Она понимала, что он имел в виду. Это было правдой: народ любил Арина, она лично в этом убедилась, это была любовь простого люда, такая же простая, но глубокая, и она разгоралась всё сильнее, стоило ему только улыбнуться кому-то, перекинуться несколькими словами, но он не был ни губернатором, ни воскресшим членом вырезанной королевской семьи. Его политическое влияние было сомнительным. Кестрел считала, что не ошибалась в замыслах королевы в отношении этой страны, но когда она поняла всю неизбежность и очевидность того, что королева хотела заполучить самого Арина, у неё засосало под ложечкой. — Значит, ты, должно быть, её забавляешь. Может быть, она хочет от тебя не совсем брака. Однако ты должен дать то, что она хочет. Тогда, возможно, ты получишь неплохое будущее. По крайней мере, тебе следует спросить. Он поморщился. В выражении его лица появилась напряженность. — Я не стану этого делать. Кестрел повесила корзину на согнутую в локте руку. — Я должна идти. Повару нужны продукты. — Девушка была в ужасе. Она услышала, как её голос надломился. Арин изменился в лице. — Кестрел, прости меня. — Здесь нечего прощать. — Мне очень жаль. — Мне всё равно. Он покачал головой, продолжая смотреть ей прямо в глаза. Теперь Арин выглядел очень взволнованным, притихшим от удивления, пораженным какой-то новой идеей. Он дотронулся кончиками пальцев до щеки девушки и провел по дорожке, оставленной слезой. — Тебе не всё равно, — произнес он удивленно. Она развернулась. — Постой. Кестрел продолжала торопливо шагать прочь, корзина билась о бедро. — Не ходи за мной. — Она вытерла лицо грязным запястьем, слыша, как дыхание сбилось на всхлипывание. — Я больше не заговорю с тобой, если ты пойдешь за мной. И он остался там, где стоял. * * * Кестрел задула лампу и забралась в высокую кровать Сарсин. Она была согласна спать и на диване в другой комнате этих покоев, но Сарсин и слышать об этом не хотела. Кестрел, несмотря на застенчивость, была тронута этим. Сарсин повернулась под лёгким одеялом к девушке и внимательно посмотрела ей в лицо. Её распущенные волосы, ресницы и брови казались очень чёрными на фоне белой подушки. Кестрел было трудно сказать, что было во взгляде Сарсин, которым она смотрела на девушку; хотя, возможно, это случилось лишь потому, что у Кестрел самой внутри бушевали эмоции. Сарсин слишком походила на Арина. — Когда-то я делила постель со своей подругой, Джесс, — сказала Кестрел неожиданно, словно меняя тему разговора. — Я помню её. Ты спасла ей жизнь. — Нет, это не так. — Я была там. Она отравилась и умерла бы, если бы не ты. Но всё, что Кестрел могла вспомнить, это обвинение Джесс в предательстве. Она пыталась объяснить это Сарсин, но получалась какая-то бессмыслица, из-за её провалов в памяти. Сарсин выслушала её, а потом сказала: — Может, вы обе слишком сильно изменились. А может, когда ты увидишься с ней в следующий раз, вы лучше поймете друг друга. Но я видела, что ты для неё сделала. Как ты её любила. — Сарсин натянула одеяло на плечи Кестрел. Заботливо. Вот какое слово сорвалось с нежных губ серьезной Сарсин. — Тебя что-то еще беспокоит? — спросила она. — Ты можешь мне сказать. Я умею хранить секреты. Кестрел почувствовала, что у неё заблестели глаза. Она было собралась что-то сказать, но остановилась, а потом всё-таки произнесла: — Не знаю, как выразить словами, что не так. Я ничего не знаю. — Я твой друг. Вот это ты должна знать наверняка. — Сарсин коснулась щеки Кестрел, позволяя тишине успокоить истерзанный дух девушки. А потом она задула свет. * * * Но Кестрел не спалось. Сарсин ужасно тихо спала. Кестрел когда-то, давным-давно, спала с Джесс и помнила, как та пиналась во сне, а ещё её подруга при этом разговаривала. Кестрел её не хватало, она вспоминала её и скучала по ней, что заставляло