Мне слышно, как они переговариваются между собой. Я трясусь, стыдясь, что буквально отгородилась от других людей, но также от ужаса. Они могут быть абсолютно милыми людьми, но я этого не знаю. Я не могу судить. Один из них сильно колотит в окно. Я хватаю телефон, но потом думаю, кому позвонить. Джейку? Полиции? Здесь не совершается преступление. Они на самом деле не вторгаются, просто просятся внутрь. Я жду, а потом практически оседаю от облегчения, когда слышу, как шаги удаляются от окна, – но в следующее мгновение открывается задняя дверь. Должно быть, Джейк с детьми забыли ее закрыть. Мне стоило проверить. – Мы войдем, да? – спрашивает женщина, но они уже стоят посреди моей кухни, и мы все знаем, что я их не приглашала. Она отряхивается, как собака после дождя. На ней нет пальто, она посинела от холода. Ее тонкие, изношенные леггинсы и потрепанная толстовка слабо защищают от непогоды. На ногах у нее шлепанцы. У нее искривлены ступни – несомненно, от многих лет носки плохо сидящей, дешевой обуви. Мужчины больше, толще и тепло одеты, но они все еще производят впечатление нуждающихся. Я видела точно такое же поведение много раз на работе. Нужда, выливающаяся в отчаяние и злость. Это не должно меня шокировать, но ведь дело происходит на моей кухне. В моем доме. Мое тело все еще обездвижено страхом. Я жду, чего они попросят. – У тебя есть полотенце? Вытереть волосы? – спрашивает женщина. Я открываю ящик с чайными полотенцами, он немного заедает, я резко его встряхиваю, а потом передаю ей охапку. Она начинает выжимать воду из своих длинных волос. Я передаю полотенца и мужчинам, они вытирают ими свои лысины и шутят о полировании вареных яиц. – Чего вы хотите? – спрашиваю я. Мой голос звучит вызывающе, неловко. Я хотела звучать уверенно или вежливо. Любая стратегия была бы лучше, чем показаться враждебной. Мне нужна стратегия. Эти люди мне не друзья. Что они здесь делают? Они собираются меня ограбить? Угрожать мне? Навредить мне? – Чашку чая было бы неплохо, – говорит мужчина помоложе. Он держится ровно. В нем почти шесть и два футов роста, примерно шестнадцать стоунов веса. Я медленно подхожу к чайнику, наполняю его водой и ставлю на огонь. – Почему вы в моем доме? – Ты выиграла в лотерею, а? Я подумываю ответить отрицательно, но в чем смысл? Фото меня и моей семьи были во всех местных газетах и новостях. Здесь мы знаменитости. По крайней мере, детей нет дома. По крайней мере, они в безопасности. – Семнадцать и восемь миллионов фунтов, да? – спрашивает второй мужчина. Я не отвечаю. Я замечаю, что дождевая вода стекла с них на пол, собравшись в лужи. – Нужно постараться, чтобы такое потратить, – он таращится на меня. Я невольно киваю. – Это письма от желающих получить долю, а? – Некоторые, – голос надламывается у меня в горле, я откашливаюсь. Мы все прислушиваемся к воде, закипающей в чайнике. Смогла бы я применить оружие, если понадобится? Способна ли я на такое? Это безумная, радикальная мысль. Я поглядываю на кухонные ножи, выставленные в деревянной подставке на столешнице. Потом быстро отвожу взгляд, не желая привлекать к ним внимание. Я не в сериале, так что знаю – каким бы оружием я ни пыталась воспользоваться, оно, скорее всего, будет использовано против меня. – Дело в том, – говорит женщина, – что я приходила к тебе на работу. Стояла в очереди с кучей людей. Ты сбежала. Ты сказала, что вернешься, но не вернулась, – она с упреком глядит на меня. И хоть меня заставили уйти, практически уволили, совсем не дав выбора, я чувствую себя обвиненной, осужденной и виноватой. – С чем вам нужна была помощь? – спрашиваю я. – Я задолжала денег, – она глядит в пол, либо пристыженно, либо просто изможденно. – Я всего лишь одолжила сто пятнадцать фунтов, но теперь они говорят, что я должна почти две