– Вам удалось выяснить какие-то факты, касающиеся этого господина? – В момент убийства он и в самом деле находился где-то в другом месте, это не вызывает у меня никаких сомнений. Разговор был прерван вежливым стуком в дверь. На пороге кабинета появился Спенсер. – «Океаник» ушел? – спросил Чан, посмотрев на часы. – Да, недавно. – Вы не обнаружили в порту никого из гостей мисс Фейн? – Мистер Джейнс прибыл за своими вещами, я помог ему их выгрузить. Вид отходящего «Океаника» вызвал у него сильнейшую досаду. Мистер Джейнс просил передать вам, что никто на свете не помешает ему уплыть со следующим пароходом. – Благодарю, Спенсер, вы свободны. Закончив разговор с начальником, Чан распрощался и вышел из здания управления. Подойдя к своей машине, он заметил Смита, стоявшего рядом с ней. – Полагаю, вам не составит труда подвезти меня на вокзал, – небрежно заметил тот, приближаясь к инспектору. – Иначе мне будет затруднительно попасть к месту своего ночного обиталища. Чан вынул из кармана монету и протянул ее попрошайке. – Это поможет вам добраться туда в автобусе. – Что это, десять центов? – спросил Смит, брезгливо вертя монету в руках. – Нет, о подобном даже немыслимо вести речь между благородными людьми. Джентльмен не может принять от джентльмена сумму меньше доллара. Чарли Чан рассмеялся. – И все же я предпочитаю ограничиться деньгами, которые действительно необходимы вам на проезд. В мои намерения вовсе не входит оплачивать вам выпивку, а если сумма в десять центов представляется вам настолько ничтожной – что же, мне остается только принять ее обратно. Очень жаль, но я сейчас направляюсь в другую сторону. – Так уж и быть, я не настолько капризен, – смилостивился оборванец. – Я готов принять у вас эти десять центов, разумеется, исключительно в долг. Взяв деньги, Смит удалился с видом английского лорда, совершающего прогулку. С укоризной посмотрев ему вслед, Чан передумал садиться в машину и незаметно последовал за художником. На безлюдных улицах, к тому же ярко освещенных луной, было трудно оставаться незамеченным. Но Чан не зря столько времени проработал в полиции и прекрасно знал свое ремесло. Выйдя на Кинг-стрит, Смит на минуту остановился. Чан замер, наблюдая за ним. В конце концов бродяга не стал садиться в автобус. Перейдя на другую сторону улицы, он свернул в какой-то переулок. Это показалось Чану еще более подозрительным. Зачем ему вздумалось бродить ночью по городу? Следуя за Смитом, Чарли Чан дошел до отеля «Вайоли» и спрятался в подъезде дома напротив, ожидая, что́ этот человек предпримет дальше. Смит немного постоял у дверей, оглянулся по сторонам и торопливо направился к автобусной остановке. Судя по всему, он и в самом деле собирался уехать из города. Интересно, что все это могло означать? Получается, что, назвав свой адрес, Роберт Файф извещал о нем не только Чана. Значит, у Смита оказалась важная причина побеседовать с актером? Оставив художника на остановке, Чан вернулся в полицейское управление. В дверях он столкнулся со своим начальником. – Чарли! – удивился тот. – Я был уверен, что вы уже давно дома. Произошло что-то непредвиденное? – Пока не могу сказать вам ничего определенного. – Мне кажется, на самом деле вам известно гораздо больше, ведь так? – В данный момент я подобен человеку, который, сидя на дне колодца, созерцает крохотный кусочек неба, – многозначительно ответил ему китаец. Сев в автомобиль, он сразу же завел мотор и отправился домой. Глава 12. Парень не промах Ночь заканчивалась, и город затянул предрассветный туман. Смит заворочался на своей неудобной песчаной постели и пошарил рукой вокруг себя, будто пытался натянуть на себя одеяло. Тем временем серый туман медленно розовел, восходящее солнце украсило горные вершины светящейся золотой каймой. Бродяга открыл глаза, и на лице его появилась радостная улыбка. Совсем недавно в его жизни произошло событие, которое обязательно должно изменить все к лучшему. Смит поднялся на ноги, с удовольствием потянулся, любуясь светящимся утренним небом, а затем снял свой поношенный костюм и остался в одних плавках. После этого он приблизился к кромке прибоя. Прикосновение прохладной воды приятно бодрило. Он прыгнул в воду и быстро поплыл навстречу солнцу. Как хорошо, что теперь у него есть деньги, а значит, можно снова строить планы на будущее! Он уедет с этого сонного ленивого острова, он снова возьмет в руки