– Вы обо мне спрашивали? – поинтересовался он. – Сейчас я должен идти в театр, мы можем побеседовать по дороге. С этими словами он направился к двери. Смит поспешил за ним. Пройдя некоторое время в молчании, Файф сказал: – Вы проявляете неосторожность. Могли бы просто позвонить мне и условиться о встрече. – Вы забываете о том, что за телефонные разговоры надо платить, а с деньгами у меня негусто. Во всяком случае, так было до недавнего времени, – произнес художник, особо выделив голосом последние слова. Их Смит сопроводил выразительным взглядом, направленным на лавочки с дорогими шелками и разноцветными вышивками, где фарфоровые безделушки и яркие украшения соседствовали с лакомствами и корзинами экзотических фруктов. – Судя по всему, вы предполагаете получить от меня деньги, – недовольно проворчал Файф. Смит одарил его безмятежной улыбкой. – А как же вы думаете? Вчера я оказал вам неоценимую услугу. Или вы считаете, что раз я ночую на пляже, так у меня нет ни капли мозгов? Нельзя судить о людях по внешности. Я прекрасно понимаю, что ложное признание – штука серьезная. Ведь на самом деле я слышал кое-что, что вы очень не хотите предавать гласности. Или я не прав? – Да что вы такое могли слышать? – О, более чем достаточно. Какая-то женщина что-то вам рассказала, а потом ее кто-то убил… – Прекратите, – перебил его актер, боязливо оглянувшись по сторонам. – Я вас понял. – У меня есть все основания полагать, что услуга, которую я оказал вам вчера, не такая уж пустячная. Как вы помните, инспектор Чан не принял вашего признания, и тогда я сказал в точности то, что вам хотелось бы услышать. Я мог бы вам здорово помешать, но предпочел не делать этого. Я считаю, что мой поступок заслуживает некоторой благодарности. – Я так и подумал, что вы явитесь ко мне и начнете вымогать деньги. – Прошу вас воздержаться от подобных предположений в мой адрес! – веско произнес Смит, важно поднимая свою худую руку, усеянную веснушками. – Они оскорбительны и, главное, не соответствуют истине. Мы с вами культурные люди; я всего лишь хотел представить вам свое произведение в надежде, что оно будет оценено по достоинству. – Да вы парень не промах, Смит! – весело расхохотался актер, увидев выставленную перед ним картину. – Ну хорошо, предположим, я и в самом деле куплю вашу мазню за сколько скажете, а как вы собираетесь распорядиться этими деньгами? – Вот это уже серьезный разговор, – обрадовался художник. – Уже целый год я мечтаю найти средства, чтобы вернуться к родителям в Кливленд. Если я появлюсь перед ними одетый как приличный человек, а в кармане у меня будет несколько сотен долларов, может быть, они и обрадуются моему возвращению. – А как вы вообще здесь оказались? – поинтересовался Файф. – Я когда-то приехал сюда, чтобы заняться живописью. Но из-за своей обычной безалаберности вскоре остался с пустыми карманами. Сердобольные родители даже послали мне деньги на обратный путь. Но перед самым пароходом мне захотелось выпить на дорожку немного околехо. Думаю, вам не надо рассказывать, чем знаменит этот местный напиток? – Догадываюсь, – улыбнулся Файф. – Вы немного опоздали на свой корабль. – Совсем чуть-чуть. Когда я пришел в себя, он уже двое суток как отплыл. Мой отец очень огорчился, когда узнал… Вот, взгляните. С этими словами Смит присел на скамейку и протянул Файфу картину. – Послушайте, – неожиданно воскликнул актер. – Но написано недурно! – Мне очень приятно это слышать. Не ожидали такого, правда? Думали, я стану навязывать вам неумелую ученическую мазню? Возможно, я не самый великий художник на свете, но всегда знал, что придет день и эта картина будет оценена по достоинству. Пройдет не так много времени, и вы с гордостью скажете своим друзьям: «Я первый, кто признал его талант и поверил в него. Я стал первым покупателем и коллекционером его произведений». – Скажите, а слева внизу ваше настоящее имя? – неожиданно спросил Файф. – Да, мое, – прошептал художник, смущенно опуская голову. – Так сколько вы хотите за свою картину? – Смотря сколько вы мне предложите. – Если вам в самом деле хочется уехать на родину, то я готов принять в этом участие. Правда, все равно придется подождать. Сейчас полиция не позволит вам покинуть Гонолулу. А потом я приобрету вам билет и предоставлю деньги на дорогу. Разумеется, в качестве оплаты за ваше произведение. – И какой суммой вы рассчитываете меня снабдить? – Двести долларов достаточно? – Даже не знаю, что и сказать… – Хорошо, пускай будет двести пятьдесят. Я не такой уж богатый человек, и в театре мне платят не самое большое жалованье. Я предлагаю вам почти все, что мне удалось скопить. Если для вас такая сумма недостаточна, то право же, очень жаль, но… – Нет-нет, этого вполне хватит, – прервал его Смит. – Помилуйте, я же не вымогатель. Просто я не хочу упустить единственную возможность убраться отсюда. Хорошо, договоримся так: как только мне можно будет уехать, я получаю билет и двести пятьдесят долларов. А