Другая сторона… Бен как раз переворачивал девчонку на здоровый бок, чтобы обработать рану, глубоко в мыслях вполне резонно сомневаясь, много ли у него времени, и не хлынет ли кровь снова фонтаном. Впрочем, Мэл путалась даже в бормотании дока, пока тот сопел то ли от напряжения, то ли в обиде на угрозу. Раненая чуть было не завалилась обратно на спину, Мэл оставалось только подползти на коленях к бессильному телу и подпереть его собой, поддерживая голову. – Бедренную… не задел, – зудел невнятно Бен. Мэл только кивнула – да, повреждён сосуд помельче бедренной артерии, – и прикрыла глаза. Всё вокруг покачивалось, будто палуба корабля. Почти тут же остро запахло спиртом, от чего совсем пересохло во рту. – Перенести бы… под крышу… – осторожный голос дока заставил поднять веки и молча дёрнуть плечом. Поднялась опасливо, встав сначала на четвереньки. Свалиться в обморок вроде бы не захотелось. Всё так же без слов поднырнула раненой под руку. Снаружи ближайший барак казался совсем маленьким и заброшенным, оконные и дверные проёмы насквозь пронизывали его пустотой, а с крыши свисала гадкая красная рванина. Ветхие доски настила опасно поскрипывали под ногами, к тому же девчонка совсем обмякла и при всей своей худобе больно давила на плечи. Внутри, под светящейся зазорами крышей неожиданно обнаружилась предметы обстановки: низенький двухэтажный столик с пыльными бутылками, ящики непонятного назначения, два высоких матраса, сваленных друг на друга. При помощи Бена Мэл сгрузила на это лежбище пиратку. Тяжело устроилась рядом, так, что угол матраса опасно прогнулся. Отдалённым громовым раскатом затрещала штанина, когда её одним движением разорвал док. Кровотечения всё ещё не было. Бен, кажется, готовился зашивать сосуд и рану, прямо здесь и сейчас, самым что ни на есть дикарским способом. Впрочем, чего ещё ожидать тут, где удушливый запах крови и гниющих водорослей смешивался с острой, царапающей глотку спиртовой вонью. Доктор плеснул спирта, ещё, при помощи тампона удаляя подсыхающие кровяные сгустки, обнажая разрез. Девчонка коротко взвыла и выгнулась так, что пришлось обнять её рукой и придавить. От пиратки исходила отчётливая, заразительная дрожь. Мэл вспомнила, как тряслась сама, когда очнулась после вливания в позвоночник нейрогеля и впервые после вечности без движения почувствовала своё тело ниже шеи. Тогда было жутко холодно, но любой холод лучше этого пекла. Никаких чудодейственных гелей, только кровь, зараза и спирт. Бен наскоро промыл свои инструменты, обработал ладони. Потом всадил что-то из ампулы девчонке прямо в край раны. Крови всё так же ни капли. Только пот крупными бисеринами на коже, похожей на воск, и явственно ощутимая слабость, от которой пиратка закатывала глаза. Похоже, какое-то здешнее обезболивающее местного действия. Слабенькое – Мэл не глядя чувствовала, как тупо и противно тычется в онемевшую плоть игла. Голова слабо кружилась, кажется, за двоих сразу, взгляд упорно соскальзывал в угол, где торчала древняя штуковина с лопастями, и на ножке. Как бишь она называется?.. – Терпи, – почти сердито бросил Бен пациентке, когда та судорожно изогнулась. Вцепилась в руку Мэл, даже грязные ногти вогнала, а потом вроде как спохватилась. Залопотала что-то на незнакомом наречии, но отчётливо благодарное, нарочно ловя взгляд ведьмы, на которую пару десятков минут назад смотрела с ужасом. И лопотала, лопотала, в явном полубреду. Мэл усмехнулась: в общем-то неплохо держится, малявка. Вслух – только на своём, хоть перед главарём лебезила на вполне понятном языке. И маму звала… на понятном. Вздрогнув, Мэл непроизвольным жестом погладила девчонку по худенькому запястью. Потом коснулась бритой головы, неожиданно ласково провела по блестящим от пота отросшим щетинкам. Мама. Она где-то далеко, в другом краю. Больная, беспомощная, но любящая. Или равнодушная, в другой галактике занимается своими делами. Без разницы, связи потеряны, а у кого-то – разорваны совсем. Очередной укол кривой иглы вышел чувствительным, девчонка всхлипнула и заскрежетала зубами. Мэл ещё крепче прижала её затылком к себе, улавливая эхо ощущений. Запах спирта почти опьянял, бульканье воды под ногами глушило звуки, но пиратка всё бормотала. Благодарила. Косые лучи солнца пятнами рыжего света ложатся на землю. На высокой траве отпечатаны тени, длинные и ещё густые. Травинки путаются под ногами, приминаются с почти неслышным среди голосов джунглей шелестом под множеством ног. Канистра оттягивает руки, жидкость в ней тяжело колышется, распространяя бензиновую