Незнакомец обернулся на Хоара, стоящего у него за правым плечом: – Помилуйте! Но кто не знает повозку Хранителя? Люди увидели дом на колесах, а я как только услышал… Ведь Эйду забрали, а дети… – Понятно, – прервал его Хоар. – Отвечай Хранителю. – Так я и говорю – не по закону! Не ведьма Эйда!.. – Имя! – рявкнул, не выдержав, Хоар. – Как тебя зовут? – Ойден… – вжав голову в плечи, ответил мужичок. «Эйда, Ойкон, Ойден – это же с ума можно сойти…» – подумал Ули. – Так ты из Ойдеты? – спросил Хоар и сплюнул. – Так и есть, – быстро закивал мужичок. – Из Ойдеты. Откуда ж еще? – Молчать! – опять рявкнул Хоар. Ойден послушно замолчал и сжался. Хоар сделал знак рукой. Один из «черных» спешился и занял его место. Сам Хоар подошел к повозке и открыл дверь. Он достал из-под днища хитро закрепленную лесенку для того, чтобы старик мог спуститься. Но Хродвиг вылезать не пожелал, а велел воину: – Присядь. Хоар сел на нижнюю ступеньку скамейки и продолжил расспрос: – Отвечай коротко. Это понятно? – Да, – кивнул Ойден. – Эйда – это кто? – Так жена моя! Только забрали… – Хоар сдвинул брови, и мужичок осекся. Всклокоченный, босой, он так вжал голову в плечи, что Ултер хотел рассмеяться. Но не стал. – Кто ее забрал? – Люди старейшины, Эйдара… – Эйдар – старейшина деревни Ойдеты. Так? – Так! – кивнул головой проситель. «Еще и Эйдар! И живут в Ойдете! Головой они все стукнулись, что ли?..» – И в чем он обвиняет твою жену? – Что она ведьма! – крикнул мужичок. – Но это не так! Она, конечно, слаба умом и говорит плохо. А как Ойкон пропал – и вообще не говорит, только плачет. Но это ж… – Пустое… – махнул рукой Хранитель, останавливая речь Ойдена. И сказал, обращаясь к Хоару: – Надо ехать. – В Ойдету? – уточнил воин. – Мы поедем в Ойдету, Хранитель? Хродвиг не ответил, а захлопнул дверь и откинулся на стенку повозки, прикрыв глаза. Хоар пожал плечами и задвинул лесенку обратно. – Веди! – бросил он мужичонке. И велел едущим впереди охранникам: – От себя его не отпускайте. Тронулись с места. Ехали не спеша – дорога и так была не очень хороша, а после того, как свернули с нее, стала и вовсе ужасной. Поросшая жесткой невысокой травой, то и дело засыпанная мелкой щебенкой – по ней нечасто ездили и плохо за ней следили. Или не ухаживали вовсе. – Ты уверен, Хродвиг? – спросил, подъезжая, Хоар. – Я не меньше твоего не хочу там показываться. И никто из Хранителей на моем месте не захотел бы… – не открывая глаз, заметил старик. – Я и не упомню, когда там последний раз появлялся Хранитель, – продолжил Хоар. – Конечно, не помнишь. Тебя и на свете еще не было. Полвека уже минуло… – фыркнул Хродвиг. – Но то, что его сбросили со скалы в ущелье, мне известно, – хохотнул Хоар. Вышло у него, впрочем, невесело. – Нужно воспользоваться случаем и появиться там. Тем более когда к моему суду воззвал местный. Это раз. Лучше, если первым Хранителем, кого они увидят впервые за много лет, будет их Глава. Пусть и такой дряхлый старик, как я. Это два. А третье ты назовешь мне сам… – неожиданно закончил старик. Когда после ужина взрослые начинали свои разговоры, их с братом обычно отправляли спать. Меньше всего Ули сейчас хотелось, чтобы его куда-то отправили, – разговоры взрослых оказались очень интересными. Он скосил глаза на Хоара, стараясь не привлечь к себе внимания. – Ведьмы, что уж тут думать! – Он зло сплюнул на землю. – Какой Хранитель проедет мимо, если речь зашла про ведьм! – Вот видишь, – согласился Хродвиг. – Но с нами мальчишка! – хлопнул себя по бедру воин. «Я не мальчишка!..» – Он не мальчишка! Он сын дана Дорчариан! И ему будет полезно увидеть то, что он увидит. Что бы это ни было! – вспылил Хродвиг. – В конце концов, ради этого дан и послал его с нами. Как ни крути, это подданные Дорчариан! – Ты не боишься? – спросил Хоар, обращаясь к Ултеру. – Нет, не боюсь, – Ули горделиво выпрямился. Он хотел взяться за рукоять кинжала, но рука на перевязи помешала. И капустный лист тоже. Любопытство распирало, и Ули спросил: – А что это за Ойдета такая? Хоар посмотрел на Хранителя. Тот едва заметно кивнул. – Кому поклоняется твой даип, кого вы благодарите за добрый урожай? – Свой рассказ Хоар начал с вопроса. – Мать Предков… – растерянно ответил Ултер. – Так, – кивнул собеседник. – И у каждого даипа есть своя родовая гора. Своя родина, то место, где начался даип. Если начинается война, то женщин, стариков и детей отправляют туда. А у жителей Ойдеты нет родовой горы… – Как?! – не поверил Ули. – У них нет Матери Предков? Как же они живут? – Они почитают Великое Небо. Верят, что оно родило всех людей, родило солнце, луну, звезды… Чтобы человек мог после смерти вернуться к Небу, они