кисточку и будет работать, работать… Он снова станет приличным человеком, и все будут гордиться знакомством с ним. Он вышел на берег и присел на песке возле опрокинутой лодки, ощущая во всем теле приятную усталость. Немного понежившись под солнцем, он оделся, причесался обломком расчески и неторопливо направился вдоль набережной. Кокосовые орехи приветливо свисали с пальм. Довольно часто они были для него тем, чем для приличного человека является чашка утреннего кофе. Нет, сегодня он позавтракает совершенно иначе! Эти утренние часы не раз огорчали его и разочаровывали. Он пытался запечатлеть их прелесть на холсте и всякий раз отбрасывал кисть, ощущая свое полнейшее бессилие. Рядом с отелем на песке в картинной позе полулежал юноша; аккомпанируя себе на гавайской гитаре, он что-то негромко напевал. – С добрым утром, Франк, – поздоровался с ним художник. Лениво повернув голову, тот едва соизволил ответить. Смит присел рядом с ним. – Сегодня я не пою для всяких иностранцев, – меланхолично произнес юноша. – Мои песни предназначены синему небу. В каком-нибудь другом уголке мира такое высказывание прозвучало бы вычурно и неестественно, но здесь, на Гавайях, в нем не было никакого преувеличения. Смиту не раз случалось видеть, как местные жители выходят на берег и любуются океаном так, будто увидели его в первый раз в жизни. Их по-детски восторженные возгласы звучали абсолютно правдоподобно. – Конечно, Франк, – согласился художник. – Деньги у тебя есть? Лицо юноши чуть помрачнело. Он не понимал, почему иностранцы считают деньги настолько важными. Для него они совершенно не имели значения. – Да, доллар в кармане пальто. – Пожалуйста, одолжи мне его до вечера. А потом я верну тебе все, что брал. Сколько там всего набежало? – Понятия не имею, – промолвил юноша, не отводя мечтательного взгляда от зеленых океанских волн. – Так вот, сегодня вечером я буду буквально купаться в деньгах, – настаивал художник. Франк продолжал тихонько напевать, не обращая на его слова никакого внимания. Вот ведь чудаки: рядом теплое море и золотой пляж, а они переживают из-за каких-то денег! – Значит, доллар у тебя в пальто? – не отставал Смит. – Да, иди и возьми его сам. У меня не закрыто. Смит послушался его и вскоре возвратился, держа в одной руке банкноту в один доллар, а в другой – картину, на которой была изображена смуглая девушка, держащая в зубах ярко-красный цветок. – Картину я тоже возьму с собой. Что-то мне подсказывает, что сегодня я найду на нее покупателя. Посмотри, ведь неплохо нарисовано! – Ага, недурно. – Нет, многие говорили, что у меня настоящий талант. Я имел успех и в Париже, и в Нью-Йорке. Правда, про меня еще говорили, что талант, не подкрепленный характером и трудолюбием, немного стоит. И я признаю правоту этого высказывания. – Угу, – промычал Франк лишь бы избавиться от назойливого собеседника. – А великий Коро, помнишь эту историю? За всю жизнь он продал лишь одну-единственную картину! А Мане? Все критики поднимали его на смех! – Ага, – повторил Франк. Отложив в сторону гитару, он вскочил и с разбега запрыгнул в воду. Смит посмотрел ему вслед, укоризненно качая головой. – Ну никакого интереса к изобразительному искусству! – осуждающе произнес он. – По крайней мере, хоть музыкой балуется. Спрятав долларовую банкноту в карман и взяв картину под мышку, Смит пошел к автобусной остановке. Он с важным видом протянул свой доллар кондуктору и устроился у окна, любуясь проносящимися за ним пейзажами. Он хотел получить как можно больше удовольствия от своей поездки. Он позволил себе хороший сытный завтрак, что было в его жизни не таким уж частым явлением, а затем направился к отелю «Вайоли». Швейцар воспринял его появление без особой радости. Он смерил его презрительным взглядом и небрежно процедил сквозь зубы: – Вам чего? – Здесь остановился актер мистер Файф? – Да, но он отдыхает и не велел его тревожить. – На этот раз вам придется его побеспокоить, – произнес Смит тоном, не терпящим возражений. – Я договорился свидеться с ним по чрезвычайно важному делу. Мистер Файф будет крайне недоволен, если встреча не состоится. Немного поколебавшись, швейцар нерешительно подошел к телефону. Повесив трубку, он сообщил: – Мистер Файф сейчас спустится к вам. Смит с довольным видом устроился в кресле и принялся просматривать газету. Через несколько минут к нему подошел Файф. Актер выглядел очень усталым.