– Так, давай на выход. – Антон решительно шагнул к нему и, взяв за плечи, развернул лицом в коридор. – Запеканку съешь. Потом таблетки. – Пусть баба твоя жрет запеканку, – тихо, но отчетливо огрызнулся Ваня. Антон вытолкал брата из комнаты и закрыл за собой дверь. Послышалась возня. – Чтобы я такого больше не слышал. – Пусти! – Понятно? – Пусти, блин! – Понятно, я сказал? – Сука! Этот крик вывел меня из оцепенения. Преодолев несколько метров, я толкнула дверь. Антон нависал над Ваней. – Иди! – Он несильно подтолкнул брата в сторону кухни. Сверкнув на меня злыми глазами из-под густых бровей, Ваня ушел. – Извини. – Антон сложил руки на груди. – Я должен был сказать, что он здесь живет. Я решительно направилась в комнату. Дело не в том, что он не сказал, а в том, что это с самого начала была плохая идея. Зачем я вообще с ним пошла? Почему не приняла подарок Летней Девы? Была бы сейчас с голосом. И в другом месте. – Вера! Может, рискнуть и вернуться в квартиру, где я жила последний месяц? Вдруг ее не опечатали? Или все же добраться до мамы. Я все равно собиралась. Но сначала надо выдумать себе нормальную одежду. Джинсы и футболка как раз подойдут. Я уперлась руками в злосчастный комод, зажмурилась и попыталась по памяти восстановить в голове фактуру джинсовой ткани. Темная такая, с косой строчкой по бокам… – Да твою же мать! Даже не вздумай! – Тяжелая ладонь опустилась как раз туда, где все это время торчали осколки, и слезы сами брызнули из глаз. Как же больно! * * * – Надо было мне сразу сказать. Написать. Представить. Что ты там обычно делаешь. Оно вон уже воспалилось… В комнате пахло спиртом. Яркий дневной свет сменился приглушенным послеполуденным, линолеум окрасили оранжевые блики. Я сидела неподвижно на полу у дивана, подогнув под себя ноги, и ждала. Верх платья пришлось снять – собрав спереди ворохом, я аккуратно придерживала его на груди. Стоило развязать пояс, как верх свободно соскользнул к талии. Жесткие шершавые пальцы легли мне на спину. Стало щекотно, потом резко больно. Запах спирта усилился, кожу защипало. Я подавила вздох. – Удивительный ты человек. Ничего не сказала, все молчком. А если тебе ногу или руку проткнет, тоже будешь молчать в тряпочку? – пробормотал Антон. Я не могла уловить по голосу, злился он или ворчал в пустоту, как старая бабка. – Дыши глубоко. Хельга вот умела замораживать боль. Чью угодно, кроме своей… Головную на раз снимала. Как-то даже Ваньке на расстоянии помогла. Я их, конечно, не знакомил… Ну-ка. – Он придержал меня за плечо и один за другим вытащил три осколка. – Вдыхай воздух, выдыхай боль. Знаешь, как в йоге. Видела, как дышат в йоге? Я не двигалась. Кажется, он выдумывал мои ответы, чтобы не болтать в одиночку. Боль была терпимая, но бередила что-то в глубине грудной клетки. Антон был прав: я не обратилась бы за помощью, даже если бы не потеряла голос. – Эй. Ты что? Совсем плохо? Он отпустил меня, но поздно – меня трясло, как после взрыва. Пришлось зажмуриться, крепко обхватив себя за плечи. Я пыталась думать о Косте, но это не помогло. Тогда я стала вспоминать Эдгара. Как-то он подарил мне кольцо и пообещал, что где мы ни были, он услышит, стоит мне повернуть его на пальце… – Тоха! – послышался из-за двери голос Вани. – Ты тут? – Не заходи, – велел Антон, но было поздно: Ваня уже открыл дверь и замер на пороге. Я подтянула ворох ткани до самого подбородка. Ваня переводил взгляд с меня на Антона и вдруг бросил почти с отвращением: – Ты охренел? Вот почему она тут, да еще молчит! Ты ее… – Угу, – ровно подтвердил Антон, и я с перепугу даже не расслышала издевку в его голосе. – Насилую бедную девочку. Чего?? Если бы я могла снова потерять голос, то именно это и сделала бы. Ваня упер руки в