Я не считаю правильным говорить с ней о Майроне. Джессика садится на кровать: – Ты сказал, что тебе надо посмотреть документальный фильм о «Шестерке с Джейн-стрит». – Да. – Давай посмотрим вместе. Может, какие-то соображения появятся. Джессика лежит на правой стороне кровати. Я занимаю левую. Между нами узкое пространство, куда я ставлю ноутбук. Джессика надевает очки и выключает настольную лампу. Я нажимаю на кнопку воспроизведения. Мы начинаем смотреть документальный фильм в обстановке удивительно комфортной тишины. Я ощущаю в этом странность. Джессика для меня всегда была докучливым и несговорчивым продолжением Майрона. Я не воспринимал ее как самостоятельную личность. Видеть ее, ощущать ее присутствие вне связи с Майроном… это вызывает у меня не самые приятные чувства, причем уютная обстановка их только обостряет. Впервые я вижу в ней личность, а не просто горячую подружку Майрона. Мне не разобраться в своих чувствах по этому поводу. Фильм начинается с напоминания о том, что группа нападавших никогда не называла себя «Шестеркой с Джейн-стрит». Шестеро разномастных, не очень-то стыкующихся между собой студентов колледжей, раздробленная псевдогруппа, отколовшаяся не то от «Синоптиков», не то от «Студентов за демократическое общество». «Шестеркой с Джейн-стрит» окрестили их журналисты уже после того злосчастного вечера. Причина была проста: на знаменитой фотографии, сделанной в подвале дома на Джейн-стрит в Гринвич-Виллидже, их шестеро. «Не где-нибудь, а в этом темном, мрачном подвале, – рассказывает серьезный голос диктора за кадром, – они готовили самый смертельный из всех коктейлей – „коктейль Молотова“». Дум, дум, дуууум. Действие фильма перемещается в прошлое. Нам рассказывают, как Рай Стросс и Арло Шугармен подружились еще в шестом классе. Оба жили в той части Бруклина, что называется Гринпойнт. На экране появляется старый черно-белый снимок команды из Лиги юниоров, где часть ребят стоит, а другая часть сидит на корточках. Красным маркером (для большего драматизма) обведены мальчишеские лица Рая и Арло в дальнем правом углу. «Даже тогда, – мрачным тоном продолжает голос за кадром, – Стросс и Шугармен стояли плечом к плечу». К счастью, создатели фильма обошлись без скверно сыгранных и не менее скверно обставленных сцен реконструкции событий – непременного атрибута любой настоящей криминальной драмы. Режиссеры предпочли подлинные кадры и интервью с местными полицейскими, очевидцами, с теми, кто выжил после аварии, а также с родными и друзьями погибших. Какой-то турист сделал снимок убегающих Рая Стросса и Лейк Дэвис. Снимок получился размытым, но на нем видно, что они держатся за руки. Остальные бегут следом, но их лиц не различить. На экране появляются лица семерых погибших при падении автобуса. Это Крейг Абель, Эндрю Дресслер, Фредерик Хоган, Вивьен Мартина, Бастьен Поль, София Стонч и Александр Вудс. – Когда фильм закончится, напомни, чтобы рассказала тебе про Софию Стонч, – говорит Джессика. Повествование сосредоточивается на пятерых подростках из частной школы Святого Игнатия. В тот судьбоносный день они поехали в Нью-Йорк праздновать семнадцатилетие их друга Даррила Лэнса. В те времена бары и клубы не особо придирчиво относились к подтверждению возраста, да и возраст, с какого посетителям отпускали спиртное, начинался с восемнадцати лет. Как выяснилось, день рождения парни праздновали в стриптиз-клубе под непритязательным названием «Шестьдесят девять», после чего вскочили в поздний автобус, направлявшийся в их родной Гарден-Сити на Лонг-Айленде. Когда снимался фильм, Даррилу Лэнсу было уже за сорок. Он вспоминал о трагедии. Сам он отделался переломом руки, а вот его друг и ровесник Фредерик Хоган погиб. Глаза Лэнса были полны слез, когда он рассказывал о языках пламени, вырывающихся из окон Фридом-Холла, о панике и неадекватных