— Но? — Пообещайте… пообещайте, что не убьете, — проговорил хозяин с мольбой. — Забирайте ваши деньги. Забирайте, что хотите. Но оставьте его жить. Герда только глаза закатила: — Вы сейчас серьезно? Мужчина продолжал безотрывно смотреть на нее и, судя по его взгляду, где панический ужас причудливо мешался с безнадежной, загнанной решимостью, действительно говорил серьезно. Вспомнив о Вайсберге, Герда обернулась к нему; он наблюдал за разворачивающейся перед ним сценой с безразличием, сжимал в руке револьвер хозяина гостиницы и только плечами пожал, предоставляя решать ей. — Ладно, — выплюнула она, опуская пистолет и отступая на шаг; дрожа всем телом, хозяин гостиницы приподнялся на локтях и заговорил едва слышно: — Когда он нашел такую сумму… он испугался. — Испугался, но все равно решил ее притырить, — хмыкнула Герда. — Давайте послушаем про богатый внутренний мир вашего сынули в другой раз. Где он? — У своей матери, в Стэнхоупе, — ответил хозяин обреченно. — Это пятнадцать миль к западу отсюда. Их дом на отшибе, вы увидите его первым… Он хотел еще что-то поныть, но Герда не стала слушать. — Отлично, — резюмировала она и, пошарив взглядом по столу, схватила дешевый пластиковый брелок с ключами от машины. — Арендую у вас вот это. Что за машина? По счастью, этот неудачник больше не стал упираться — должно быть, он был в таком состоянии, что готов был рассказать Герде что угодно, только бы все поскорее закончилось. — Темно-синий «Форд» на заднем дворе. Вайсберг распахнул дверь, и Герда, помахивая ключами, шагнула к выходу. Обернулась она только на пороге, смерила взглядом хозяина, который все еще тщетно пытался подняться на ноги, и произнесла со значением: — Если вы меня обманули… вы и сами понимаете, да. Он не ответил, только коротко и очень энергично помотал головой. Хотелось, конечно, размазать его мозги по стене в назидание, но тратить пулю на это ничтожество Герда посчитала ниже своего достоинства. Ей и без того было чем заняться. — Поведу я, — заявил Вайсберг, когда они вышли на задний двор. Герда посмотрела на него с сомнением. — А ваша рука? — Рука потерпит, — отрезал он, забирая у нее ключи и открывая дверь дышащего на ладан «Форда». — А вы нас в кювет не зашвырнете? — для проформы поинтересовалась Герда, забираясь на заднее сиденье. Заводя мотор и оборачиваясь назад, чтобы ловчее вырулить с парковки, Вайсберг ответил: — Я мог бы задать вам тот же вопрос. Все-таки я выпил меньше вашего. — Ну хорошо, — признавая его правоту, произнесла Вальдес и вытащила из бардачка мятую, липкую, но все еще различимую карту штата. — Тогда я буду править. Бесполезно размахивать допотопным оружием у этой семейки, кажется, было в крови. Сын решил не отставать от отца и вышел против Герды с обрезом, из которого, должно быть, его прадед стрелял по южанам в Гражданскую; руки у незадачливого стрелка ходили ходуном, и Герда, не дожидаясь, пока он нашарит спусковой крючок, схватилась за ствол и пихнула парня прикладом в живот, а затем, когда он потерял равновесие, добавила ему ударом по голове. Обливаясь кровью из рассеченной брови, парень рухнул на пол, и Герда тут же уперла обрез ему в лоб. — Где деньги? — коротко осведомилась она, точно спрашивая, какую сказку ему рассказать на ночь. Парень, на свое счастье, упираться не стал: — В кухне… в сундуке… В этот момент на сцене появилось новое действующее лицо — пухлая низкорослая женщина, в своей ночной сорочке похожая на привидение. Перепуганная до того, что изо рта ее вместо слов вырывались лишь нечленораздельные звуки, она беспомощно переводила взгляд с замершего у двери Вайсберга на Герду и ее жертву, но не шевелилась, точно ее прихватил паралич. — Извините за вторжение, мэм, — обратилась к ней Вальдес. — Боюсь, что вы плохо воспитывали вашего сына, за что он сейчас и поплатится. Разве вы ему не говорили, что нельзя брать чужое? Женщина ни слова ни произнесла, а вот парень начал рыдать, и не бесшумно, как его папаша, а некрасиво, с какими-то детскими