу я устроила. А теперь займемся тобой. – Людмила! Что там, черт возьми, происходит?! Кто пришел?! – донесся из кухни раздраженный голос дяди Жени. Оказывается, глава семьи в этот час тоже находился в квартире. – Женя, ну что ты кричишь? В конце концов, мог бы сам выйти и посмотреть! Ох, Юра, горюшко ты мое, руки-то совсем отморозил! Идем скорей к буржуйке отогреваться. – Теть Люся! Вы меня, наверное, не так поняли? Бабушка, она… она хотела, чтобы мы с Ольгой остались. У вас пожить. Я ведь теперь в железнодорожных мастерских работаю. А Ольга одна боится в квартире долго быть. – Я все прекрасно поняла. Разумеется, вы останетесь у нас. – Что такое?! – из кухни выкатился возмущенный Самарин и сурово выпучился на супругу. – А поставить меня в известность уже необязательно? Из рассказа бабушки Юрий знал, что Самарина не взяли на фронт якобы по причине целого букета заболеваний. Однако сейчас, сугубо визуально, дядя Женя выглядел много лучше супруги. – Здравствуйте, – выдавил этикетное Юрка, но Самарин не обратил на парня ни малейшего внимания, продолжив негодующе сверлить глазами жену. – Людмила, я требую объяснений! Что значит «останетесь у нас»? У нас тут что – ночлежка, приют? А кормить этих сиротинушек тоже мне прикажешь? – Кормить нас не нужно. У нас свои карточки имеются. И еще вот… – не слушающимися пальцами Юрий развязал вещмешок и достал банку тушенки. – Это на всех. Вот теперь Самарин удостоил гостя своим вниманием, и Юрка взялся обосновывать обоюдовыгодный интерес: – И дрова у нас свои. Нам в мастерских каждый день, после смены, по две дощечки выдают. От вагонов разбомбленных. И дома, на Рубинштейна, еще полно книг осталось. Толстых. – Никаких на всех! Юрий, спрячь сейчас же банку! – приказала тетя Люся и укоризненно посмотрела на мужа. – Женя, как тебе не стыдно? – Интересно, и за что мне должно быть сейчас стыдно? А впрочем… – Самарин театрально развел руками. – Поступай как знаешь. Вплоть до того, что можешь пойти на улицу и привести сюда еще десяток человек. Ты же у нас альтруистка. – ПРЕ-КРА-ТИ немедленно! Слышишь? – А что? Неплохо быть такой вот «туристкой», – по давно заведенной привычке дядя Женя не мог допустить, чтобы последнее слово оставалось не за ним. – Особенно когда зарабатываешь не сама. Произнеся эту тираду, Самарин возмущенно прошествовал обратно на кухню – и в прихожей повисла тишина. Людмиле было стыдно за супруга, а Юрию – за то, что они создали Самариным дополнительные проблемы. Кабы не Олька, после такого выступления дяди Жени он ни за что бы не остался в этой квартире. Вернулся бы как-то домой, плевать, что нечеловечески замерз и устал. Но вот сестра… – Ты, Юра, не обращай внимания. И, пожалуйста, не сердись на него. Это он не со зла. Просто… просто у дяди Жени в последнее время нервы сдают. Он очень переживает: и за нас с Лёлечкой, и за то, что с эвакуацией никак не складывается. С этими словами Самарина ласково приобняла парня за плечи: – Идем. У меня как раз и кипяточек поспел. Делать нечего – Юрка покорно поплелся за тетей Люсей.