– О’кей, пусть будет так. – Вы говорили, что каждый четверг, в четыре часа утра, вы видели его проходящим мимо вас. – Совершенно верно. – Значит, у него был заведен такой порядок? – Да. – И как давно он следовал этому порядку? – Многие годы. – То есть летом, осенью, весной, зимой? – Думаю, да. Хотя постойте, бывали периоды, когда он пропадал. Я в этом уверен. Иногда я месяцами его не видел. Может, он на зиму улетал во Флориду. Чего не знаю, того не знаю. А бывали ночи… Работа у меня спокойная. Ночью мало кто из жильцов возвращается. Сижу себе. Сунул в уши беспроводные наушники и шарюсь по «Нетфликсу». Понимаете, о чем я? А как кто-то дернет ручку двери – «бам», и я вскакиваю. Мы в полночь дверь запираем. Я чего хочу сказать: может, иногда он проходил мимо и я его не видел. – А вы видели, чтобы он покидал здание в другое время? – Пожалуй, нет. Всегда в четыре утра или около того. Я обдумываю слова Ормуза и спрашиваю: – И когда он возвращался обратно? – Гулял он недолго. Возвращался через час. Может, иногда попозже. Не думаю, что в этом была какая-то последовательность. Я понимаю так: человек со странностями хочет, чтобы ему не мешали, и потому ходит гулять по ночам. Я слыхал и про более странное поведение. – Когда он проходил мимо вас, в каком направлении он шел? – продолжаю я. – В восточном. Я смотрю туда, куда указывает Ормуз: – То есть в парк? – Ага. – Каждый раз? – Каждый раз. Потому я и решил, что он ходит гулять. Я вам уже говорил. Странное время для прогулок. Знаю, в парке сейчас гораздо безопаснее, чем раньше. Но я бы не решился прогуливаться по парку в четыре часа утра. Я думаю над услышанным. Четыре часа утра. Может, в этом и кроется разгадка? Похоже что да. – Когда вы в последний раз видели его выходящим на раннюю прогулку? – Недавно. Может, на прошлой неделе. Или на позапрошлой. Вероятно, это было накануне его убийства. В четверг в четыре часа утра Рай Стросс отправляется на свою обычную прогулку. В пятницу он снова выходит из дома, впервые в жизни делая это днем. И скорее всего, возвращается обратно вместе с убийцей. У меня возникает план. Я стою в тени, напротив «Малаки». Время – четыре часа утра. По закону именно в это время нью-йоркские бары должны прекращать отпуск выпивки посетителям. Совпадение? Очень надеюсь, что нет. Нью-Йорк называют городом, который никогда не спит. Может, это и так, но сейчас глаза города сонно моргают, а голова устало клонится вниз. Мой рептильный мозг, отвечающий за выживание, подчиняется инстинкту и не собирается отправляться на покой. Он предпочитает находиться в готовности. Даже днем рептильный мозг вычисляет потенциальных врагов или тех, кого он ошибочно посчитал таковыми, и угрозы. Я остаюсь под прикрытием теней и веду наблюдение за дверью «Малаки». Я переоделся в спортивные брюки для бега и надел рубашку с капюшоном. Нет, не толстовку с капюшоном – их еще называют «худи», – а именно рубашку. Худи я бы ни за что не надел. В ушах наушники. Плей-лист составлял Кабир. Он включил туда вещи, которые исполняют Мик Милл, Биг Шон и 21 Savage. Где-то год или два назад, перестав морщиться на музыкальные стили, которые не понимал, я постепенно полюбил то, что мы называем рэп и хип-хоп. Знаю: эта музыка, как и бар «Малаки», создавалась не для меня. Но меня притягивает ее подспудный гнев. Меня подкупает искренность отчаянного позерства и бравады исполнителей. Они хотят выглядеть крутыми ребятами, но их потребность в одобрении и эмоциональная неустойчивость просвечивают насквозь. Думаю, они должны знать, что мы понимаем скрытый смысл их усилий. И сейчас, пока Кэтлин и второй бармен запирают дверь, Мик Милл со стоном признаётся, что не может доверять женщинам из-за