всхлипами — если он думал этим разжалобить Герду, то получилось у него из рук вон плохо. Вальдес хорошо знала эту породу — они раскаиваются только тогда, когда направляешь им в морду ствол. И сейчас, должно быть, этот ублюдок сожалел не о том, что не удержал при себе свои загребущие лапы, а о том, что попался. Перехватывая обрез поудобнее, она положила палец на спусковой крючок. То темное и яростное, что поглотило ее без остатка, торжествующе взревело — любому зверю иногда нужно погулять… — Прочирикаешь что-нибудь напоследок? Продолжая захлебываться соплями, парень зажмурился и отвернулся, точно это могло уберечь его от пули. Женщина пронзительно ахнула, но так и не пошевелилась, зато пошевелился Вайсберг — стремительно пересек комнату и остановился перед Гердой, загораживая ублюдка от уготованного ему выстрела. — Герда, — сказал он твердо, прежде чем она успела возмутиться, какого хрена он делает. — Вы дали слово. — Да наплевать мне, — огрызнулась Вальдес, стволом пытаясь отпихнуть его в сторону. — Отойдите, мать вашу! А то я… Что именно скрывается за ее последними словами, она не успела даже подумать, потому что Вайсберг неожиданно сделал шаг вперед, оказываясь совсем близко от нее, и обхватил ее лицо прохладными ладонями, заставил посмотреть себе в глаза. — Успокойтесь, Герда. Вам не нужно нарушать свое обещание. Я думаю, этот юноша выучил урок, который вы хотели преподать ему. Подозревал ли он, что ходит по грани? Будь на его месте кто угодно, даже Альварро, Герда как минимум оттолкнула бы его, чтобы закончить дело, а как максимум — пальнула в свою цель прямо сквозь его тело. Она подумала сделать так, но это намерение держалось в ее сознании лишь секунду, почти тут же угаснув, как шальная искра, опустившаяся на непроницаемую толщу льда. От того, как Вайсберг смотрел на Герду, бешеная, горячая спираль в ее сердце обмирала и съеживалась, сжигая изнутри не ее, но себя саму; поднявшаяся буря успокаивалась, а вырвавшиеся из глубин темные тени опускались обратно на дно. Герда продолжала сжимать в руках обрез, но делала это скорее машинально — желания нажимать на спуск в ней уже не было, ведь чужой строгий, решительный и совсем чуть-чуть просящий взгляд унес его без следа. Они отстранились друг от друга одновременно. Вайсберг уже не заслонял собой парня — очевидно, понял, что в этом больше нет нужды. — Показывай, где мои деньги, — приказала Герда незадачливому вору, который перестал, наконец, размазывать слюни и стал похож на человека. — И имей в виду — если попадешься мне на глаза еще раз, его, — она коротко кивнула в сторону Вайсберга, — может рядом не быть. Парню не надо было повторять дважды — он метнулся куда-то вглубь дома так быстро, будто ожидал выстрела в спину. Его мать неловко посторонилась, пропуская его. — Хорошая сегодня ночь, а, мэм? — спросила у нее Вальдес, не желая слушать тишину. — Погода чудесная. Так и хочется выйти куда-нибудь, взять бутылочку винца и смотреть за звезды… верно? Женщина не ответила, но тут появился ее сынуля с чемоданом, и необходимость в разговоре отпала. Пока Вайсберг, морщась от боли в руке, деловито разряжал обрез, Вальдес проверила содержимое — похоже, все было на месте. — Действительно чудесная ночь, — сказала она, защелкивая крышку, и направилась к двери. — Приятных снов, мэм. Только в салоне «Форда», наблюдая за тем, как разрезают ночную мглу лучи фар, и из-под колес кидаются в разные стороны какие-то мелкие зверьки, Герда поняла, как сильно хочет закурить, и с сожалением вспомнила, что оставила сигареты в гостинице. — Чаевых наш хозяин точно не получит, — усмехнулась она, поворачиваясь к Вайсбергу. Он не улыбнулся и как будто вообще не услышал ее. Она попыталась прикинуть, о чем он сейчас думает — по всему выходило, что он, по крайней мере, в легком шоке, просто этого не показывает. Война войной, конечно, но спустя столько лет мирной жизни оказаться в центре явно криминальной истории должно было быть для Вайсберга малоприятным