«Бюрократия – она такая», – мысленно согласился я. – Но не это главное, парень. – Голос Остаха стал тяжелым. – Гимтар считает, что именно Алиас Фугг отравил Эндира! – Что?! – вскрикнул я. – То! – сказал Остах, положив мне руку на плечо. – Твоего деда отравили, в этом нет сомнений. А вот кто это сделал – достоверно мы так и не смогли узнать. «Что же вы за игры такие ведете, в которых травят правителей? И в какой переплет я попал?» Глава 7 Ултер Ултер старался, чтобы никто не видел, как у него болят руки. На левой ладони саднили сбитые костяшки, особенно над мизинцем и безымянным. После драки их промыли и смазали какой-то липкой дрянью. Стоило ими задеть что-то, как всю ладонь словно обжигало. А вот правая рука вчера выглядела совершенно обычной. Вот и диду Гимтар осмотрел ее и все. Спросил, не болит ли? А она не болела! Совсем. Ее и не стали лечить. А зачем лечить, если она здоровая… Но когда Ултер проснулся утром, ладонь распухла и появился синяк. И рукой стало больно двигать. Но Ултер никому ничего не сказал. Зачем его лечить, когда он уезжает из дома? Пока Бык вчера вез его домой, он все вытянул из Ултера. Так и спросил: «Ты чего на этого дурака набросился?» Тогда Ултер и рассказал. А Бык потрепал его по волосам и сказал: «Молодец, Левый! За брата встать – святое. Надо было и мне ему наподдать за Правого!» Только это он зря! Он же быка с ног свалил, когда маленький был! А сейчас этого Мереха одним пальцем убьет и не заметит! Ултер так ему и сказал, они посмеялись даже. Но дома, после ужина, его вызвал к себе отец. Быка там не было, а вот диду Гимтар был. Отец молчал, только вино пил, а диду начал говорить… И такого наговорил!.. И что гость не может бить ни рабов, ни слуг, ни детей хозяина дома. И что Мать Предков печалится, и что честь дана задета… Ултер стоял посередине комнаты перед столом, заставленным тарелками, кубками и кувшинами. Все, кто ужинал, ушли, а отец с танасом остались. Дан сидел на своем большом кресле с высокой спинкой, а Гимтар стоял сбоку от стола, поближе к мальчику. Ултер смотрел на пол и разглядывал мозаичный рисунок. Рисунок был знаком до последней черточки. На нем голая женщина поила коня в ручье. Диду Гимтар продолжал ругаться. «А зато я знаю, что тебя твой папа Хродвиг порол», – подумал тогда Ултер. Но вслух не сказал, конечно. Сдержался. Но когда услышал, что в наказание его отправляют вместе со старым Хродвигом в горы, не сдержался от такой несправедливости и закричал: – Мерех обзывал брата калекой! – Что? – вскочил со своего места отец. Он поднялся так резко, что кубок с вином упал на пол и разлился. Но Рокон этого не увидел. – Этот щенок назвал моего сына калекой? – Да! – продолжал кричать Ултер. – Сказал, что брат теперь «тю-тю, без ножек»! – Рокон… – попытался что-то сказать Гимтар, но дан одним махом перепрыгнул через стол, в следующее мгновение оказался рядом с Ултером и вытащил кинжал. Он проделал это так быстро, что Ултер и испугаться не успел. – Если кто-нибудь еще назовет твоего брата калекой – ты убьешь его вот этим кинжалом! – прорычал отец. От него сильно пахло вином. – Рокон! – опять сказал диду. – Мало того что Хродвиг, так и этот щенок туда же! – рявкнул на него отец. – У этого сопляка Мереха не хватит мозгов придумать такое! Сопляк повторяет за своим отцом! Или дедом! – В тебе говорит вино!.. – прошипел Гимтар, утаскивая за руку Ултера. «Может, тогда, когда диду тащил меня в комнату, он мне руку и вытянул?..» – вдруг подумал Ули, вспоминая вчерашний вечер. Ултер проснулся, едва рассвело. Первым делом он подумал, что ехать никуда не надо. Отец ведь его не ругал? Не ругал, а, наоборот, подарил свой кинжал. Жаль только, что не успел подарок отдать – слишком быстро его диду вчера увел. Не успел Ули так подумать, как в комнату вошли слуги и стали собирать вещи в дальнюю дорогу. И тогда Ултеру стало понятно, что он действительно уезжает. Когда он вышел во двор, то первым делом увидел свою кобылку. И обрадовался. Хоть кто-то знакомый будет рядом! Она тоже потянулась к нему, узнав и поводя ноздрями. «Забыл!..» – испуганно подумал Ултер и побежал в кухню, пока отец с Гимтаром не появились. Маленьким ураганом залетев в кладовую, он схватил два румяных яблока и побежал обратно. Воинов стало больше, но отца с диду еще не было. Кобылка схрумкала сначала одно яблоко, а затем