Слёзы снова ручьём побежали из глаз Наталии Ивановны. Проглатывая их, спросила: – Я, я могу увидеться с ним? – Наталия Ивановна, скажите, вы понимали друг друга, находили общий язык, иными словами, вы доверяли друг другу? Скрытности между вами были? Наталия Иванова вытерла слёзы с лица и, устремив на меня красные от слёз глаза, встревоженно спросила: – Зачем вы об этом спрашиваете, могу ли я узнать? – Конечно. Потому я и спрашиваю. Наталия Ивановна на секунду задумалась. – Как будто, да. До сегодняшнего дня мы понимали друг друга. Дети, конечно, взрослеют, появляются у них свои секреты. Особенно, когда дело касается любви. – Хорошо. Это достаточно для меня, что вы сказали. У меня есть к вам очень серьёзное, деловое предложение. Предупреждаю, что оно и в ваших же тоже интересах. – Хорошо. Я слушаю вас. Если это в моих силах или возможностях, постараюсь принять ваше предложение. – Как я уже сказал, сегодня мы задержали вашего сына. Когда ваш сын совершил побег, с ним бежали ещё двое преступников, и они очень опасны для общества. Азербайджанцы. При задержании Егора этих людей с ним не были. Они успели скрыться раньше. Мы предполагаем, что они заранее так решили или договорились: ваш сын остаётся в карьере, вроде бы, как приманка, а они уезжают в другое место. Они ведь опытнее, чем ваш сын. – Может, они не были с Егором? – с сомнением спросила Туркова. – В том-то и дело, что они все трое прятались до задержания Егора у вашей соседки Клавы. Они прятались у Клавы в сарае все эти дни. Сегодня рано утром они ушли от Клавы. Спрятались в старом каменном карьере. Вдруг у Наталии Ивановны глаза блеснули яростью и гневом. – Ах, опять эта Клава! – в сердцах бросила она. Что нужно ей от моего сына! Есть же у неё муж, что ещё нужно? Совсем потеряла совесть! – стала возмущаться Туркова. Я мысленно ухмыльнулся и спросил: – А что так, не очень по сердцу вам Клава, Наталия Ивановна? – Вы ещё спрашиваете? За что её любить? Она замужняя женщина. Весь хутор сплетничает, что она моего сына совращает. Ни стыда, ни совести у неё нет. Бесстыдница! Вы же сами убедились, если сын с этими азербайджанцами прятался у неё, значит, она приняла его, приласкала. Это как понять? При живом муже пойти на такое и к тому же прятать трёх мужчин у себя в сарае. Это как можно назвать, я даже слов не могу подобрать? Я посмотрел на возмущавшуюся Наталию Ивановну, слегка усмехнулся и сказал: – Как говорят в народе: сердцу не прикажешь кого любить и кого не любить! Это природа. Это догма жизни. Простите, Наталия Ивановна, мы несколько отклонились от основной темы. Так вот, что ваш сын, по нашим сведениям, знает местонахождения беглецов, но с нами категорически отказывается сотрудничать. Как я уже упомянул ранее, эти азербайджанцы очень опасные преступники. Они много бед натворили до задержания и, оставаясь на свободе, могут натворить ещё больше. Помогите нам! Наталия Ивановна удивленно посмотрела на меня. – Как я могу это сделать? Скажите, что конкретно вы хотите от меня? Я пристально посмотрел ей в глаза и сказал: – Поговорите с Егором. Вы, как мать, можете повлиять на него. Расскажите ему о нашем разговоре. Ничего не скрывайте. Лучше правда, чем обман и ложь. Я уверен, если вы любите друг друга и доверяете, у вас всё получится. Обескураженная услышанной просьбой Наталия Ивановна, как мне показалось, растерялась, замешкалась. Тупо уставилась на меня и как будто потеряла дар речи, способность мыслить и говорить. Она молчала. Надежда бесповоротно уплывала от меня. Как я надеялся! Мы приближались к хутору. Наталия Ивановна продолжала молчать. Я попросил водителя остановить машину. Мы с Черновым вышли. Закурили. Солнце давно уже скрылось за горизонтом. Потухающие огненные лучи его слабо освещали темнеющее небо. Наступали сумерки. Свежий воздух взбодрил нас. – Рудольф Васильевич, – шёпотом проговорил Чернов, – как я понял, чтобы не слышала Наталия Ивановна, будем ей говорить о ранении Егора? Я немного подумал и сказал: – Пока нет. Повременим. Посмотрим, как будут развиваться события… Я не успел дальше продолжить разговор, вдруг дверка машины открылась со стороны, где сидела Наталия Ивановна. Наталия Ивановна вышла из машины и прямиком направилась к нам. – Рудольф Васильевич, – начала она, как только подошла, – вы можете дать гарантию, что обеспечите безопасность моему сыну? Вы поймите меня, эти азербайджанцы, как вы сами сказали, очень опасные