пока что мне нужен небольшой аванс. – Чтобы купить себе выпивку? – Ни в коем случае! Спиртное может сделать меня излишне болтливым, а это, согласитесь, испортит все дело. Тем более что я боюсь не столько за себя, сколько за вас. Нет, ни капли спиртного, клянусь честью! Посмотрев на него с нескрываемым сомнением, Файф достал бумажник. – Хорошо, мне ничего не остается, как поверить вашим словам. Вот вам пятьдесят долларов – все, что у меня с собой в данный момент. Но помните, – строго добавил он, заметив радостный блеск в глазах собеседника и отводя его руку, которая уже потянулась к деньгам. – Осторожность и еще раз осторожность. Стоит полиции узнать, что у вас вдруг появились деньги, как вы неминуемо попадете под подозрение. – Мне так хочется новый костюм, – мечтательно произнес Смит. – Сочувствую, но с этим придется повременить, – возразил актер. – Придет время, и я сам куплю вам костюм. Смотрите же, я рассчитываю на вашу сдержанность. Человек, одаренный таким талантом, просто не имеет права на глупое поведение. – Не беспокойтесь, я буду вести себя, как истинный джентльмен, – ответил художник и медленно, с достоинством удалился. Файф же, взяв так неожиданно и необычно приобретенную картину, направился в театр. Смит перешел через Британию-стрит и открыл дверь здания, на фасаде которого виднелась вывеска «Отель “Нипон”». Маленький японец, сидевший за конторкой, над которой во всю стену красовалась картина, изображающая пароход, рассекающий волны, вежливо кивнул вошедшему, словно старому знакомому. – Добрый день, Нада! – поприветствовал его Смит. – Как там моя комната, свободна? – Мне очень неловко, сэр, но… – Я вношу аванс, вот вам десять долларов, – заявил художник, с важным видом швыряя на стойку недавно полученную банкноту. – Мне чрезвычайно жаль, что вас так долго здесь не было, – поклонился японец. – Комната в вашем распоряжении. – Мои вещи доставят немного позднее. – Похоже, вам прислали деньги из дома, – лукаво улыбнулся Нада. – Вовсе нет! Я продал одну из своих картин, – важно провозгласил Смит. – И, представьте себе, я в этом обогнал самого́ великого Коро. Ведь при жизни он не смог продать ни одной из своих картин. Вот что значит оказаться в нужное время в нужном месте. – Вы правы, мистер Смит. Пожалуйста, ключи от вашего номера. – Вы себе не представляете, Нада, как это приятно – снова обрести крышу над головой! – произнес художник, поднимаясь наверх и весело насвистывая какой-то мотивчик. – Хорошего отдыха, мистер Смит. Глава 13. Завтрак Чарли Чана Прошло не меньше часа, с тех пор как Смит совершил свое утреннее купание, когда Чарли Чан остановился у окна своей спальни, чтобы в который раз посмотреть на безбрежный океан. Инспектор не уставал любоваться этим изумительным зрелищем. Крепкий сон восстановил его силы и помог снова обрести уверенность. Для решения стоящей перед ним задачи требовалась быстрота и решительность действий. Китаец вовсе не собирался уподобиться аисту, который умер с голоду, ожидая, пока море высохнет, чтобы было удобнее ловить рыбу. Судя по шуму и голосам, день в доме начался, как обычно. Одиннадцать детей поднимали немилосердный шум. Отовсюду раздавались смех, хныканье, крики, сопровождающие шумные детские игры с их неизбежными ссорами и не менее бурными примирениями. Спустившись в столовую, Чан застал там двоих старших детей. Вопреки обыкновению они проявили интерес к его служебным делам. В местных газетах вовсю обсуждалось убийство кинозвезды и всячески комментировались действия полиции. К досаде Чарли Чана, Шейла Фейн была любимой артисткой его сына и дочери. Едва увидев отца, они устроили ему форменный допрос: почему преступник до сих пор не найден и не подвергнут самому суровому наказанию. – Тише вы наконец! – прикрикнул окончательно выведенный из терпения Чан. – Расчирикались, как воробьи на дереве! Думаете, мне это поможет размышлять? Вот тебе, Генри, – обернулся он к старшему сыну, – между прочим, уже давно пора быть в школе. Ты знаешь, сколько сейчас времени? – Да, отец, – отвечал юноша. – Я уже иду, но сперва ты должен рассказать мне, что случилось с актрисой Шейлой Фейн. – Можно подумать, ты не читал все, что об этом пишут в газетах. Ее кто-то убил. – Но кто именно? – вступила в разговор Роза. – Я тоже очень хотела бы это знать, папа. – Ты далеко не одинока в своем желании, дочь, – иронически заметил Чан. – Но ты же занимаешься этим делом! – По-твоему, кто-то еще в Гонолулу решился бы взяться за него? – Когда же ты наконец поймаешь преступника? – перебил сестру Генри. – Я тебе уже неоднократно объяснял, что ты должен вести себя с родителями гораздо сдержанней и почтительней, – заметил Чарли Чан, тяжело вздохнув. – А сейчас твои манеры просто недопустимы. Единственное, что могу сказать, отвечая на твой весьма дерзкий вопрос: пока мне неизвестно, кто совершил убийство, поэтому я лишен возможности назвать тебе имя преступника. – Но, отец, ты ведь поймаешь его, правда? – не отставала Роза.