второе и опять толкнула его головой. – Это она так обнимается, – объяснил Найвах. – Тоже пришел проводить? – спросил его Ултер. Конюх кивнул. Только Ултер не понял, кого он провожал: лошадь или его самого? – Я собрал для тебя щетки и скребки, крючок и запасную сбрую. Эти олухи, – он посмотрел в сторону слуг, – забрали. Следи, чтобы они чистили ее каждый день. – Я сам буду! – сказал Ултер. – Ты показывал, я помню. – Хорошо, – кивнул конюх. – Она не была еще в лесу, – заторопился Найвах, увидев приближающегося Тарха. – Не давай ей есть желудей! – И листьев дуба тоже, – наставительно произнес Бык, отодвигая конюха. Он посадил Ултера на лошадь и взял поводья в руку. – А то сдохнет. – И дай ей имя! – попросил Найвах, уходя. – У тебя что, лошадь без имени? – удивился Бык, вышагивая. Лошадка покорно шла за ним. – Безымянная? – Да… – застеснялся Ултер. – И правильно! – поддержал его гигант. – Чего имена раздавать тем, кого и не знаешь толком, а? – Точно! – согласился Ултер. – Вот так назовешь, скажем, Ласточкой – а она тихоней окажется! – пробасил Бык. – Именно такой она и будет, – заметил Гимтар, подходя к ним. – Как раз тихоню я и выбирал. Но не из пугливых. Он посмотрел на Ултера, и тот отвел глаза. Он немного еще обижался на диду. – Как твоя рука? – спросил Гимтар. – Болит? – Нет, – соврал мальчик. И опустил опухшую правую руку вниз, чтобы спрятать за крупом лошади. – Тебя проводит Рокон. А я здесь останусь, – сказал ему Гимтар. – Хранитель продолжит наши уроки счета, чтения и письма. Будь внимателен и не опозорь меня! «Тебя Хродвиг порол», – мстительно подумал Ултер. – Хорошо! – сказал он вслух. – И будь осторожен, Ултер! – Я буду, – пообещал мальчик. Гимтар постоял немного, дернул себя за бороду и направился к слугам, раздавая указания. Наконец они выехали со двора – отец с воинами, Ултер с Быком и слуги. В хвосте тащились груженные поклажей арбы. Они проезжали через фруктовые сады. На некоторых яблонях уже висели красные яблоки. Тарх наполнил ими седельную сумку, подмигнув Ултеру: – Своей тихоне все за один раз не скорми! Ей много яблок сразу нельзя, понял? Два яблока утром, как сегодня, и все! Ултер кивнул улыбаясь. – Чего лыбишься? – спросил Бык. И сделал грозное лицо. – Тихоня! – крикнул Ултер, нисколечко не испугавшись. – Я дам ей имя Тихоня! Олтер Мы сидели в караван-сарае, как я про себя окрестил это смешение склада, таможенного поста, таверны и гостиницы, и дегустировали горячий копорский чай. Точнее, дегустировал только я, поскольку только я знал, каким может быть вкус. А мои спутники реагировали на чай по-разному. Остах пил как ни в чем не бывало, шумно прихлебывая и закусывая засахаренными медовыми сотами. Буддал откровенно наслаждался. Вдыхал аромат, делал долгий глубокий глоток, а затем прислушивался к ощущениям. – Вкусно! Божественно! Никогда я не пил, мой друг Олтер, ничего подобного. Откуда у тебя этот божественный напиток? Напиток и впрямь получился что надо. Если бы Йолташ привез еще и цветки вместе с листьями, то добавились бы еще и цветочные нотки. Но с парня какой спрос? Велели набрать и принести листья, он и выполнил. Поставил суму рядом со мной, посмотрел вопросительно и поехал себе далее. Леса и перелески вокруг потихоньку сходили на нет. Появились первые виллы с обширными полями и виноградниками. Из некоторых имений – видимо, из тех, где хозяева были дома, Алиасу Фуггу приходили приглашения погостить. Не знаю, были эти приглашения простой формальностью, или обязанностью уважить имперского чиновника, или традицией, но все эти предложения Голос Империи вежливо отклонял. Мол, дела службы, понимаете, и все такое… После откровений Остаха бояться Алиаса я не стал. С чего бы? А вот относиться с настороженностью и неким опасливым интересом – да. Занятный он все-таки тип. Переступив границы Империи, он надел бордовый плащ, блестящие цацки на голову и грудь. Даже сандалеты и те блестели. При этом всем мне казалось, что носить все это он не умеет и не хочет. Ему бы любимый потертый плащ, мягкие яловые сапожки… А здесь – сиди себе на коне и выпячивай грудь! Я попросил Барата накинуть полог на арбу. Барат с братом мигом поставили широкие высокие дуги-арки из орешника и раскатали поверх них тростниковую циновку. Нечего всем встречным-поперечным пялиться на увечного мальчика! И то, чем он занимается.