люди. Узнав, откуда исходили сведения, эти люди могут покалечить жизнь моего Егора. Этого я не должна допустить. Он у меня один. Я очень боюсь за его жизнь. Перестав говорить, Наталия Ивановна вопросительно посмотрела на меня. – Что же вы молчите, Рудольф Васильевич? – Что я могу ответить этой страдающей, доведённой до отчаяния женщине? – размышлял я. – Сказать да это будет обманом, сказать нет, тогда считай, всё у меня пропало. – Наталия Ивановна, – осторожно начал я, чтобы не навредить, – я не всемогущий бог, я не умею творить чудеса. Учитывая мои возможности, что я твёрдо могу обещать это сохранить конфиденциальность разговора. В этом вы можете не сомневаться. Понимаете, о чём я? Молчание Наталии Ивановны насторожило меня. Я понимал её. Всё же Егор её любимый сын. Он дороже ей всяких там обещаний. Правда, молчание её длилось недолго. – Я согласна, – вдруг произнесла она. – Я попытаюсь уговорить его. Думаю, что сделать это будет нелегко. Но, надеюсь, что у меня получится. – Наталия Ивановна, у меня нет слов, чтобы выразить вам свою благодарность, – на радостях воскликнул я. – Я почему-то был уверен, что вы согласитесь. Вы не пожалеете о своём поступке. Я чувствую и верю, что у вас получится! Неожиданно Наталия Ивановна обратилась с просьбой: – Рудольф Васильевич, скажите, я могу передать Егору передачку? Я сам хотел было предложить ей это, но она меня опередила. – Да, конечно. Покормите хорошо и поговорите. У вас будет много времени. Мы сейчас подвезём вас к вашему дому, и можете приготовить передачку. После подойдите к клубу. Мы там вас будем ждать. Оставив Наталию Ивановну возле её дома, мы поехали к клубу, где нас дожидались ребята. * * * – Рудольф Васильевич, – неожиданно заговорил Чернов, – как ты думаешь, если мать Егора узнает о его ранении, не передумает ли о данном обещании? – Саша, мне тоже такая мысль пришла в голову. Тоже беспокоюсь. – Что будем тогда делать? – Что будем делать? Вопрос не простой. Как говорят, на всё божья воля! Будем надеяться, авось, всё пройдёт нормально. На всякий случай я поговорю с Егором перед тем, как разрешу встречу. Если он любит свою мать, как она его, то успех обеспечен. Не переживай, Саша. Когда мы подъехали к клубу, возле него собралось немало любопытных зевак. Внутри клуба я увидел, кроме наших оперов, и группу Макарова. Как я понял, все они ждали нашего прихода. Я поздоровался с группой Макарова и отвёл самого Макарова в сторонку. Позвал участкового Чернова. – Иван Григорьевич и ты, Саша, вы тут, как бы свои. Вас все знают, и вы их. Сможете организовать ужин? А-то ребята голодные, и к тому же, пока мы вернёмся домой, будет почти утро. Покормить бы их? Вы тоже, Пока вы организуете ужин, я проведу встречу матери с сыном. От этой встречи я ожидаю ценную весточку. Сколько времени потребуется, я не знаю. Я оставляю с собой оперов из управления. Ты, Иван Григорьевич, можешь отпустить своих людей. Захотят, пусть останутся. Тебе придётся везти в отдел оперов из областного управления. В моей машине не хватит места. – Хорошо! – дружно ответили Макаров и Чернов, и мы разошлись. Мы в кабинете завклуба остались четвером. – Как чувствует наш вояка? – шёпотом спросил я у Владимира Ивановича. – Не жалуется, – также шёпотом ответил Владимир Иванович. Я посмотрел на Егора, который сидел на стуле со спинкой и как будто дремал. Глаза были закрыты. – Егор! обратился я к нему, ты не спишь? – Нет. В тоне, каким он произнёс это слово, мне показалось, не было злости. – Значит, успокоился! – подумал я, надо использовать такое его состояние для разговора. Я не ошибся. – С мамой хочешь встретиться? Турков, услышав мой вопрос, моментально открыл глаза и недоверчиво посмотрел на меня. – Да, да, сказал я, видя, что он не поверил моим словам. – А вы разве разрешите встречу? Я сделал доброжелательный, приветливый вид и произнёс: – Вполне. Почему бы нет? Мне сообщили, что ты вёл и ведёшь себя нормально. Не жалуешься. Не злишься. При таком поведении я охотно разрешу встречу. Вот только есть у меня к тебе вопрос: согласен ли ты.? Как он моментально переменился, когда услышал мой вопрос. Не было того злого, гневного, ненавистного Туркова, а перед нами сидел радостный, я даже добавил бы, ласковый, нежный мальчик, ждущий чего-то сладкого. – Конечно, согласен! – воскликнул Егор, и его лицо засияло радостью. Я пристально посмотрел ему в глаза. В них сейчас не заметил той злости и ненависти.