– Нет, – посерьезнел вслед за покровителем Остах. Висеть вниз головой ему не хотелось. – Темно же было, и в селе этом вашем я первый раз… – Понятно, – оборвал его Эндир. – Значит, так… – он задумался. И с досадой произнес: – Когда ты уже язык выучишь? – Да это ж весь рот себе переломать можно! – воскликнул Остах. Тема была наболевшая. – Этот ваш гворч… Эндир подошел и коротко, без замаха, ткнул костяшкой указательного пальца Остаха в грудь. Мышца сразу онемела. Остах осекся на полуслове. – Запомни, – жестко сказал ему Эндир. – Мой язык – дорча. Это, – он махнул рукой себе за спину, – мои земли. Земли дорча. И вскоре я возьму власть. И ты встанешь рядом. Это не было вопросом. Остах кивнул. – Сейчас ты вылезешь в окно, пройдешь по дорожке через сад. Пересечешь ограду поместья и двинешься в сторону гор, к селу. Иди уверенно, как будто спешишь с поручением. В селе найдешь дом старейшины. Он в самом центре села, у площади. Ты будешь повторять, как глупый ребенок: «Дорча, Эндир, Гимтар». Повтори. – Дорча, Эндир, Гимтар, – обреченно повторил Остах. – Когда будешь говорить «Эндир», укажешь на виллу. А «Гимтар» будет вопросом. Покажи. – Дорча, – сказал Остах. Возражать он даже не пытался. – Эндир, – он показал себе за плечо. И спросил: – Гимтар? – Хорошо. Когда найдешь брата, расскажешь ему все. Он укроет тебя. Пока не выучишь язык, не появляйся. – Что?.. – Вот этого Остах точно не ожидал. Это ж насколько все затянется! – Когда я вновь увижу тебя, ты скажешь мне… – и он произнес длинную фразу по-горски. И перевел: – Густой туман накидкой белой лежит на склонах. Сияет снег седою гривой на горном пике. Бездонна мудрость, как пасть ущелья. Запомнил? Остах пошевелил губами. Эндир повторил еще раз, и Остах кивнул. – Тогда ступай. – Эндир хлопнул его по плечу. – Вспомнил? – спросил Алиас Фугг. Остах вынырнул из воспоминаний и кивнул. – Вспомнил. Я многое помню и многое знаю, Муха. – Те, кто много знают, живут или очень хорошо, или очень недолго. – Имперец потрепал своего скакуна между ушами. – Как ты живешь, Остах? «Клиббово проклятье! Это разговор для Гимтара, не для меня. Я начинаю гневаться, а это плохо!» – подумал Остах. – Ты много лет работал со словами, Алиас. Переписывал, писал, передавал слова от одного к другому… – начал Остах. Алиас с интересом склонил голову к плечу. Остах продолжал: – А я работал ножом. Тесаком. – Он хлопнул рукой по ножнам. – Не словами. Я не мастак говорить, Алиас. – Ты излагаешь свои мысли весьма ясно. – Вот именно: ясно. Я ясно говорю тебе, Алиас: про тебя мне Законник рассказывал многое. Может быть, все. – Все? – вскинул брови Алиас. – Как интересно… «Заинтересован. Но не напуган». – А правда, – вдруг тоненько пропищал Остах, – что все горцы задницу пальцем вытирают? Алиас удивленно посмотрел на него, не понимая. Потом озарение осветило его лицо. Он вспомнил. – Тебе известно многое, – грустно улыбнувшись, согласился он. – Но все, что ты можешь знать обо мне, уже давно протухло за давностью лет и никому не интересно… Тухлую рыбу никто не покупает: ты же Рыбак, должен понимать… «И даже прозвище Рыбак знает… Мне с тобой не справиться, клиббово семя!..» – Никому не интересно?.. А твоим врагам? А Сивену? – перебил его Остах. Услышав это имя, Алиас дернулся. «А вот теперь клюнул, до задницы крючок заглотил. И подсекать не нужно», – подумал Остах. Лошади привыкли друг к другу и шли в ногу. Помолчали. Хорошо помолчали, как могут молчать только друзья. Или враги. – Доказательств у тебя нет никаких. Потому как быть их не может. Только слова. – Только слова, – не стал спорить Остах. – Но я выслушаю тебя. Чего ты хочешь? – Чтобы ты сохранил свои знания обо мне при себе. В твоих отчетах – устных или письменных – мое имя не всплывет. – Молчание за молчание… Что же, это справедливо, Остах Рыбак. – Это справедливо, Алиас, сын Клая, – сощурился Остах. Повернув лошадь и отъезжая, Остах сказал: – А ведь Эндир считал тебя хорошим парнем. Как же так получилось, Алиас? Фугг резко повернулся. – Как получилось?! Ты меня спрашиваешь об этом?.. – Лошадь слегка взбрыкнула, и имперец натянул поводья. – Векс Кней считал Эндира сыном!.. – Голос его сорвался, и Алиас прокашлялся. – Чем же он отплатил за заботу? Как же так получилось, Остах? Глава 5 Олтер Кайхур залез под край тюфяка и дрых, изредка вздрагивая всем телом и