сюрпризом. — Думаю, у вас есть ко мне пара вопросов, — проговорила Герда, когда на горизонте замаячили редкие огни уснувшего городка. Вайсберг не отрывался от дороги и ответил будто нехотя: — Да. Несколько. Ночь обещала быть бесконечной, но Герду это вовсе не пугало — она сама чувствовала, что черта с два сможет уснуть, если не выговорится: слишком много у нее накопилось того, о чем она искренне и по душам говорила… пожалуй, никогда и ни с кем. — Тогда задайте мне их, когда вернемся в гостиницу, — сказала она. Ответ был коротким: — Я так и думал. Обрадованная быстро достигнутым взаимопониманием, Герда откинулась на спинку сиденья, крепче сжала в руках чертов чемодан и почти блаженно прикрыла глаза. Глава 9 — Герда, я имею право знать, что происходит. Они сидели в номере; она, вытирая волосы после душа — на постели, он — в давно облюбованном кресле. Недопитая бутылка виски и два пустых стакана стояли на тумбочке между ними. Неподвижности Вайсберга могла бы отдать честь каменная статуя, Герда же продолжала мять в руках полотенце и выжимать кончики волос, хотя в этом не было уже никакой необходимости, но каким-то немыслимым образом помогало ей говорить, складывать из слов фразы, а главное — выдерживать взгляд своего собеседника. Последнее почему-то было тяжелее всего. — Зря я вас во все это втянула, — вздохнула она. — Ну, я хотя бы хотела как лучше. — Просто объясните мне, — проговорил он, несколько смягчаясь, — почему вы так нервничаете последние несколько часов… нет, я уже слышал ваше объяснение тому, что вы едва не выбили дверь, но, простите меня, не верю ему. У вас был такой вид, точно за вами погоня. Отпираться и врать не было ни смысла, ни сил. — Это так, — призналась Герда, с трудом вспоминая, до чего неприятно расписываться в собственной слабости, неумении взять ситуацию под контроль. — Меня преследуют, и я… не уверена, что смогу при случае нас защитить. Вайсберг прикрыл глаза, как будто его неожиданно ударили со спины, и Герда вспомнила, что у него было такое же выражение лица в тот момент, когда они заговорили у бассейна в мотеле в Оклахоме — этим утром, как бы невероятно это ни звучало. — Вам стоит знать, — сказала она, силясь улыбнуться, но чувствуя, что улыбка получается похожей на вымученный оскал, — вы выбрали себе очень хренового спутника. Вы можете пострадать, а я… этого не хочу. «Боже, Вальдес, что ты несешь», — раздался у нее в голове голос, очень похожий на голос Альварро; Герда соглашалась с ним целиком и полностью, но была не в состоянии взять себя в руки. Ей безумно хотелось выговориться, поделиться снедающей ее тревогой именно с Вайсбергом, человеком не ее круга, человеком, который мог бы выслушать ее и побежать звонить копам… хотя нет, он не побежал бы. В этом Герда была совершенно уверена. Он продолжал смотреть на нее со странной печалью, но ничего не говорил, и в его молчании Герда услышала не просто разрешение, но просьбу рассказать ему все. Она уже достаточно узнала его, чтобы понять, что он из тех людей, которые не приемлют недомолвок — а, значит, начинать надо было с самого начала. Вальдес потянулась к бутылке и налила себе еще на полпальца; Вайсберг подвинул к ней свой стакан, и она налила ему тоже. — Помните, я рассказывала вам о своей семье? — спросила она, откладывая в сторону ненужное уже полотенце и садясь на постели по-турецки. Дождалась кивка и продолжила. — Так вот, меня воспитывала тетка с мужем. У нее было заведение в Сан-Диего, небольшое, но довольно известное… в определенных кругах. Там можно было выпить и обстряпать всякие делишки, и кое-кому это было очень удобно. Я работала там с тех пор, как мне исполнилось семнадцать. Сначала разносила напитки, потом стала выходить на сцену, танцевать с девочками… чудные девочки были, скажу я вам. Клиенты их обожали. На лице Вайсберга не дрогнул ни единый мускул, но Герда как-то смогла понять, какие мысли промелькнули в его голове. — Нет, — засмеялась она, — сверхурочные я не брала, если вы об этом подумали.