вонь. Сладковато со всех сторон пахнет марихуаной и оружейной смазкой, а ещё прогорклым потом, перегаром. Идти ещё целых двести метров, ношу хочется бросить, но сказали нести. Без горючего в таком деле не обойтись. Плохо подогнанный ремень немилосердно натирает плечо, сам автомат при каждом шаге колотится о зад, который, как говорили, слишком костляв даже для настоящего парня. У остальных, идущих развёрнутой цепью, оружие в руках – она это прекрасно знает, хоть не смотрит по сторонам. Поросший густой травяной щёткой холмик преодолевается с трудом и ломотой в спине – канистры как назло доверили нести самым хилым, к тому же новичкам. Сразу за холмиком обнаруживаются деревянные стены и крыши, блестят золочёные рассветом речное устье и морская ширь. Обычная деревенька. Домишки, все на сваях на случай потопа. Лодки кверху дном. Развешенные кругом рыбацкие сети. Сонная тишина, шелест волн и пальм, гомон пичуг. Автоматная стрельба начинается с короткой очереди, одинокой и трескучей, но тут же без слышимой команды обращается в сплошной обвал звука. Ещё несколько шагов, и становится видно, как отлетают во все стороны щепки, когда пули прошивают хлипкую древесину. Мэл встряхнулась, когда в видении из канистры в руках пиратки на угол чьего-то дома выплёскивался бензин – золотистая в утренних лучах жидкость. До этого взгляд выхватил рядом два лежащих ничком тела, изгрызенных пулями. Ещё кто-то покачивался на верёвке, переброшенной через балку под козырьком крыши поодаль. Девчонка всё ещё лопотала, пялила подёрнутые поволокой чёрные глаза. Мэл вырвала из цепкой хватки свою ладонь, наверно, резковато, потому что колдующий над раной Бен выругался. – Заткнитесь. Оба! – скомандовала гулко, голос зазвенел в бараке, отражаясь от тонких стен. Поднялась с матраса и вышла наружу, под палящее полуденное солнце. У обрыва тут же лениво зашевелился наёмник, повёл стволом пистолета-пулемёта, блестя зеркальными стёклами солнечных очков, в которых отражался голубой лоскут неба. Мэл демонстративно плюхнулась на настил под стенкой барака, чтобы быть на виду. Застыла на секунду, кусая губы. В груди разрастался тяжкий ком, подпирал изнутри рёбра, сдавливал сердце и лёгкие, душил. «Паршивка, ради матери она…» – без конца вертелось в голове. Почему всегда так, любое намерение перевёрнуто с ног на голову? Сколько ещё маленькая дрянь застрелит, сожжёт по приказу Вааса, когда поправится? Да и сама тоже хороша, чёртова ведьма. Возомнила себя полезной. Делала бы то, чему училась, всё равно итог один. Всегда. «Никаких изменений», – Мэл поймала свои мысли на постоянном возвращении к Ваасу. Их хотелось выбить из головы, вот хотя бы врезаться пару раз затылком в деревянную стену, только как бы сарай за спиной не обвалился на голову Бену. Который, к слову, до сих пор недоумевал, какая муха укусила «ведьму». Мэл особенно больно прикусила губу, оборвала и глотнула кусочек кожи вместе с привкусом металла. Из проёма барака тоже несло кровью, спирт продирал горло, забивая запахи то ли морской гнили, то ли и вовсе нечистот. Пришло в голову, что пираты наверняка мочатся с берега и причалов, где ж им ещё мочиться. Снова жгучей волной поднялись обида и злость, притащив за собой желание посмотреть, как кто-нибудь накроет эту дыру автоматным огнём с обрыва, совсем как сами пираты расстреливали спящую деревню. Пытаясь утихомирить пульс, колоколом ухающий в черепе, Мэл расслабленно откинулась назад, пробуя на надёжность хилую древесину. Кажется, в духоте она почти вырубилась. Очнулась от чужого пристального взгляда, больше того – узнала этот ползающий по коже холод. И эту фигуру, высоченную, закрывшую, нет, поглотившую солнце, узнала сразу, хоть видела мельком и издалека. Тот самый человек с вышки. И правда весь в чёрном, с ног до головы, тоже покрытой угольного цвета банданой. – Топай за мной в грот, Ваас приказал, – голос у него был холодным и чётким, впрочем, ничего удивительного. Мэл прищурилась снизу вверх, будто на великана. Невпопад прикинула: с винтовкой, которая в его мощных руках кажется не такой и внушительной, вполне можно помериться ростом. Всё так же щурясь, послушно поднялась на ноги. – Ваас приказал… звучит обнадёживающе, – бросила саркастически, смаргивая с ресниц влагу, солнечные лучи в которой распадались на пузырьки. В ответ человек в чёрном ухмыльнулся, уже на ходу. Под его шаг приходилось подстраиваться – широкий и мягкий для такого роста, наверняка продиктованный привычкой ходить неслышно. Ещё у великана был удивительно красивый профиль, неизгладимая