Я остановился и посмотрел на Либби. Ее улыбка дрогнула. Глаза блестели от слез. — Ох, Либби… — выдохнул я, выпуская письмо из пальцев. По ее щеке скатилась слеза. Я притянул жену к себе и обнял. На второй странице был чек с круглой пятизначной суммой, которая даст нам снова вздохнуть свободно. — Я по-прежнему в тебя верю, — сказала Либби, уткнувшись мне в грудь. Глаза защипало от слез, и я крепко ее обнял. Мы оба знали, что она не обязана была это делать. Она могла бы настоять, чтобы мы собрали вещи и переехали. Но не стала. Потому что была потрясающе упрямой и преданной, лучшей женой, о которой можно только мечтать. Я поцеловал ее волосы и поклялся вернуть нам нормальную жизнь, я буду пахать как вол и напишу такой сценарий, который великий Джек Кимболл ни за что не отвергнет. Глава 21 В понедельник днем от Джека еще не было ни слова. Он получил сценарий на неделю, и сегодня она заканчивалась. После обеда я позвонил Лоре, моему агенту. Она ничего не знала, и от ее попыток меня приободрить стало только хуже. — Если сценарий ему не понравится, есть еще куча других покупателей, — заявила она. Но я знал, как это бывает. Лора посовещается с коллегами и составит список тех, кто еще может «откликнуться». Это займет неделю. Затем она позвонит заинтересованным лицам, чтобы подразнить их — дескать, у нее есть на примете кое-что стоящее. На это уйдет еще неделя, а то и больше, в зависимости от того, сколько компаний она отберет. Потом Лора устроит скоординированную атаку, отправив сценарий сразу пяти или десяти потенциальным покупателям из списка. И дальше нам останется только ждать, пока они его прочтут. Прежде чем начнут поступать ответы, пройдет еще пара недель. Те, кому Лора пошлет сценарий, либо отвергнут его, либо перешлют своему начальству. Именно на этом этапе обычно все и сдувается. Достаточно одному человеку в компании сказать «нет», и проекту не жить. А такой человек всегда находится. Я написал сценарий специально для Джека. Главный герой, задиристый агент ЦРУ с семейными проблемами (которые я описал, исходя из личного опыта), должен был подчеркнуть особую стоическую харизму Кимболла. Фильм задумывался дорогой, с экзотическими европейскими локациями и длинными экшен-сценами, поэтому на главную роль нам необходима была звезда. А звезд в Голливуде не так много. Если Джек откажется, шансов найти другого актера того же калибра у нас меньше, чем у хромой лошади выиграть дерби. Денежные вопросы взяла на себя Либби, поэтому все лето я трудился над сценарием. Оно и понятно, ее бриллиант сможет кормить нас целый год, а я с радостью избавился от груза счетов. Я знал, что уже несколько месяцев она во многом себе отказывает, но без гарантии, что я снова начну зарабатывать, баловать себя не станет, как бы того ни заслуживала. Либби не жаловалась, но я видел, что она несчастна. Не могу сказать, что был против продажи ее камня, ведь иначе нам не на что было бы жить. Но ее терпение истощалось. Всего за три месяца мы проели больше половины денег. Глядя, как наш банковский счет с каждым месяцем пустеет, мы оба страшно нервничали. И если я не продам этот сценарий, все станет гораздо хуже. Я затаился в гараже в ожидании новостей, раз в пятнадцать минут проверяя телефон, — не пропустил ли письмо или звонок. Либби, наверное, готовила ужин на кухне. Было почти пять, а ужинали мы обычно между половиной шестого и шестью. Либби прекрасно готовит, чему я несказанно рад. Иначе этот год был бы слишком долгим. Я проверил телефон еще пару раз, а потом на пороге появилась Марго, чтобы позвать меня за стол. Либби приготовила котлеты по-киевски, любимое блюдо детей. Она подала начиненные маслом куриные котлеты с хрустящим салатом. Я знал, насколько они восхитительны, но этим вечером ощущал только вкус разочарования. Девочки болтали без умолку, но я так погрузился в самобичевание, что не слышал ни слова. Я не понимал, как встречу завтрашний день. До сегодняшнего вечера я еще смел надеяться. Теперь у меня не осталось даже надежды. Холли Три