— Я… мне вовсе нет до этого дела, — ответил он, как ей показалось, слишком поспешно, но она решила сейчас об этом не думать. — Так вот, все началось с того, как однажды вечером к нам зашли какие-то, как сказала тетушка, важные ребята. Они заняли лучший столик, такую ложу за перегородкой, и… <i>— …Юлиана сказала, чтобы ты их обслужила! — заявила Китти, миниатюрная блондинка, сегодня работавшая на баре, и обиженно надула губы — ее можно было понять, ей давно не перепадало хороших чаевых. Герда, впрочем, тоже была не особенно довольна — после выступления она предпочла бы отдохнуть с четверть часа, пока не перестанут ныть мышцы, а не таскать выпивку очередным надутым индюкам, строящим из себя Аль Капоне. Но спорить с тетушкой было себе дороже, поэтому она водрузила на поднос готовый заказ и отправилась в «люкс-ложу». Отдернув занавеску, отделявшую столик от остального зала, Герда еле удержалась от смешка. «Важные ребята» оказались едва ли не ее ровесниками — старшему из них, высокому плечистому брюнету с сигариллой в руке, наверняка еще и двадцати пяти не исполнилось, и этого никак не маскировали его попытки придать себе важности. Со вторым, тоже темноволосым, только синеглазым, будто он налил себе в радужку воду из подсвеченного аквариума, дела обстояли еще забавнее — он, конечно, развалился в кресле с королевским видом и беспрестанно тряс головой, стараясь, чтобы волосы как можно небрежнее упали на лицо, но это не отменяло того, что ему, скорее всего, было еще нельзя употреблять алкоголь. — Ваш заказ, джентльмены, — объявила Герда, пряча ухмылку. — Бурбон с содовой? — Это мне, — махнул рукой плечистый. Вальдес обернулась к синеглазому, и тот тут же принялся неприкрыто поедать ее взглядом, наверняка не подозревая, насколько глупо при этом выглядит. — Ваша текила, — сообщила ему Герда, выставляя перед ним на стол полдюжины шотов, блюдце с дольками лайма и солонку. — Желаете сангриты, чтобы запить? Парень ответил ей презрительной усмешкой, которая, очевидно, должна была обозначать, что такие крутые ребята, как он, до безалкогольных напитков не опускаются в принципе, и лихо опрокинул в себя первую порцию. — Еще что-нибудь? — осведомилась Герда, надеясь, что сможет побыстрее свинтить. Старший из посетителей покачал головой, а вот синеглазый, пережевывая лайм, решил высказаться: — А ты симпатичная. — Благодарю, мистер, — отозвалась Вальдес. «Ты тоже ничего… будешь лет через десять», — едва не сорвалось у нее при этом с языка. Парниша решил не отставать: — И сколько берешь? Такие вопросы Герде задавали регулярно, и она научилась, отвечая на них, сохранять на лице вежливую улыбку, но на этого молокососа все-таки — не удержалась, — посмотрела со снисхождением: — Я так не работаю. Если хотите, могу подсказать адрес… — Раймонд, ты глянь на нее, — развеселился синеглазый, — пять минут назад крутила задницей у шеста, а теперь «не работает»! Тот, кого назвали Раймондом, пожал плечами, но по тому, как искрился его взгляд, можно было сказать, что ситуация вызывает у него почти ребяческий интерес. Стараясь говорить как можно спокойнее, Герда обратилась к его зарывающемуся приятелю: — Ты меня плохо слышал, воробушек? Если хочешь найти себе шлюху, иди в соседний квартал. Будешь чудить — вылетишь отсюда, понял? Обычно с посетителями «люкс-ложи» это работало — не то чтобы они начинали уважать Герду, но ссориться с Юлианой мало кто хотел. Однако этот парень, очевидно, успел принять где-то до того, как прийти сюда, и сейчас испытывал разлагающее влияние выпитого на мозг, а вдобавок ко всему хотел покрасоваться перед приятелем. Язвительно хохотнув, он поднялся со своего места с явным намерением схватить Герду то ли за грудь, то ли за шею, но замер с поднятыми руками, когда она уперла ему в горло кончик острой металлической заколки. Сложная прическа, над которой она корпела битых сорок минут перед выступлением, в момент рассыпалась беспорядочными локонами, но Герде сейчас не было дела ни до чего, кроме клокочущей у нее в груди ярости. — Давай, — сказала она угрожающе, с удовольствием наблюдая за тем, как с парня слетает добрая половина его спеси. — Давай, сделай