вешают тела мертвецов на деревья, чтобы птицы небесные… Старик сердито раскашлялся, и Хоар замялся. – Ну так вот… всех прочих горцев они считают… скажем так, неправильными. Невеждами, так как мы не верим в их Великое Небо. И Хранителей – судей и знатоков законов горцев – они не признают. – А зачем мы тогда туда едем? – спросил Ултер. – Потому что Эндир Законник привел их под свою руку. И они клялись ему в том, что теперь они – Дорчариан. Они исполняют то, что им назначено твоим отцом, Ултер. По зову дана они должны выставить столько воинов, сколько условлено. Если в том будет нужда. А если кто нападет на них, то дан Дорчариан защитит их. А законы Хранителей они обязались принять и подчиняться им. – А за что они сбросили Хранителя со скалы? – Чтобы попросить прощения у Великого Неба. Тот дурак приехал, куда не звали, и стал поносить их божество. И это было еще до Эндира, – пояснил Хродвиг. – При мне. Я помню, все Хранители лишь вздохнули с облегчением, когда того дурака не стало. Просили меня замять это дело. Как же его имя?.. – Старик задумался. – А если они не захотят подчиниться тебе? – спросил Ули. – Твоему слову и закону? – Не знаю, – пожал плечами Хродвиг. – Я не собираюсь с ними драться. Хотя как воины они так себе… Посмотри на дорогу, мальчик. Что ты видишь? – Заросла. И булыжников много. – И ни одного следа колеса. Они сидят в своей дыре, мальчик, и носа оттуда не кажут. Раз в год соберутся на Большую Ярмарку – и все. Они никому не нужны. И мне не нужны. Хродвиг помолчал немного и закончил: – Посмотрим. Как дело пойдет. Арратой Арратой посмотрел на очередного раба, несущего на спине бурдюк с земляным маслом. Вот показалась опущенная голова, плечи – и вот раб полностью выбрался из огромной дыры Колодца. Раб проходил мимо, и Арратой бросал в нужную емкость камушек, перед этим показав его носильщику. Работа была глупая, зряшная, напрасная. И скайд-надсмотрщик, и учетчик, и раб-носильщик, как бы туп он ни был, знал, какого цвета будет камень. Темный – нечетный выход из Колодца, светлый – четный. Светлый камень разрешал рабу выпить воды. Вволю – столько, сколько сам пожелает. Черный означал, что раб должен скинуть бурдюк и вновь спуститься в Колодец. Кто, когда и зачем придумал такую громоздкую систему, Арратой не знал. Даже необразованные горцы и те прекрасно знали, кто и когда может пить воду. При мысли о горцах, что следили за порядком в Колодце и шахтах, Арратой мысленно поежился. Слава Паготу, над ним власти у скайдов не было! Арратой был ценный в этих суровых горах раб – он умел считать и писать. После вечерней трапезы Арратой в неровном свете пляшущего огонька светильника, заправленного тем же самым земляным маслом, записывал, сколько ходок сделал каждый раб. Работа в Колодце была устроена так, что все носильщики поднимали одинаковое количество бурдюков. Если не случалось что-то из ряда вон выходящее – например, увечье раба или выход подземных газов. Тогда все сломя голову наперегонки выбегали из Колодца, боясь отравиться. Но что бы ни происходило, каждый вечер в огромной книге заполнялись строки: день по арнскому календарю, раб такой-то – столько бурдюков, раб такой-то – столько… Сотни и сотни одинаковых строк вбирала в себя безмолвная книга. Страница за страницей. Она лежала раскрытой – и никто не листал ее назад, только вперед. И он сам, и его предшественники, и последователи – листают и будут листать эту книгу только вперед: за прожитым днем – последующий. И дальше, и дальше… Большую книгу никогда и никто не читал, в ней всегда только писали, но каждый раб Колодца знал о ней. В своих вечерних разговорах перед сном рабы именовали ее – Большая книга, Рабская книга… И трепетали. И боялись. Ведь каждый из них, каждый день их убогой рабской жизни был в этой книге. Измерен и записан. Рабы шептались: о нас знают все. Знает все тот, кто пишет. И знает все тот, кто читает. Тот, кому эти записи предназначались. Ведь нельзя же изо дня в день писать строку за строкой просто так? В воображении рабов сам император читал только что написанные строки Книги перед сном. Учетчик, как ведущий записи в Большой книге, воспринимался большинством рабов как жрец при храме. Не божество и не хозяин – а жрец, посредник. Относились к Арратою по-разному, как и относятся к жрецам: с благоговением, с почтительностью, с бессильной ненавистью, с безразличием. Иногда Арратою казалось, что настоящий хозяин рабов вовсе не Империя, не имперский Колодец – а безмолвная Большая книга. И он, раб Книги, после целого дня работы на палящем солнце, бесконечными вечерами стоял за каменной плитой, заполняя бесконечные строки. «Третьего месяца лета. Второго дня.