тысячи. Я замечаю, что она тоже дрожит. Они меня покалечат, если я не заплачу. Мое сердце сжимается от сочувствия. Эта женщина – худая, беззащитная физически и, скорее всего, психически. Я даже не утруждаюсь предлагать ей попробовать отбиться от кредиторов законными путями. Такая форма правосудия и обжалования некоторым попросту недоступна, это невыполнимая мечта наряду с прыгающим через радугу единорогом. Скорее всего, кредитор является частью ее общины. Без последствий не обойдется. – А вы двое? – Мы здесь только чтобы проводить ее с деньгами домой. Я осознаю, что эти мужчины представляют такую же опасность для нее, как и для меня. – У меня нет таких денег в доме. Я не смогу вам их дать, даже если захочу. Он делает это медленно, нарочито, чтобы я поняла, что это сознательное решение, а не бездумный рефлекс. Мужчина помладше дает женщине пощечину. Его внушительная лапа оставляет красный отпечаток на ее щеке. Она умоляюще смотрит на меня. – Я могу выписать чек, – я подхожу к ящику над тем, где хранятся полотенца, и открываю его. Моя чековая книжка там, потому что обычно я выписываю чеки только для школы: фотографии класса или какое-нибудь спортивное снаряжение, и обычно от меня требуют их во время завтрака, когда один из детей направляется к двери. Мужчина смеется и поднимает руку, словно собираясь снова ее ударить. Конечно же, они не возьмут чек. Было безумием это предложить. Они знают, что чек можно отследить, они знают, что я отменила бы его, как только они выйдут за дверь. Я догадываюсь, что они рассчитывают справиться быстро. Я для них ничего не значу, просто средство достижения цели. Не знаю, что мне делать. Я не хочу, чтобы они ей навредили, но могу ли я их остановить? Я подумываю сходить с ними до банкомата, но они могут сделать что-то намного хуже там, среди шторма. С ней или с нами обеими. У меня в руке телефон, и я гадаю, смогу ли позвонить в 999. Эта женщина, может, и не способна сдать кредитора, но я точно могу. – Пожалуйста, пожалуйста, – умоляет она, не сводя с меня глаз. Затем на улице внезапно появляется свет фар. Я и двое мужчин нервно смотрим в сторону двери. Я не хочу, чтобы мои дети вошли и увидели это. Мужчины не знают, кто мог приехать. Насколько им известно, мой муж может вернуться с компанией друзей. Мужчина постарше хватает мой компьютер и говорит: – Этого достаточно. Через секунду он уже исчез за задней дверью. Второй мужчина и женщина спешат за ним. – Не идите с ними. Останьтесь здесь, – кричу я ей вслед. Но она продолжает убегать. Когда они скрываются на дорожке, передняя дверь широко распахивается, пропуская в дом Джейка, Эмили и Логана. Они болтают и смеются. Они промокли, но на них капли дождя выглядят блестящими, перламутровыми. Осмелев от прибытия Джейка, я бросаюсь по задней дорожке и снова кричу: – Вы не должны идти с ними. Мне кажется, ветер подхватывает мои слова и разносит их очень далеко, пока женщина не поворачивается. Я радуюсь, что могу вмешаться, что все же могу ее спасти. Она показывает мне перевернутый знак победы[8]. – Отвали, богатая сука, – кричит она. Я слышу, как они все смеются. Я несколько мгновений растерянно стою на дорожке под дождем, но потом понимаю, что это был развод. Она была с ними заодно. Я возващаюсь на кухню, захлопываю за собой дверь, запираю ее и задвигаю засов. Джейк выглядит обеспокоенным, когда видит меня, промокшую и капающую водой на пол. – Что происходит? – Мы переезжаем, – отвечаю я. 27 Лекси Вторник, 21-е мая Я хочу сразу переехать в отель и остаться там, пока мы не найдем новое жилье, но Джейк говорит, что я преувеличиваю. – Тебе легко говорить. Не ты был с ними один на один на кухне, – я не спала, что неудивительно, поэтому его привычное беспечное поведение меня не успокаивает, а раздражает. – Мы наймем охрану. Мне есть