– По вашим оценкам, один из нападавших был среднего телосложения, ростом пять футов и около девяти дюймов. Второй был чуть выше шести футов и отличался более крепким телосложением. Оба белые. По вашему утверждению, они приклеили себе усы. – Там было темно, – добавляет он. – Что вы этим хотите сказать? – Я говорю о неточности оценок. – Его глаза скашиваются влево. – Рост, телосложение. Все произошло слишком быстро, я не смог рассмотреть их как следует. – Вы были молоды и напуганы, – добавляю я. Иэн Корнуэлл хватается за эти аргументы, как утопающий за спасательный круг: – Да, совершенно верно. – Вы были стажером, подрабатывающим дежурствами. – Да, это входило в условие требований предоставленной мне финансовой помощи. – И ваша подготовка была минимальной. – Я не снимаю с себя ответственности, – говорит Корнуэлл, – но колледжу следовало обеспечить картины вашей семьи более надежной охраной. Здесь он прав, хотя многое в этом деле и в расследовании кражи и раньше вызывало у меня вопросы. Наша семья предоставляла картины на короткое время, и даты были обговорены заранее, за несколько недель. Мы увеличили число камер наблюдения, но тогда цифровое видео не отправлялось в облачные хранилища. Поэтому записи находились на жестком диске компьютера, а компьютер стоял на втором этаже, в комнате за кабинетом президента колледжа. – Откуда воры знали, где искать жесткий диск? – спрашиваю я. – Пожалуйста, не надо, – закрыв глаза, стонет профессор. – Что не надо? – Неужели вы думаете, что люди из ФБР не задавали мне такие же вопросы? Задавали тысячу раз. Они часами допрашивали меня и даже отказывали в помощи адвоката. – Они подозревали вас в соучастии. – Не знаю. Но они вели себя так, будто я и впрямь соучастник. Я скажу вам то же, что говорил им: я не знаю, откуда грабителям было известно местонахождение жесткого диска. Я валялся в подвале, перемотанный скотчем и прикованный к батарее. Я провел там восемь часов, пока утром меня не нашел сменщик. Все это мне известно. Подозрения с Иэна Корнуэлла были сняты по многим причинам и прежде всего потому, что он – двадцатидвухлетний стажер – не имел криминального прошлого. Чтобы спланировать и осуществить такое ограбление, требовались преступный склад ума и определенный опыт. У него не было ни того ни другого. И тем не менее ФБР продолжало за ним наблюдать. Я тоже, с помощью Кабира, следил за его банковскими счетами: не появится ли там запоздалая крупная сумма, свалившаяся невесть откуда. Ничего подозрительного. Похоже, этот человек чист. И все же… – Взгляните на эти фотографии. Я подвигаю ему четыре фотографии. Две первые – увеличенные фрагменты знаменитого снимка «Шестерки с Джейн-стрит». Еще две – те же фрагменты, но с использованием новой компьютерной программы, показывающей, как будет выглядеть тот или иной человек по прошествии времени. Стросса и Шугармена «состарили» на двадцать лет. Так они могли выглядеть к моменту ограбления. Иэн Корнуэлл смотрит на снимки, затем на меня: – Вы шутите? – С чего вы решили? – Да это же Рай Стросс и Арло Шугармен, – говорит он. – Вы думаете, что они… – А вы? Иэн Корнуэлл снова смотрит на фотографии. Кажется, он изучает их с удвоенным усердием. Мне необходимо видеть его реакцию. Что бы ни утверждали психологи, ни один человек не является открытой книгой. Однако в глубине профессорских глаз что-то происходит. Во всяком случает, мне так кажется. – Секундочку, – произносит он. Корнуэлл открывает шкафчик рядом с книжной полкой и достает черный маркер «Шарпи». – Не возражаете? – спрашивает он, кивком указывая на снимки. – Пожалуйста. Он аккуратно пририсовывает обоим усы. Закончив рисовать, он выпрямляется, затем