— Теперь я задам вам вопрос, идет? — Задавайте, — ответил он, но без особой охоты. Наверное, стоило придержать язык, но любопытство Герды всегда было сильнее самой Герды. — Откуда у вас шрам? Он как будто ждал этого вопроса и одновременно позволил ему застать себя врасплох; бледные пальцы сильнее сжали стакан с остатками бурбона, во всей осанке появилось что-то неуловимое и напряженное, а взгляд серых глаз словно заиндевел, как у мертвеца или призрака. В похожем состоянии Вайсберг был, когда Герда неосторожно пошутила про гитлерюгенд, и сейчас, очевидно, она опять наступила ему на больное место. Она успела запоздало пожалеть о том, что опять все испортила, прежде чем он коротко и веско ответил: — Война. — Вой… — повторила она растерянно, в первую секунду не поняв, о чем он говорит; осознание было резким, как неожиданный удар по затылку, и у Герды вырвался непроизвольный болезненный вздох. — Вьетнам? Вы были во Вьетнаме? Не меняя выражения лица, Вайсберг кивнул. — Вот дерьмо, — высказалась Герда с чувством. — Я не думала, что… вас призвали тогда, да? — Нет, — ответил он. — Я сам. — Сам?.. — Не знаю, что мной двигало, — он опустошил стакан одним глотком и как будто немного оттаял. — Наверное, я хотел почувствовать себя… американцем. Вы же помните, у меня с этим некоторые… проблемы. Он даже попытался вернуть на лицо улыбку, но вышла какая-то мученическая гримаса. Надо было срочно уводить разговор в сторону, но что-то не давало Герде это сделать; она вспомнила, как вернулся с антивоенной демонстрации дядюшка Курт, с трудом нащупывая дорогу перед собой, потому что после стычки с полицейскими у него заплыли оба глаза, и то, как они на пару с тетушкой прикладывали замотанный в полотенца лед к его разбитому лицу; вспомнила и вечер в «Южном ветре» несколько месяцев спустя, когда ей впервые пришлось выйти на сцену в одиночку, потому что танцующая с ней в паре девчонка билась в истерике в гримерной — ее жених вернулся к ней без глаз и пальцев на руках, ничего не говорил и больше не узнавал ее. — А остальные шрамы? — выпалила Герда, с трудом понимая, что, оказывается, крепко держит Вайсберга за руку. — Я заметила, когда Руперт вас латал… — От вас ничего не скроется, — признал Вайсберг, сдаваясь. — Это тоже оттуда. На память о плене. — Вы были в плену?.. — Был, — согласился он и с явным сожалением посмотрел на пустой стакан в своей руке. — Но сбежал. Единственный из моего взвода, кто остался в живых. Герда хотела выпустить его руку, но он, сжав ее пальцы в ответ, не дал ей этого сделать. Вальдес была рада этому — ей было легче от того, что она касалась человека напротив, и она подумала, что Вайсберг, должно быть, испытывает нечто похожее. — Давайте не будем говорить о таких печальных вещах, — сказала она наконец, привыкнув к чужому теплу и ощутив, что собравшийся где-то в груди тяжелый ком наконец рассосался. — Надо найти тему повеселее. Хотите, расскажу, как я голосовала по дороге в Вегас, и меня подвез бродячий цирк? Вайсберг, с явным трудом стряхнувший с себя накатившие воспоминания, посмотрел на Герду с сомнением. — Я боюсь представить себе… характер этой истории. — Характер этой истории — возмутительно эротический, — хулигански усмехнулась Герда, радуясь про себя тому, что ей удалось отвлечь его. — Все так и было! Чистая правда! — Я в вас не сомневаюсь, — сказал он без толики осуждения, на что Герда рассмеялась: — Правильно делаете. Я считаю, что в жизни надо попробовать все… даже игру в карты на раздевание с толпой чуваков, некоторые из которых ростом не достают тебе до локтя. Мы живем один раз, разве нет? А зачем жить, если не чувствуешь себя живым? — Это и есть ваше жизненное кредо? — вкрадчиво осведомился Вайсберг. Герда, выловив из стакана кусок лайма и отправив его себе в рот, закивала: — Можно и так сказать. А у вас есть кредо? Что вас вообще по жизни ведет? Он задумался, но всего на секунду — очевидно, ему не стоило