действиях водителя автобуса. «Я видел, как водитель резко повернул руль. Автобус накренился и встал на два колеса. Крен усугублялся. Автобус несло прямо на ограждение эстакады. Затем мы опрокинулись и упали вниз, почти как в кадрах замедленной съемки…» Дальше появился эпизод пресс-конференции, где Ванесса Хоган прощала «Шестерку». «Я полностью их прощаю, ибо не мне их судить, а только Богу. Возможно, таким образом Бог заставил Фредерика заплатить за его грех». Я слегка поворачиваюсь к Джессике: – Никак она утверждает, что Бог покарал ее сына за посещение стриптиз-клуба? – Совершенно верно, – отвечает Джессика. – Я брала у нее интервью. Действие фильма перемещается к неожиданному появлению Билли Роуэна в доме Ванессы Хоган. На экране постаревшая Ванесса Хоган рассказывает документалистам: «Мы сидели здесь, за этим самым кухонным столом. Я спросила Билли, не хочет ли он выпить кока-колы. Он согласился. Я ему налила. Он выпил почти залпом». «О чем вы с ним говорили?» «Билли сказал, что это был несчастный случай. По его словам, они не хотели никому причинять вреда. Они хотели всего лишь выразить протест против войны». «Что вы думали по этому поводу?» «Я постоянно думала о том, насколько молод Билли. Фредерику было семнадцать, а этому парню лишь несколькими годами больше». «Что еще говорил Билли Роуэн?» «Он видел мое выступление по телевизору. По его словам, ему захотелось собственными ушами услышать, что я его прощаю». «И вы ему сказали, что прощаете?» «Да, конечно». «Наверное, вам это нелегко далось». «Жизненный путь каждого человека и не должен быть легким. Он должен быть праведным». – Хорошая фраза, – говорит Джессика, глядя на меня. – Согласен. – Она говорила это и мне. – Но?.. – Фраза показалась мне слишком отрепетированной, – пожимает плечами Джессика. На экране Ванесса Хоган говорит: «Я пыталась убедить Билли сдаться властям, но…» «Но что?» «Он был слишком напуган. Его лицо. Даже сейчас я думаю об испуганном лице Билли Роуэна. Он вскочил и опрометью выбежал с кухни». – А она довольно горячая, – шепчу я. – Фу! – Ты так не думаешь? – Ты, Вин, совсем не изменился. Я улыбаюсь и пожимаю плечами: – Как бы ты охарактеризовала ее во время вашей встречи? – Двумя словами, – отвечает Джессика. – Конченая психопатка. – Из-за ее религиозности? – Нет, потому, что она чокнутая и вдобавок врунья. – Ты думаешь, на самом деле Билли Роуэн не приходил к ней? – Нет, приходил. Тому есть достаточно доказательств. – Тогда что? – Не знаю. Просто реакции Ванессы Хоган были какими-то неестественными. Я могу принять слова, что ее сын отправился туда, где лучше, чем на грешной земле, и что такова Божья воля. Но я не увидела у нее ни слез, ни скорби. Мне даже показалось, будто она ожидала смерти сына. То есть случившееся ее ничуть не удивило. – Каждый из нас по-разному переживает горе. – Да. Спасибо, Вин, что попотчевал меня этим успокоительным штампом. Но там было что-то другое. Джессика поворачивается на бок и смотрит на меня. Я тоже поворачиваюсь на бок. Наши губы разделяют совсем несколько дюймов. Она чертовски вкусно пахнет. – София Стонч, – произносит Джессика. Одна из жертв «Шестерки с Джейн-стрит». – Чем она примечательна? – Она была племянницей Ниро Стонча. В те дни Ниро Стонч был крупной фигурой в мире организованной преступности. Я переворачиваюсь на спину и закладываю руки за голову. – Интересно. – Что именно? – Лейк Дэвис изменила не только имя, но и полностью сменила личность и перебралась в Западную Виргинию. Я спросил, боялась ли она, что Рай Стросс ее разыщет. – И что она ответила? – Дословно: «Не только Рай». – Значит, она боялась еще кого-то. И кто лучше Ниро Стонча подходит на эту роль? Фильм заканчивается. Джессика просит меня показать список тех, с кем я планирую встретиться и поговорить. Я показываю. Мы добавляем туда Ванессу Хоган.