Часть 3 Холли Три месяца назад Пока я со стонами поднималась по лестнице, Саванна стояла за моей спиной. Мы жили на четвертом этаже в доме без лифта, поэтому мне приходилось делать один мучительный шажок за другим. Моя левая нога была целиком закована в жесткую шину, затянутую так туго, что кожа сверху выпирала из-под нее как тесто. При любом резком движении от шва на колене по телу расходились волны жуткой боли, как будто меня били по глазам молотком. Опираясь на перила, я глубоко вдыхала, а выдыхала уже, сделав следующий шаг. Я добралась до первой лестничной площадки, и Саванна протянула мне костыли. — У тебя отлично получается, мам, — подбодрила меня она. — Осталось всего два пролета. Мне ужасно не хотелось плакать у нее на глазах, но невозможно было сдержать слезы. Саванна понимала — даже стоять прямо я едва могу без слез. Я вернула Саванне костыли и собралась с духом, чтобы преодолеть второй пролет. Боль разрывала ногу, такая пронзительная и беспощадная, что заглушала все мысли, кроме одной: «Когда же я смогу передохнуть?» Но в глубине души я была благодарна за эту боль. Без нее мое разбитое сердце болело бы на порядок сильнее. — Надо поскорее лечь и поднять ногу, мам, — строго сказала Саванна. Я посмотрела на ступню, раздувшуюся до размеров дыни, кивнула и решительно двинулась дальше. Через двадцать изматывающих минут мы наконец добрались до двери квартиры. Я так сильно рыдала, что ничего не видела. Саванна открыла дверь и помогла мне войти. Она усадила меня на диван, а сама побежала на кухню за пакетом со льдом. Потом она подложила мне под ногу несколько подушек, накрыла колено льдом и вытащила две баночки. — Тайленол или викодин? — спросила она. Я заметила, что она тоже плакала. Я сжала ее ладонь. — Мороженое? — отозвалась я, и дочь улыбнулась сквозь слезы. Она пошла на кухню и вернулась с двумя ложками и банкой ванильного мороженого, самого вкусного в мире. Мы всегда ели мороженое, когда у кого-то из нас не было настроения, и сейчас двойная порция была как нельзя кстати. — Я не смогу больше подниматься и спускаться по лестнице, — предупредила я. — Тебе придется самой всем заниматься. — Я знаю. И не возражаю. Саванна зачерпнула мороженого и передала банку мне. Я поскребла немного сверху и перевернула ложку, чтобы мороженое растаяло на языке. Я чувствовала себя виноватой из-за того, что прошу дочь обо мне заботиться, но не могла принять помощь больше ни от кого другого. В больнице меня навестили две школьные подруги. Они принесли белые гвоздики, контейнер с макаронами в томатном соусе и кучу вопросов. Как это случилось? Виновника нашли? У тебя все нормально с деньгами? Наверное, моя мама рассказала их мамам, а их послали выведать подробности. Было приятно их видеть, но я не могла есть их макароны и одновременно врать. У меня все будет хорошо, объявила я. Мне просто нужно отдохнуть. Полиция этим занимается. Идите домой. — Спасибо, что сходила в магазин, — сказала я дочери, которая предварительно забила холодильник моими любимыми продуктами. Она еще слизывала с ложки мороженое, и я зачерпнула еще. Пока сладкая масса скользила по горлу, я добавила: — Нам нужно экономить. Даже больше, чем раньше. — Все будет хорошо, мам, — заверила меня Саванна, забирая банку из моей протянутой руки. — Он дал мне карточку. Слова Саванны были как пощечина. Наверное, мне нужно было вздохнуть с облегчением, что кто-то нас содержит — мы определенно в этом нуждались. Да и я ведь знала, что мы приняли его предложение. Но когда я ела то, за что заплатил он, здесь, в собственной квартире, сделка вдруг стала пугающе реальной. — Саванна, — я пыталась сдержать дрожь в голосе, — думаю, мы поступили ужасно. — И сказав это, я сразу поняла, что неправильно выразилась. — Я поступила ужасно. Это моя вина. Это я взрослая. Я опозорила свою семью, развратила дочь, я согрешила, и мне нет прощения. — Он поступил гораздо хуже, — спокойно возразила она, и я не знала, ужаснуться или вздохнуть с облегчением. Она нашла способ это оправдать, и отнимать у нее утешение после всего, через что она прошла, было бы жестоко. К тому же я не смогла бы нас прокормить. Какая мать позволит дочери бросить школу и устроиться на работу, чтобы помогать платить по счетам? Саванна зачерпнула мороженого и отдала мне банку. Я отмахнулась. Я обожала ванильное мороженое больше