большого труда отыскать ответ на этот вопрос. — Делать свою работу, — сказал он до странности бесцветно. — И делать ее хорошо. — Неплохо, — отозвалась Герда и поморщилась — лайм оказался кислее, чем она думала. — И как? Получается? — До недавних пор — да, — проговорил он все с тем же странным выражением, как будто ему было сложно выталкивать из себя слова. Герда с шумом вытянула через трубочку остатки коктейля на дне и подумала, что не отказалась бы от еще парочки. — Что-то изменилось? Прежде чем ответить, он недолго смотрел Герде в лицо, и она поежилась от ощущения, что его внимательный взгляд пронизывает ее насквозь. — Да, — тяжело подтвердил Вайсберг. — Что-то изменилось. — Это хорошо или плохо? Он вздохнул: — Не знаю. Судя по омертвевшему выражению на его лице, его снова начала одолевать хандра, а Герда не придумала ничего лучше, кроме как протянуть руку и коснуться его лица, погладить по щеке, обвести кончиками пальцев контур шрама; Вайсберг вздрогнул всем телом, будто Вальдес ударила его током, но не отшатнулся, а когда она убрала руку, машинально потянулся следом. — Перемены могут быть к лучшему, — сказала Герда, чтобы его приободрить. — Я, например, хочу сменить кайпиринью на чистый ром. Как вам идея? Наверное, он тоже иногда считал ее невыносимой, но, как и в ее случае, это ничего не меняло. Как показалось Герде, именно в тот момент они окончательно поняли, чем закончится для них этот бесконечный день, оба поняли, что не имеют ничего против — и оба, как показали следующие часы, ошиблись. Вернулись в гостиницу заполночь и изрядно навеселе; Герда щебетала какую-то чушь, попадая ключом в замок номера с третьего раза, и прикидывала про себя, в каком положении им лучше устроиться на постели, чтобы не потревожить раненую руку Вайсберга, но все эти весьма привлекательные картины испарились из ее головы одномоментно, точно их смыло в канализацию, как только она шагнула в номер и увидела, что шкаф, где она устроила свой драгоценный груз, открыт нараспашку — и, конечно же, чемодана там нет. Издав вопль, который сделал бы честь раненому льву, Герда метнулась к шкафу. Глаза не обманывали ее — отделение, куда она перед уходом засунула чемодан Альварро, зияло пустотой. Перед глазами у нее все поплыло, и она не сразу поняла, что говорит Вайсберг — удивительно спокойный и собранный, точно не было всего выпитого им бурбона: — Кому понадобились ваши деловые бумаги? — Какие, к черту, бумаги! — рявкнула Вальдес, оборачиваясь к нему. — Там было полмиллиона! Вайсберг замер, потрясенный. От его лица медленно отливала краска. Глава 8 Сидя на краю кровати, Герда бессмысленно наблюдала за тем, как тает лед на дне стакана, который несколькими минутами раньше вручил ей ее спутник. Пока она беспорядочно носилась по номеру, то и дело хватаясь за пистолет и грозясь выпустить кишки всем, кто так или иначе имел отношение к пропаже чемодана, Вайсберг сохранял ледяное спокойствие и, не произнося ни слова, ждал, пока приступ ярости выпьет ее до дна; стоило ей обессиленно опуститься на постель и скорчиться там, подтянув колени к груди и держа обеими руками отяжелевшую голову, как он оказался рядом, так же молча напоил ее купленным еще в Далласе виски и отступил. Теперь он сидел неподалеку, в старом кресле у окна, и как будто чего-то ждал. — Эти деньги… — хрипло проговорила Герда, с трудом шевеля языком, — они не мои. — Я понимаю, — ровно сказал Вайсберг. — Если я их не верну… — она невесело усмехнулась, спустила ноги на пол и попыталась встать, но тело все еще плохо слушалось ее, — мне лучше будет остаток жизни провести в Антарктиде, маскируясь там под пингвина. Понимаете? — Понимаю, — повторил он, тоже поднялся и, вздохнув, принялся подбирать с пола беспорядочно разбросанные ею вещи: подушки, полотенца и какие-то предметы одежды. Если он надеялся, что ей станет стыдно, то не на ту напал: все, о чем Герда в тот момент могла думать — то, что какой-то