с кем связаться. Люди, предоставляющие охрану для вечеринки, могут помочь. – Люди, обычно обыскивающие сумки подростков в поисках водки и знающие, в какую позу поставить блюющего ребенка, могут не подойти, – мрачно бормочу я. – Они большие парни, служили в армии. Мы будем в безопасности. Мне хочется поговорить с кем-то, кто мне посочувствует и успокоит, но я не знаю, кому позвонить. Эта мысль отрезвляет меня. Леденит. Я не хочу звонить родителям, потому что их встревожит вторжение. Как люди, росшие в бедности и построившие семью без достатка, они живут в счастливом, простом пузыре твердой уверенности, что наш выигрыш – это ответ на все наши проблемы. Я подумываю позвонить Элли, но мы не разговаривали с того раза, когда она попросила меня уйти с работы. Мы перекинулись двумя-тремя письмами в отстраненном, строго профессиональном тоне. Хоть Элли сказала, что это временная отставка, я не уверена, что для меня теперь найдется место в Бюро. Не в первый раз я тоскую по моим отношениям с Дженнифер и Карлой. Они были моими ближайшими друзьями много лет подряд. Я делилась с ними каждой мыслью, чувством, проблемой и успехом. Потом меня захлестывает мощная волна ярости, чуть не сбивая меня с ног. Я словно под водой и не могу дышать, я бьюсь и барахтаюсь в попытках найти дно. Я никогда по-настоящему не знала этих женщин, несмотря на то, что мы дружили пятнадцать лет. В итоге я звоню Джиллиан из лотерейной компании. Она понравилась мне с момента знакомства. Сейчас она кажется единственным человеком в мире, кто не захочет от меня чего-то, и как раз поэтому может дать что-то мне. Джиллиан меня не подводит. Она здраво и серьезно говорит, что инцидент наверняка был для меня ужасно пугающим. – Мы можем встретиться и поговорить об этом? – спрашиваю я, чувствуя себя слабой и глупой, но она действительно нужна мне. – Конечно. – Сегодня? Могу я угостить вас обедом? А затем, чтобы не звучать безнадежно навязчивой, добавляю: – Я хотела бы поблагодарить вас за все, что вы сделали. – Конечно, мы можем встретиться сегодня, но, боюсь, вы не можете угостить меня обедом. Нам не разрешено принимать подарки от победителей. Мы можем пообедать, если я за себя заплачу. Вам это подойдет? – Да, пожалуйста, я очень хочу выбраться из дома. Мы договариваемся встретиться в сетевом итальянском ресторане в городе. Мне нравится ее выбор. Скромный и простой. Мы сможем свободно разговаривать без излишне назойливых официантов (справедливо надеящихся заполучить большие чаевые), постоянно перебивающих вопросами, нравится ли нам еда, могут ли они что-то для нас сделать, что угодно. В этом заведении, честно говоря, нам повезет, если удастся привлечь внимание официанта, когда он нам нужен – работники предпочитают стоять группками, обсуждая формы бровей, а не обслуживать нас. Мне странным образом это нравится. Это напоминает мне о работе, где мы стояли кучкой с Робом, Хайди и Джуди на грязноватой кухоньке, заменяющей комнату отдыха, и обсуждали, кто что смотрел по телевизору на выходных. Джиллиан уже сидит за столом, и когда я приближаюсь, она встает и обнимает меня дольше, чем принято. Она пышная женщина, и мне приятно погрузиться в ее материнское объятие. Отпустив меня, она достает маленькую связку оранжевых гербер, скрепленных резинкой. Она протягивает их мне с широкой улыбкой. За последние месяцы мы получили по меньшей мере двадцать букетов от людей, поздравляющих нас с победой. Может, больше. Я сбилась со счета. У нас не хватило ваз, и в итоге мы расставили их по стаканам и ведрам. Каждый букет был красивым, цветы бесспорно приносят удовольствие. Многие нам прислали родственники, и мне было очень приятно, что моя сестра, братья Джейка и их супруги хотели отпраздновать с нами. Другие пришли от людей, с которыми я не общалась годами, тех, кто