это, если жить надоело. Надо было отдать ему честь — он хоть и примолк, но улыбаться не перестал. Его приятель никак не пошевелился, чтобы помочь ему, из чего Герда сделала вывод, что они попадают в такую ситуацию уже не в первый раз. — Я в третий раз повторять не буду, — добавила она, убирая заколку и устраивая ее за бретелью корсета. — А теперь пей свою текилу и не лезь ко мне. Синеглазый опустился обратно на свое место, и Герда хотела уже уйти, пользуясь тем, что он заткнулся, но на сей раз ей не дал этого сделать Раймонд. — А я тебе говорил, — сказал он с торжеством, будто только что выиграл пари, — у этой киски есть когти! Герда обернулась к нему. — Что-то я не припомню, чтобы мы были знакомы. — Я о тебе слышал, — туманно ответил тот и сделал неопределенный жест. — Ты племянница хозяйки, да? Присаживайся. Выпей с нами. Такие предложения тоже не были редкостью, и Герда оставила за собой право отвечать на них по своему усмотрению. С одной стороны, эта парочка не вызывала у нее ни капли симпатии, но с другой — хотелось узнать, что интересного слышал про нее этот Раймонд. Как часто бывало в случае Вальдес, любопытство победило с разгромным счетом. — Если только вы платите, — ответила Герда и опустилась на диван рядом с Раймондом. — И если твой приятель не будет распускать руки. Синеглазый, которого было не угомонить, ухмыльнулся: — А ты знаешь, что недотроги работают в других заведениях? — А ты знаешь, что в твоем возрасте ходят в другие заведения? — не замедлила с ответом Герда. — Тебе хоть двадцать один есть? Удар попал в цель — парень снова примолк, только сжал красиво очерченные губы, снова тряхнул головой в попытке изобразить надменность и презрение ко всему сущему (особенно — к дате своего рождения), но ничего не ответил. Глядя на них, Раймонд не сдерживал смеха: — Ну давайте, еще подеритесь. — Больно надо, — отрезала Герда и взяла себе текилы. — Ну давай, красавчик, расскажи еще что-нибудь обо мне. Раймонд сделал глоток из бокала, открыл рот, и в этот момент из зала донеслись выстрелы, а затем — истошный женский визг.</i> — Сначала я думала, что кто-то не поладил с тетушкой, — произнесла Герда, выныривая из воспоминаний и понимая, что улыбается уже искренне, восстанавливая в памяти события того давнего вечера. — Но оказалось — искали этих двоих. <i>Когда в «люкс-ложу» зашли двое, Раймонд выпалил в них из пистолета, но пуля ушла мимо, только добавив дыр в стене, и без того хранившей на себе память о чьих-то разборках. Синеглазый (его, как успела выяснить Герда, звали Роке) тоже вскочил, но получил такой удар по лицу, что отлетел в угол, как тряпочная кукла; в противоположный угол забилась Герда. На нее не обратили внимания — схватили Раймонда за грудки и, выбив оружие у него из руки, с силой приложили лицом о стол, отчего по стеклянной поверхности разбежалась паутина трещин. — Думал, можно просто так угнать мою тачку, и тебе за это ничего не будет? — взревел тот, кто его держал; второй тем временем еще пару раз приложил синеглазого, который, дурак, все равно упрямо пытался встать. — Мне насрать, кто твой папа, я тебя сейчас… Он полез за пазуху, и одному черту было известно, что он хотел оттуда достать — пользуясь тем, что на нее никто не смотрит, Герда перекатилась по полу, вцепилась, как кошка, в рукоять забытого всеми пистолета и выстрелила — точно в голову сначала одному нападавшему, а затем, не давая никому опомниться, другому.</i> — Стрелять меня дядя научил, — пояснила Герда. — Сказал, что пригодится. Вот… пригодилось. Вайсберг снова кивнул — как ей показалась, соглашаясь не с ее словами, а с чем-то внутри себя. <i>Охрана наконец-то сподобилась понять, что что-то не так, и с остальными нападавшими, которых оказалось всего четверо, разобрались быстро. Посетители, конечно, разбежались кто куда, и в зале установилась тишина, нарушаемая сдавленными причитаниями тетушки — она подсчитывала, сколько бутылок и бокалов было разбито, и во сколько обойдется отчистить все от крови, и результат этих вычислений ее совсем не радовал. Продолжая сжимать в руках пистолет, Герда вышла из «люкс-ложи», и Юлиана сразу бросилась к ней. — Дорогая, ты