наклоняет голову, словно художник, разглядывающий свое произведение. Я смотрю не на фотографии, а на его лицо. Увиденное мне не нравится. – Поклясться никак не могу, – произносит он, еще раз оглядывая подрисовку, – но такое вполне возможно. – (Я молчу.) – Мистер Локвуд, вас еще что-то интересует? – Только срок давности. – Простите, не понял. – Он истек. – Все равно не понимаю. – Даже если вы и были причастны к ограблению, вас уже нельзя судить. Если вы, к примеру, сообщили грабителям инсайдерскую информацию, если вы являлись их пособником, прошло более двадцати лет. В Пенсильвании срок давности за подобные преступления ограничивается пятью годами. Короче говоря, вы чисты перед законом, профессор Корнуэлл. – В чем чист? – Он хмурится. – В своей непричастности к злодейскому убийству президента Линкольна. – Что? Я качаю головой: – Теперь вы улавливаете смысл моего разговора с вами? – О чем вы говорите? – Вы спросили: «В чем чист?», – хотя предельно ясно, что я имел в виду кражу картин. – Я подражаю ему и повторяю: – «В чем чист?» Иэн, это уже перебор. Это подозрительное поведение. Если уж на то пошло, все в вашем признании подозрительно. – Я не понимаю, о чем вы говорите. – Например, двое грабителей, одевшихся полицейскими. – И что вас удивляет? – Это точь-в-точь сценарий ограбления Музея Гарднер в Бостоне. Два человека, того же роста и телосложения, как вы описываете, те же фальшивые усы и то же утверждение, что им нужно выяснить причину странных звуков. – Вы находите это странным? – парирует он. – Да. Весьма странным. – Но в ФБР сочли это аналогичным МД. – МД? – Методом действия. – Благодарю. Мне известно значение этого термина. – Отсюда, мистер Локвуд, и схожесть в действии грабителей. Есть версия, что обе кражи были совершены одной и той же шайкой. – Или же кто-то, возможно вы, хотел, чтобы мы в это поверили. А что скажете насчет «подозрительных звуков»? Серьезно? В запертом здании на другом конце лужайки? Вы находились внутри. Вы слышали что-нибудь подозрительное? – В общем-то, нет. – Нет, – повторяю я. – Вы сообщали о чем-либо подобном? Снова нет. И тем не менее вы открыли дверь двоим мужчинам с приклеенными усами. Вы не находите это странным? – Я принял их за настоящих полицейских. – Они приехали на полицейской машине? – Этого я не видел. – Скажу вам больше. В кампусе на всех входах и выходах работали видеокамеры. Однако в ту ночь никто не видел двоих мужчин в полицейской форме. Это ложь. Тогда в кампусе не было такой системы видеонаблюдения. Но мой удар достигает цели. – С меня достаточно! – сердито бросает Иэн Корнуэлл и встает со стула. – Мне нет дела до того, кем вы являетесь… – Тише! – Что вы сказали? И вы никак… Я сверлю его взглядом. Если хотите изменить чье-то поведение, запомните всего одну простую вещь: люди всегда делают то, что отвечает их собственным интересам. Всегда. Это единственный мотиватор. Люди совершают «правильные поступки», только если им это выгодно. Да, мои слова полны цинизма, зато я говорю правду. Если хотите поменять чье-то умонастроение, секрет заключается не во внимательном и уважительном отношении к этому человеку, не в ваших шагах к примирению и не в неоспоримых фактах, доказывающих ошибочность его позиции. Добавляю для особо наивных: бесполезно обращаться к тому лучшему, что есть в человеке, или взывать к его «гуманности». Ничто из перечисленного не работает. Единственный способ изменить чье-то мнение – это заставить человека поверить, что нахождение на вашей стороне наилучшим образом отвечает его интересам. И точка. Знаю, о чем вы сейчас думаете: я слишком обаятелен, чтобы рассуждать, как прожженный циник. Но не торопитесь с выводами.