выпал из списка получателей рождественских открыток. Я собиралась отвезти цветы в местный дом престарелых, но была так занята, что, когда у меня нашлось время, их стебли уже начали гнить. Дом заполнила резкая, сладковатая вонь увядших растений. Все букеты были намного более изысканными, чем эти пять ярких цветков, но я думаю, что эта связка мне нравится больше всех. – У нас нет правила, что мы не можем дарить подарки вам, – с улыбкой объясняет Джиллиан. – Мне жаль, что такое случилось. Вам очень не повезло. Я поговорила со всеми моими коллегами, работавшими с другими победителями лотереи, и, насколько нам известно, еще никто не сталкивался с чем-то подобным. – Я предполагаю, что причина в моей работе с людьми, находящимися в очень сложных ситуациях. Они более уязвимы, и, соответственно, небольшая их часть может вести себя безрассудно. Наверное, это сделало меня незащищенной. Мы делаем заказ, и, пока мы едим, Джиллиан спрашивает: – Что сказала полиция? Я неловко вздыхаю: – Джейк сказал, что нет смысла идти в полицию. – Но, конечно, смысл есть, – говорит Джиллиан шокированно. – Вы сказали, что узнали женщину. Я уверена, они смогут их найти. – Он считает, что у нас было достаточно потрясений и нам надо просто сфокусироваться на будущем, – я пожимаю плечами. Разумеется, она уже знает о посягательстве Пирсонов и Хиткотов на наш выигрыш, но я также объясняю, что меня попросили уйти с работы, что Джейк уволился и что мы собираемся перевести детей в другую школу. Я не рассказываю ей об избиении Эмили. Она все равно не сможет что-либо с этим сделать, поэтому это был бы случай, когда проблемы усугубились бы, а не уменьшились. Она не несет за нас ответственности. Джиллиан понимает, что практически невозможно продолжать жить в нашем доме. Вокруг него нет стен, заборов, нет даже ворот. Что, если вчерашняя троица – это только начало? Стоит ли нам ожидать, что к нам будет заявляться несметное количество людей с просьбами о деньгах? Некоторые могут попросить вежливо, но могут поступить и новые угрозы. В любом случае это станет невозможным, невыносимым. – Но если вы переедете, я бы посоветовала вам остаться поблизости – по крайней мере, поначалу. Мы заметили, что это хорошо сработало для других победителей, – предлагает Джиллиан. – Вы сможете сохранить свой круг общения, просто выберете менее доступное незнакомцам место. Может, менее отдаленное жилье, – она тянется за своим iPad. – Я взяла на себя смелость немного поискать в Интернете. Просто чтобы предложить вам пару вариантов. В Грейт Честере есть новый, почти достроенный комплекс. Он охраняемый. Возможно, на него стоит взглянуть. Джиллиан показывает мне фото пяти замечательных новых домов на частной улице. Я знаю об этом комплексе, потому что за последний год мы с Карлой и Дженнифер внимательно следили за строительством. Мы планировали послоняться по домам, как только их откроют для посетителей. В то время никто из нас не собирался переезжать, но всем нам нравится поглазеть, потому что можно вдохновиться на улучшения в собственном доме – и это хороший способ провести субботний день. Для посетителей дом открыли в пасхальные выходные, мы так туда и не попали. Дома на фотографиях явно больше наших. В сущности, они все одинаковые и отличаются лишь парой косметических аспектов. К примеру, можно выбрать разные кухни, а плитка и ковры различаются во всех домах. Можно выбрать между двумя вариантами входной двери. В объявлении о продаже говорится, что во всех домах пять спален, три с отдельными ванными, приемный зал и уютная комната (что бы это ни было; наверное, место, где могут отдыхать дети). У каждого есть свой гараж и огромная кухня. Я могу представить себя в одном из этих домов счастливой. Они не слишком огромные, но элегантные, просторные, вдохновляющие.