проблем личного характера. Я тебя понимаю, мой беспокойный друг. Кэтлин прощается с барменом. Он идет в сторону Бродвея, вероятно к станции первого маршрута метро. Кэтлин переходит Колумбус-авеню и направляется по Семьдесят второй улице. Насколько я знаю из собранных Кабиром сведений, живет она на Шестьдесят восьмой, близ Вест-Энд-авеню. Я следую за ней по другой стороне улицы. Через пару минут она проходит мимо «Дакоты» и сворачивает в Центральный парк. В это время парк практически пуст. Рядом – никого, поэтому дальше идти за ней будет труднее. Рептильный мозг есть у каждого из нас. Представьте ситуацию. Вы женщина и идете по Центральному парку в четыре часа утра. За вами идет мужчина в рубашке с капюшоном. Пусть его рубашка элегантнее и дороже, чем у обычных бегунов, вам до этого нет дела. Вам важно, что он увязался за вами. Когда она сворачивает на север и выходит на дорожку, окаймляющую водоем, который мы зовем просто озером, я беру западнее и двигаюсь по параллельной дорожке. Мой путь лежит через заросли. На дорожке темно и в такое время суток не слишком-то безопасно. Но, во-первых, я всегда вооружен, а во-вторых, ни один опытный грабитель не станет подкарауливать добычу в столь захолустном уголке парка, где ему пришлось бы ждать днями, неделями и даже месяцами появления тех, кого выгодно ограбить. Я то и дело теряю Кэтлин из виду, но пока мой замысел удается. Она продолжает идти в северном направлении, к входу в Рэмбл, нетронутый уголок природы на северном берегу озера. Это почти сорок акров охраняемой заповедной территории с извилистыми дорожками, старыми мостиками, разнообразием ландшафта и фауны и так далее. Здесь собираются любители наблюдать за птицами. В менее просвещенные времена Рэмбл служил местом встреч гомосексуалистов. Это было место, где геи, как тогда говорили, «курсировали». Считалось, что здесь у них минимальная вероятность стать жертвами гомофобов, хотя, конечно же, их свидания все равно оставались весьма небезопасным занятием. Кэтлин останавливается на мосту, который пересекает озеро и ведет вглубь Рэмбла. Лунный свет, отражающийся в воде, очерчивает силуэт Кэтлин. Проходит минута. Она продолжает стоять. Притворяться дальше нет смысла. Я выхожу на дорожку. Кэтлин слышит мои шаги и поворачивается, ожидая увидеть вовсе не меня. – Прошу прощения, что разочаровал тебя, – подходя ближе, говорю я. Кэтлин вздрагивает: – Постой, я же тебя знаю. – (Я молчу.) – Так это ты шел за мной? – Да. – Чего тебе надо? – Рай Стросс сегодня не придет. – Кто-кто? – Но я вижу страх в ее глазах. – Не знаю, про кого ты говоришь. Я подхожу ближе, и теперь она видит мою разочарованную, хмурую физиономию. – Ты умеешь играть получше, – говорю я. – Чего ты хочешь? – Мне нужна твоя помощь. – В чем? – Рай убит. Я говорю это просто и сухо, поскольку не отличаюсь умением сообщать плохие новости. – Он… – Да. Убит. На ее глаза наворачиваются слезы. Кэтлин кулаком зажимает себе рот, чтобы не вскрикнуть. Я жду, давая ей время свыкнуться с услышанным. Она опускает руку и смотрит на лунный свет. – Это ты его убил? – Нет. – Ты собираешься убить меня? – Если бы это входило в мои планы, ты была бы уже мертва. Похоже, мои слова ее не слишком успокаивают. – А от меня ты чего хочешь? – Мне нужна твоя помощь. – В чем? – Я пытаюсь поймать его убийцу. Глава 13 Мы идем по Центральному парку, направляясь к Семьдесят второй улице и моему дому. Кэтлин молчит. Ворота входной арки в «Дакоту» заперты на ночь. Я нажимаю на кнопку звонка. Появляется Том и открывает ворота. Он привык, что я в любое время суток привожу к себе женщин, хотя в последние годы не столь часто, как раньше. Но, думаю, его удивляет почтенный возраст Кэтлин.