всего на свете, но сейчас аппетит у меня пропал. Глава 19 — Мне нравятся твои тарелки! — воскликнула Либби, вытаскивая их из буфета. Я не просила ее накрывать на стол, но она явно из тех, кто любит брать на себя инициативу. Это я поняла, когда она напросилась вместе со всей семьей ко мне на ужин. — Где ты их купила? — спросила она, расставляя тарелки на столе. — В «Поттери барн», — ответила я. Я решила не говорить, что купила их сегодня утром. Обычные белые тарелки, которые мы привезли с собой, были слишком простецкими, и я постеснялась их выставить. — Ох, обожаю «Поттери барн», — воскликнула Либби бодрым голосом капитана команды. Интересно, она всегда такая энергичная, или это предстоящий ужин ее так раззадорил? — Подставки под тарелки тоже оттуда, — сообщила я, хотя она и не спрашивала. Плотные подложки винного цвета я тоже купила утром, вместе с дюжиной тканевых салфеток и тремя ароматическими свечами. Так странно было делать покупки в «Поттери барн». Я никогда раньше туда не заходила, поскольку знала, что все там стоит вдвое дороже, чем мы когда-либо могли бы заплатить. Но когда мы с Саванной переехали сюда, буфет стоял пустым, и мне нужна была посуда под стать дому и новым друзьям. Меня поразила пустота магазина. Он был огромный — два этажа с эскалатором в центре, — но, кроме меня, там почти никого не было. Помню, как задумалась, каким образом эта сеть до сих пор не разорилась. Когда пришло время расплачиваться, откуда ни возьмись появилась продавщица и открыла кассу только ради меня. Пока она пробивала покупки, вышла вторая продавщица и одну за другой стала оборачивать тарелки плотной бежевой бумагой. Я хотела сказать ей, чтобы переложила их подставками и не тратила столько бумаги, но побоялась показаться капризной или неблагодарной. — Вот бы поехать туда и купить все-все новое, — вздохнула Либби, и я задумалась, почему она не может исполнить свое желание. Мне всегда казалось, что люди из богатого квартала могут купить что угодно. Как-никак, она носит «Ролекс» — значит, купить новую посуду ей вообще должно быть раз плюнуть. — По-моему, все готово, — сказала я. — Будем садиться? Либби, как и обещала, принесла огромную миску с соусом, и мы сварили две упаковки спагетти в большой кастрюле для лобстеров, которую я привезла из старой квартиры. Лобстеров в ней я никогда не варила, но регулярно использовала ее для супа и тушеного мяса, которое Гейб любил нарезать на бутерброды и брать на работу. Теперь, когда остались только мы с Саванной, я больше не готовила большие порции, а от кастрюли не избавилась по одной лишь причине — она была слишком большой и не поместилась в мусорку. С неожиданным приливом гордости я наблюдала, как Либби рассматривает мои деревянные ложки. Их выбирала не я, но они все равно мои, и мне было приятно, что ими пользуется еще кто-то. Кухня в нашей старой квартире была такой маленькой, что открыть одновременно холодильник и духовку было невозможно — дверцы стукались друг о друга, поэтому сейчас я впервые готовила с кем-то вместе. Приятно, когда кто-то пробует твои блюда и можно с кем-то поболтать, пока режешь и перемешиваешь, так что на эти чудесные мгновения я позволила себе забыть о том, откуда появился столь внушительный набор деревянных ложек. Когда я согласилась на предложение Либби собраться семьями, то думала, что делаю это ради Саванны, мне хотелось показать ей, что я стараюсь зажечь хоть какую-то искру радости в нашей опустевшей холодной жизни. Мне и в голову не приходило, что это понравится мне самой. Глядя, как Либби помешивает спагетти бамбуковой лопаткой с длинной ручкой, я вдруг обрадовалась, что сохранила эту большую кастрюлю. — Они уже идут! — объявила Либби, завершив телефонный звонок. Саванна была наверху со своим новым парнем. У нас появилась привычка слать друг другу сообщения даже дома, и не только потому, что из-за бесконечных подъемов по лестнице у меня болело колено. Отец никогда не позволил бы ей остаться в комнате наедине с мальчиком, но я была рада, что она нашла обожателя. Она это заслужила, как и многое другое. — Саванна тоже спускается, — объявила я, и Либби заговорщицки подняла бровь. — Как тебе ее новый ухажер? — спросила она тоном сплетницы, но я лишь повела плечами. — Посмотрим, надолго ли это, — ответила я. Саванна, не раздумывая, согласилась, когда я предложила