бока, став похожим на тощего ощипанного вороненка. – Пользуешься тем, что ей некуда идти! – Именно так. Сейчас по второму кругу пойду. Я отшатнулась, но Антон и не думал ко мне прикасаться. – Отойди от нее! – взревел Ваня и, кажется, всерьез собрался оттаскивать от меня более крепкого и высокого брата. – Уже побежал. Как звать-то «ее», помнишь? – поинтересовался Антон, не меняя тон. Ваня обернулся ко мне. Видимо, ждал, что я представлюсь. Сейчас он спросит, немая ли я, и мы вернемся туда, откуда начали. – Почему ты все время молчишь? Ну вот. Антон быстро заклеил ранки пластырем. – Можешь одеваться. Я все вытащил. А ты давай на выход, защитник. Ваня воинственно расправил плечи. – Я ее с тобой не оставлю. Сразу видно, что она тут не по своей воле! Я отвлеклась от своих мрачных мыслей. Накинула платье обратно на плечи и туго затянула пояс. Видно ему. Непролитые слезы горели в груди, но я не собиралась плакать на глазах у подростка. Где-то тут был блокнот, который Антон мне дал… Вот он, на комоде, с карандашиком на резинке. В полной тишине я взяла блокнот и, вернувшись на диван, открыла на первой странице. Бумага была серая и тонкая, карандашик помещался в ладони. Ваня близоруко склонился над моим плечом. «Меня зовут Вера, – написала я печатными буквами. – Я здесь по своей воле. Мне жаль, что я без спроса взяла платье твоей мамы». Не дожидаясь его ответа, я отложила блокнот и проскользнула в коридор, а оттуда на кухню. На улице стемнело, в воздухе разливалась прохладная тишина. На секунду мне почудилось, что я стою в своей старой квартире. Из комнаты послышались приглушенные голоса, потом мягкие шаги по линолеуму. – Не злись, – донеслось от двери. – Ванька дурной. А ты как будто нормальный. – Тебе точно не нужно никому позвонить? – спросил Антон, и я невольно отметила по шагам, что он подошел ближе. Большой палец начал прокручивать оловянное кольцо. Никому мне не нужно звонить. Лестер не носит с собой мобильный. А на том свете трубку пока поднимать не научились. Я покачала головой. Если он просто уйдет… Но Антон уселся за стол. – Хельга долго не могла толком описать девочку, которую мне надо было выловить в метро. Джинсы, футболка, длинные волосы – это все не годится. Сколько угодно таких девочек каждый день бегает по переходам. Мне нужно было имя. Хельга долго не говорила – понятия не имею почему. В результате она сказала, что девочку будут звать как ту, кого я больше всех любил и потерял. Я сразу понял, о чем она. Мама умерла от рака, когда Ваньке было девять. Я ни у кого, кроме нее, больше не встречал этого имени. Я обернулась, забыв, что по щекам размазаны слезы. Антон продолжал: – Я уговаривал Хельгу позволить помочь ей. Сделать хоть что-нибудь. Можно же спокойно передать свою силу, не обязательно ждать, пока нападут. Но нет. Она говорила, не пришло еще время – нет в мире человека, который ее заменит. Вот и дотянула до последнего. Я до сих пор не понимаю – почему ты? Почему тысячелетняя старуха выбрала девочку, которая дай бог школу окончила? – Он взглянул на меня через стол. – За что тебе эта ноша? Вон чуть не убила тебя в первый же день… Я вспомнила: Хельга говорила, что ей нужна помощь. Что я сияла. Возможно, она искала того, кто умеет оживлять фантазии? Но почему я, а не Лестер? – Ты знаешь, почему она выбрала тебя? – пытливо спросил Антон. Он смотрел в одну точку. Я проследила его взгляд – он разглядывал мое кольцо. А может, дело не в силе воображения? Лестер ведь намного сильнее и опытнее. Возможно, старухе нужен был кто-то, у кого не дрогнет рука. Кто способен уничтожить того, кого любил. И жить дальше. Я покачала головой, глядя Антону прямо в глаза. «Не знаю», – ответила я одними губами и накрыла кольцо ладонью. Вера, 13 лет