ублюдок, должно быть, уже успел смыться из этого городка на добрую сотню миль, а ее собственная машина, как назло, в ремонтной мастерской. — Нас не было не больше трех часов, — заметил Вайсберг, тщательно складывая полотенца на тумбочке рядом с кроватью. — У вас есть предположения, кто мог украсть ваши деньги? — Я не… — начала Герда и осеклась, вспомнив о своем разговоре с Альварро. Неужели ее преследователю каким-то непостижимым образом все же удалось вычислить ее? Но почему тогда он забрал деньги и ушел? Разумнее было бы подождать ее в номере и закончить дело… нет, профессионал не стал бы поступать таким образом, а человек, про которого с уважением отзывался Раймонд, совершенно точно был профессионалом. — Нет, — сказала Герда после недолгих раздумий. — Я не знаю. Вайсберг закончил уничтожать последствия учиненного ею разгрома и, мелко отряхнув руки, вернулся на свое место в кресле. По нему вообще было не похоже, что происходящее хоть сколько-нибудь выбило его из колеи — после своего первоначального изумления он ни сном, ни духом не показал, что неуютно чувствует себя рядом с человеком, чей род занятий предполагает путешествия по стране с оружием и кучей денег. — Вы обратили внимание? — сказал он таким тоном, будто искал ответ на ребус из вечернего телешоу. — Дверь была не взломана. Ее открыли ключом. Медленно подняв голову, Герда посмотрела на него. В ее мыслях начало кое-что проясняться. — Нас тут видела всего пара человек, — произнесла она, чувствуя, как со дна ее души снова начинает подниматься жаркая волна злобы. — Хозяин этой дыры и тот пацан, который нас сюда провожал. Его сын. Они встретились взглядами, и Вайсберг кивнул. Очевидно, он пришел к тем же самым выводам, что и она. Пистолет лежал возле Герды — падая на постель, она бросила его рядом с собой. Нашарив все еще теплую рукоять, она схватила ее с такой силой, что в безымянном пальце неприятно хрустнул какой-то сустав, и выскочила из номера. — Герда! — встревоженно окликнул ее Вайсберг, выбегая за ней, но она ничего не ответила, только ускорила шаг. Если он и хотел остановить ее, то не успел — она почти бегом пересекла коридор, парой прыжков преодолела узкие лестничные пролеты и, не увидев хозяина гостиницы в фойе за стойкой, решительно направилась к маленькой двери с надписью «Служебный вход». — Герда! — повторил Вайсберг, догоняя ее, но было поздно — она рывком распахнула дверь и увидела хозяина, который успел только подняться ей навстречу из-за стола; по его белому как полотно лицу, по тому, как тряслись его бескровные губы, Вальдес поняла, что она не ошиблась. Все произошло за секунду. Мужчина потянул было откуда-то из ящика ржавый револьвер, но получил удар рукоятью пистолета в висок и со вскриком упал на пол. Герда ударила его ногой в солнечное сплетение — для острастки, он и без того уже был готов навалить в штаны, и ждать от него даже символического сопротивления не приходилось, — и, не дожидаясь, пока он сможет снова начать дышать, демонстративно сняла свое оружие с предохранителя. — Один вопрос, — сказала она, чувствуя, что на ее лице проступает многообещающая улыбка, и направила дуло хозяину гостиницы в голову. — Думаю, вы знаете, какой. Вайсберг за ее спиной тихо запер дверь на щеколду. Хозяин смотрел на Герду, свистяще дышал и молчал, только слезы пускал из расширившихся от ужаса глаз. Неужели готов умереть из-за полумиллиона? Нет, здесь все было немного сложнее. — Сынишку покрываете? — улыбаясь еще шире, спросила Герда. — Давно он у вас тут промышляет? Хозяин не ответил, но его отдуловатое лицо из бледного стало синюшным. Раздраженная от того, что ей приходится тратить время на этого слизняка, Герда поставила ногу мучжине на горло и надавила достаточно сильно, чтобы исторгнуть из него беспомощный хрип. — Что? — участливо осведомилась она. — Хотите что-то сказать? — Я… я скажу… — прошептал мужчина, когда она вернула ему возможность говорить. — Но…