ей пригласить на вечеринку Логана, и меня это немного удивило, ведь их роман только зародился. Я думала, она будет держать свою личную жизнь при себе, это же ее первый парень! Но если она не возражала против моего общения с ним, то и я не должна была препятствовать их отношениям. До аварии она в основном проводила время со мной — мы смотрели вечером кино, играли в пинг-понг и допоздна засиживались на кухне за выпечкой. И конечно, последние три месяца она тоже была рядом, только вот веселья в нашем совместном досуге больше не было. Я с долей горечи наблюдала, как у дочери начинаются новые отношения, каждая мать этого в равной степени хочет и боится. В дверь позвонили. Пока Либби шла открывать мужу и детям, я смотрела на свой стол. Я никогда не готовила ужин на семерых, так что это был еще один первый опыт за неделю, полную нового — новые блюда, новый парень, новые друзья, новые традиции. Я почувствовала проблеск чувства, которого не испытывала уже долгое время — кажется, это была надежда. Я выросла в Бейкерсфилде и не гордилась скрипучим строением, которое мы называли домом, но мне нравилось, как соседи приносили нам лишние помидоры со своих огородов или лимоны с дворов. И часто это превращалось в импровизированный пикник — мы делали салат из макарон и всего, что находили в холодильнике, усаживались на шезлонгах перед домом, а вокруг нас бегали дети и собаки. На мгновение я позволила себе погрузиться в мечты о том, что Калабасас — это мой новый, улучшенный Бейкерсфилд. Конечно, это было глупо. Но тогда я этого еще не знала. — Привет, красотки, — пропела Либби, открывая дверь мужу и дочерям. — Поздоровайтесь с мисс Холли. — Здравствуйте, мисс Холли, — как робот произнесла младшая, а старшая помахала рукой. Я тоже помахала, и Энди подтолкнул девочек через порог. — Спасибо за приглашение, — сказал он. — Спасибо, что пришли, — откликнулась я, как будто приглашать соседей на ужин для меня обычное дело. — Давайте-ка разуемся, чтобы не испачкать прекрасный дом мисс Холли, — велела Либби, и девочки уселись на пол, чтобы снять обувь. — Я могу чем-то помочь? — спросил Энди, и я покачала головой. — Нужно только вытащить чесночный хлеб из духовки, все остальное уже на столе. Хлеб я испекла сама. На приготовление хлеба уходит целый день, плюс ночь, чтобы тесто поднялось, но мне это нравилось. А чем мне еще заниматься? Дни без работы тянутся долго. Не то чтобы я скучала по работе, где день-деньской пялилась в электронную таблицу. Работа была скучная. Я сидела под одним и тем же флуоресцентным светильником, вела одни и те же разговоры с одними и теми же коллегами, пациентами и страховщиками по восемь часов каждый день. Нет, я не скучала по работе. Но мне хотелось делать что-то полезное. Хотелось найти тот идеальный баланс между собственной потребностью в работе и потребностью работы во мне. Теперь, когда я стала содержанкой, возвращаться на работу было бессмысленно. И поэтому я пекла. — Я достану, — крикнула Саванна, спускаясь по лестнице. Ее парень появился на лестнице секундой спустя, и я постаралась не думать о том, чем они занимались в ее комнате. Конечно, разговор о «том самом» у нас с ней уже был. Ей ведь шестнадцать, они наверняка обжимаются. Так пусть лучше делают это здесь, где она контролирует ситуацию и сама может определить, насколько далеко стоит зайти. — Прошу всех за стол, — пригласила я. Татум и Марго посмотрели на маму, и она, как бы подбадривая девочек, помахала в сторону столовой. Я попросила ее накрыть для всех одинаково, без «детских» мест — дочери Либби будут пить из бокалов и есть большими вилками, как у взрослых. Гейб всегда настаивал, что за столом Саванна должна чувствовать себя равной — бабушка с дедушкой все детство сюсюкались с ним, и он терпеть этого не мог. Детьми и так весь день командуют, сказал он однажды. Подними руку, подожди своей очереди, скажи «спасибо». Пусть хотя бы за ужином этого не будет. В процессе был разлит не один стакан молока, но зато Саванна выросла уверенной и независимой. Если б не эти семейные ужины на равных, последние три месяца прошли бы совсем по-другому. Я старалась не думать о том, какое чувство нынешняя смелость Саванны вызвала бы у ее отца, — гордость или сожаление. — У вас такой красивый дом, — сказал Логан, спустившись по лестнице. — Спасибо, что пригласили на ужин.