в порядке? — В полном, — ответила Герда, стараясь не показывать, что зубы у нее стучат. В глубине зала кто-то сдавленно рыдал; отстранив тетушку, Вальдес увидела, что это Китти. Она закрывала лицо руками и всхлипывала, пока столпившиеся вокруг остальные девочки наперебой предлагали ей что-нибудь выпить. — Пропустите, — сказала Герда, приближаясь к ним, и девочки послушно расступились. Вальдес взяла Китти за руки, почти силой развела их в стороны и увидела, что на скуле у нее — глубокий кровоточащий порез, след от удара прикладом или, скорее всего, кастетом. — Шрам останется, — с новой силой заплакала бедняга, — я работать не смогу… — Прекрати нести чушь, — приказала ей Герда; странное темное чувство, отдаленно похожее на какую-то необычную жажду и полностью подчинившее ее в тот момент, когда она стреляла в «люкс-ложе», вскинулось в ее душе с новой силой, и Вальдес ощутила, что у нее начинает мутиться в голове. — Кто это сделал? Девочки молча показали на одного из нападавших: на счастье Герды и на собственное несчастье, он был жив, но крепко привязан к стулу. Вальдес не думала долго, подошла к нему и выпустила в него две пули — одну в левое и другую в правое запястье. Тот истошно взвыл и забился, как будто у него были судороги, но порвать веревки не смог. — Теперь ты еще нескоро сможешь кого-нибудь ударить, мразь, — заявила Вальдес и хотела еще что-то добавить, но осеклась, почувствовав на себе чужой взгляд. Это был Раймонд — все еще бледный, но уже уверенно державшийся на ногах. Стоя у входа в ложу, он смотрел на Герду с восхищением, как смотрят на особо ценный приз.</i> — Он подошел ко мне, когда все закончилось, — закончила Герда, притягивая к себе пачку сигарет; Вайсберг уже давно курил, бесшумно выпуская дым в сторону распахнутого окна. — Сказал, что мне тут не место, и предложил уехать с ними в Вегас. — Вы согласились? — Да. И до сих пор не знаю: это было лучшее или худшее решение в моей жизни. Чувствуя, как опьянение снова подкрадывается к ней, Герда засмеялась. — Теперь этих двоих называют самыми опасными людьми юга Америки, а я вам вот что скажу — они просто два обалдуя с шилом в заду. Я знаю их уже пятнадцать лет, и за это время они ни черта не повзрослели. С того самого дня, как Раймонд взял меня в дело… — В дело? — бесстрастно уточнил Вайсберг, ритмично барабаня пальцами по подлокотнику — наверное, это был максимум проявлений нервозности, который он мог себе позволить. Герда вздохнула — в ход пошли воспоминания, которые она не могла назвать приятными. — Да. Он сказал, что у них не забывают тех, кто спасает жизнь. Он чувствовал себя мне должным… и только три года назад смог расплатиться. — Расплатиться? Вайсберг чуть подался вперед, словно именно эта часть рассказа была для него особенно важной, но Герда не придала этому значения. Она была с головой погружена в ворошение той части своего прошлого, которая прицепилась к ней, как паразит, и, хоть Вальдес и пыталась вытряхнуть ее из себя, упорно поедала ее, хотя бы в навязчивых и липких снах. — У нас был налажен транспортный канал в Техасе, — сказала она, стараясь казаться равнодушной. — Моя заслуга, кстати говоря. Прикормили копов, договорились с нужными людьми… мы гнали товар из Центральной Америки — в основном, колумбийский кокс. Все работало, как часы, но тут появилась… конкурирующая фирма. Должно быть, она произнесла последние слова достаточно драматичным тоном, потому что Вайсберг явственно вздрогнул. — Они хотели нас оттуда подвинуть, — продолжила Герда. — Раймонд, конечно, уперся и не хотел договариваться. Тогда они… Она прерывисто вздохнула. До сих пор она не думала, что говорить об этом будет так — хуже всего остального. — Они решили надавить на него через меня. Я этого не ожидала… никто не ожидал. Я прокололась, и они меня взяли. Один из них, с такой… белесой мордой, — она попыталась воспроизвести на лице выражение, которое обычно было на лице ее пленителя — это лицо по-прежнему стояло перед ней, как живое, — он держал меня у себя пару недель. Я не думала, что Раймонд пойдет на уступки. В конце концов, я сама влетела в историю, мне и выпутываться. Но он пошел.