выправка военного и, в общем-то, никакого внешнего сходства с пиратским сбродом. Если не считать, конечно, узкого алого лоскута, повязанного поверх рукава над локтем левой руки. Опознавательный знак, как же без него. Грот – это там, где из-под нависающей скалы на белый свет смотрит темнота. Темноты Мэл не боялась, слишком часто приходилось с ней сталкиваться. Замкнутых пространств не боялась тоже, но предчувствие, мелькнувшее в самом начале, только усиливалось с каждым пройденным метром. В гроте крылись страх и холод. Последний не имел ничего общего с погодой, даже если раскалённые небеса над этими чёртовыми джунглями ни с того ни с сего разразились бы вдруг снегом. Перед глазами уже маячили оранжевые контейнеры, уже знакомые тюки с «товаром», сложенные на поддоны аккуратными штабелями. Справа от входа в грот под рваным красным тентом обреталось совсем уж невообразимое сооружение – высокий помост, на который, как трон сумасшедшего короля, взгромоздили древнее мягкое кресло. Мерзость. А в памяти у нового сопровождающего царил как раз самый настоящий снег, и Мэл невольно засмотрелась. На большие окна никогда не вешали занавесок, а жалюзи сейчас свёрнуты и закреплены сверху на рамах. Снаружи вливается белый свет, затапливает всю комнату целиком, а за стёклами сплошь заснеженные холмы. На первый взгляд кажется, что им нет конца и края, только ельник тёмными участками пятнает эту белизну то там, то здесь. В снегу сливается всё, и только далеко впереди, в солнечном свете, пробившем себе прореху в тучах, серебрится морская вода. – Это ты… – шипит вдруг кто-то холодно, сквозь зубы. Голос женский, каждой ноткой его, кажется, можно пустить кровь – столько в нём боли, ярости, неверия. – Это ты во всём виноват… Мэл моргнула, когда со всех сторон наполз настоящий полумрак. Чуть не наткнулась на ребристый бок контейнера, выровняла шаг. Вокруг разверзнутого зева скалы щупальцами свисали плети лиан. Наверно, они скрывали бы проход, если бы не вся эта дрянь вокруг. Поддоны с наркотой. Бочки, тронутые ржавчиной. Массивные глыбы над головой, моргающий пунктир из ламп, подвешенных под сводами на примитивном проводе. Белое пятно, плывущее из провала навстречу, похоже на человеческий череп в анфас. Тьфу ты, дерьмо какое. Это всего лишь пират с рожей, размалёванной светящейся белой краской. Бредёт вразвалочку наружу с дробовиком в расслабленных руках, щурясь на свет. Мэл тоже прищурилась в полумрак, прикидывая, насколько обширным может быть это укрытие внутри горы. Здесь витал неповторимый запах сырой пыли, а по ногам ощутимо тянуло сквозняком – будто дышало подземное чудище. Чудищ, конечно, не было и в помине. Нет их, кроме людей, что копошатся в этих недрах, торгуя аккуратно упакованной смертью. Но и это ещё не всё – Мэл чувствовала, как с каждым шагом её снова охватывает нервный озноб. Что-то, пока нечёткое. Средоточие притуплённой пока боли – она сочится сквозь зазоры в камнях каплями влаги, шуршит в лианах и красном тряпье, без которого и тут не обошлись. Мощная железная дверь как подтверждение мысли: природную пещеру давно уже превратили в укреплённый бункер. Каменная лестница, площадка, огороженная перилами, внизу столы с горками белых пакетов, стеллажи. Надо же, какие работяги эти пираты. И отдыхают без отрыва от производства: в одной из каменных ниш – настоящее лежбище казарменного типа, с койками и рядом железных шкафчиков. Тяжёлый сырой воздух беспрерывно шевелился, с потолков время от времени прямо за шиворот срывались капли воды. Встречные пираты косились на Мэл, она ловила в их мыслях что-то насчёт «очередной шлюхи Вааса». Самого главаря тоже чуяла: его взвинченность, злобное предвкушение. Сопровождающий же молчал, даже когда Мэл не вписалась в развилку и врезалась ему лбом в середину плеча, – чёрная тень из глубины подземелья. Только взгляд, брошенный сверху вниз, оказался ненормально синего цвета… да просто ненормальным. Синева размазалась на сетчатке ультрамариновой кляксой, в то время как отрезки пути спутались в голове – не поймёшь, что встретилось раньше, а что позже. Только проход вдруг нырнул в увешанный лианами скальный карман. С виду глухой тупик, если бы не врезанная в серую стену железная дверь. Каменный свод за дверью оказался слишком низким, чтобы человек в чёрном прошёл под ним, не пригибаясь. Капли воды слетали здесь отовсюду, на каменный хаос под ногами, на лежащие на боку бочки и гирлянды красных лохмотьев под стенами. Коридор вильнул вправо, вынырнул в высокий зал – будто сосуд в сердце… чёрное сердце.