перебирая лапами. За обедом я, по совету Буддала, покормил его смоченным в молоке хлебом. Щенок то и дело норовил присосаться к указательному пальцу. Теперь у меня свой мини-зоопарк: я, Кайхур и Буцефал. Меня отнесли-таки к моему скакуну, который оказался невысокой кобылкой весьма флегматичного нрава. Забавно – в детском представлении рисовался статный конь героической наружности, а в действительности оказалась милая кобылка. Но переименовывать ее я не стал – быть ей Буцефалом! Все равно в этом мире никто не знает, что это за зверь такой. Коней на переправе не меняют, не так ли? Что же, попробуем прикинуть свой актив на сегодняшний день. Упомянутый выше зоопарк – личная лошадь и щенок неизвестной, но потенциально дорогой заморской породы. Барат, с которым у меня, после недавних событий, стали складываться доверительные отношения. Прицепом к нему шел Йолташ, которого я пока плохо знал. Остах… С ним все очень сложно. Для маленького Оли ближе человека на свете не было. Ближе был только брат, но он ощущался просто частью самого Олтера. Отец, диду Гимтар, дед Эндир, умерший три года назад, – все они были родные, но одинаково отстраненные, застегнутые на все пуговицы и строгие. Добрым был Тарх – великан, друг Рокона. Но его братья видели нечасто. Остах был не таков. Сколько себя братья помнили – дядька всегда был рядом. Захотелось выпросить у отца коня – бежали к дядьке, он поможет. Разбил локоть – кто остановит кровь? Дядька Остах. С кем поделиться секретом и посоветоваться? С дядькой. Перед кем повиниться за шалость? Перед дядькой. Олтер вспомнил, как однажды Остах крепко поругался с Роконом из-за них. Чуть до беды не дошло. По детскому недомыслию они подпалили общинный сарай с зерном. Хорошо, пламя сразу заметили и потушили. Отец разгневался и велел Остаху выпороть обоих на конюшне. А Остах отказался. Отказался при свидетелях – самих нарушителях. А прямое неповиновение дану – это дело такое… опасное, одним словом. Тем более если дан такой вспыльчивый, каким был в те годы Рокон. «Я им, Рокон, задницы до трех лет мыл. И от горячки выхаживал, за седмицу глаз не сомкнул ни разу. Велишь пороть – пори сам», – и много чего еще другого. Хорошо, Гимтар его утащил. А порол их отец тогда самолично. Сначала Старшего, потом Младшего. Месяц потом на животе спали. Но тот Остах – для того Оли. Для нынешнего Олтера Остах был опасен. «Ты кто, парень?..» – стоял в ушах страшный шепот в рассветном лесу. С тех пор тот вопрос повис в воздухе, но никуда не делся. Олтер повернулся, выглядывая из своего передвижного командного пункта. Посмотрел назад. Чуть отстав от всех, пустив коней шагом, Остах беседовал о чем-то с Алиасом Фуггом. Меня не покидало ощущение странной уверенности в том, что следующим собеседником Остаха стану именно я. «Но что же они обсуждают так долго?.. Утреннее нападение? И насчет Алиаса я, похоже, прав оказался – нормальный он мужик. Вон как мило беседуют». При мысли об утреннем нападении я вспомнил и о перепалке за завтраком, и о выпущенном голубе. И сердце кольнуло длинной острой иглой. «Что я? Я взрослый, здоровенный и тертый мужик. Пусть и малолетка. Притворюсь сумасшедшим. Сбегу. Придумаю что-нибудь. А вот как там братка? Он-то ведь совсем щегол. Пропадет без меня и Остаха. Неужели эти твари, недобитки гворча, и на него напали?» Перед глазами стояло лицо братишки с прикушенной губой. Он так делал, когда злился на меня или не соглашался с чем-то. Глаза мои наполнились слезами. «Ну, твари, если что с братом случилось – молитесь! Только вам это не поможет. Знать не знаю, как я это сделаю, но всех найду и всех на тот свет спроважу». Горах Старый Горах услышал хлопанье крыльев наверху и со вздохом поднялся со скамьи. Теплые денечки он коротал рядом со своей каменной башней, выполняя его нехитрую работу. Когда-то, на старой вилле, дел было столько, что только успевай поворачиваться. А сейчас? Осталась всего-то пара десятков голубей против прежних нескольких сотен. Шагая по скрипучей лестнице, Горах вспоминал, как косоглазый Эт, управляющий, приметил его, босоногого мальчишку со стадом гусей. Поговаривали, что Эту левый глаз подарила ведьма за неизвестные заслуги. И теперь ведьмин глаз подмечал то, чего другие не видели. Например, в чем человек хорош. Правда это или нет, никто не знал, но работников себе Эттон подбирал отличных.