её задуматься о том, что у неё всегда будет не хватать каких-то фрагментов памяти. Подушка под её щекой была горячей и влажной. Кестрел представила себе мелодию. С чётким ритмом, каждая нота чиста и свежа. Она представила, как играет её. Управляет ею. Всплески звука. Она сосредоточилась на этом, потому что если бы она этого не сделала, то прекрасно понимала, куда могли завести её мысли… однако, как только перед её мысленным взором промелькнуло то, чего она пыталась избежать, это заполонило весь её разум. Отказ Джесс. Это случилось в доме Джесс, в столице Валории. Бежевые шторы. Кестрел не могла вспомнить всех слов, но знала, почему их дружбе пришел конец. Она услышала, как сама тихо проговаривает те же слова, и поняла, что Джесс никогда ее не простит, увидела свой прежний выбор в отношении собственного народа, своих друзей, своего отца. Он изменил тебя, обвиняла её Джесс. «Никто не заставлял меня меняться». «Но ты изменилась». Кестрел повернулась на другой бок. Значит, он побывал в городе у королевы. Теперь она это знала. Она села, отбросив простыню в сторону. Это было неестественно. Ненормально стольким жертвовать и ради чего? Она была готова поверить в чары. Чем ещё можно объяснить притяжение к Арину, которое испытывало её тело, знавшее его, казалось, лучше разума. Именно тело заставило её улечься в его пустую кровать, завернуться в его простыни, волноваться из-за того, где он, рискует ли жизнью, и что он делал и с кем? Она потянулась за своей связкой ключей. Глава 17 Она быстро шла по тёмному дому, её ноги, шагавшие по плитке, ковру или лестнице, были босы и бесшумны. Вверх на один пролёт, рука скользит по балюстраде. Лестничная площадка, ладонь провела по столбу. Девушка свернула налево. Дом Арина был ей хорошо знаком. Кестрел хорошо знала его сейчас, хорошо знала тогда. Она почувствовала, как время расслоилось. Настоящее над прошлым. Она никогда не ходила этой дорогой. Но подумывала об этом. Кестрел перебрала ключи и нашла нужный, вставила его в замочную скважину и отперла дверь. Она вышла на свет. Он испугал её. Девушке показалось, что у неё начались галлюцинации, словно она упала в серебряный пруд. Но потом Кестрел подняла глаза и увидела просвет над входом. Луна была большой и висела низко. Несмотря на то, что масляные лампы не горели, в коридоре было почти так же светло, как днём. Но вот в конце коридора её ждала тьма. Из комнаты донесся тихий перезвон. Она подошла ближе к затенённому коридору, прошла через тёмную приемную. Кестрел больно ударилась бедром о стол и выругалась себе под нос. Еще одни коридор, поворот. А потом… приглушенный свет. Лампа. Звук льющейся жидкости. Приглушенный стук. Стекло по дереву? Девушка вошла в освещенную комнату. Арин поднял взгляд. Его пальцы крепче сжали бокал. Юноша был удивлен. Кестрел покраснела, осознав, что забыла накинуть халат поверх тонкой ночной сорочки. А забыла ли? Может, всё-таки в глубине души она именно этого и желала? Она опустила взгляд на подол, который едва прикрывал колени. Ткань была прозрачной, как топленое масло. Кестрел покраснела еще сильнее. Она увидела выражение лица Арина. Он отвел взгляд. — Боги, — произнес Арин и сделал глоток. — Вот именно. Эти слова заставили его вновь поднять на неё глаза. Арин сглотнул, поморщился, а потом сказал: — Вполне возможно я не могу в данный момент претендовать на связность мыслей, но мне совершенно невдомёк, о чём ты говоришь. — О твоих богах. Его тёмные брови взметнулись вверх. Глаза округлились. Бокал с тёмно-зеленой жидкостью, налитой примерно на большой палец, дрогнул в руке молодого человека. Цвет напитка очень напоминал кровь листьев. Арин прочистил горло и все равно хрипло произнес: — И? — Ты им молился? — Кестрел, я молюсь им прямо сейчас. Отчаянно, если честно. Она покачала головой.