месяца назад Из морга позвонили с вопросом, что делать с телом моего покойного мужа. Прошло уже десять дней, и они не могут больше его хранить, сказала сотрудница морга сладчайшим голосом, как говорят только с человеком, чей мертвый родственник злоупотребляет гостеприимством. Я пыталась представить, каково ей, звонить людям с просьбой прийти за трупом. Кто захочет работать на такой должности? Как бухгалтеру стоматологии, мне иногда приходилось звонить пациентам по поводу неоплаченного счета, и это было тяжело. Но я вдруг поняла, что на самом деле это еще ерунда. Я уже два дня была «дома». В той же самой квартире, где жила с тех пор, как Саванна была малышкой, но без Гейба не чувствовала себя дома. Когда зазвонил телефон, я еще лежала в постели, с подушками под ногой — подушками Гейба. Он всегда спал на двух, одну клал под голову, а вторую под колени, чтобы с утра не болела спина. Гейб не слишком любил обниматься, и мы редко засыпали, прижавшись друг к другу, но его отсутствие в постели казалось таким же потрясением, как потеря зуба — дыра рядом со мной выглядела зияющей, бездонной и жгла, как соль на открытой ране. Гейб не храпел, но спал с открытым ртом, и я привыкла засыпать под его мерное дыхание. Без него мне приходилось открывать окно, чтобы впустить уличный шум, иначе от тишины звенело в ушах. Я опустила ногу с подушки, чтобы сесть. — Простите, — сказала я сотруднице морга, подвинувшись, чтобы опереться на изголовье. — Но я точно не знаю. Я переместила подушки, но удобнее не стало. Мне всегда нравился наш матрас, но без веса Гейба, слегка наклоняющего его к центру, он казался жестким и холодным. Теперь имело смысл спать на половине Гейба — так ближе к двери и меньше шагов для ноющей ноги до ванной. Но я не могла заставить себя это сделать. И потому осталась на своей половине, а когда просыпалась ночью, чтобы пописать, приходилось обходить кровать вокруг пустого пространства, которое я зачем-то оставила. И тяжелыми были не только ночи. Конечно, я знала, как работает кофеварка, но привыкла просыпаться и получать уже готовую чашку. И когда не нашла фильтров для кофе, расплакалась. Саванне пришлось оттеснить меня и сделать кофе самой. Я задумалась, успела ли она сварить кофе, прежде чем уйти на утреннюю пробежку, потому что не могла себя заставить этим заняться, но ужасно нуждалась в кофе. — Вы должны были получить документы по почте, — сказала сотрудница морга. Пока я была в больнице, почту забирала Саванна и складывала на кофейном столике. Обычно почту открывал Гейб. Если там было что-то для меня, он клал письма на маленький секретер, который я использовала в качестве письменного стола. Я не знала, что делать с его почтой, поэтому просто оставила все в куче. — Простите, — снова извинилась я. — Я поищу. Я боялась встать с постели, ведь это значило столкнуться с целым ворохом незнакомых обстоятельств. Наше утро проходило в определенном ритме. Первым принимал душ Гейб, и к моему приходу ванная как следует нагревалась и наполнялась паром. Он всегда вешал мокрое полотенце на штангу для шторки, считая, что иначе оно пропахнет сыростью. Щетина нашей общей электрической щетки была мокрой, и он почти всегда оставлял зубную пасту открытой. Но теперь щетка была сухая, штанга пуста, а ванна выглядела голой, холодной и незнакомой. — Могу порекомендовать похоронное бюро, если хотите, — сказала женщина, и я тихо заплакала. — Вы живете поблизости? — Недалеко, — только и сумела произнести я. Она пробарабанила названия нескольких похоронных контор, но я ничего не записала. Потом она объяснила процедуру истребования тела и сказала, что, подобрав похоронную фирму, мне нужно будет заполнить еще кое-какие документы. — Сколько экземпляров свидетельства о смерти вам нужно? — спросила она. — Каждое стоит пятнадцать долларов. Пятнадцать долларов — это немало для листка бумаги, и разве я не могу сделать копию, если понадобится? — Наверное, только одно, — ответила я, не понимая, зачем кому-то может понадобиться больше. — Вам нужны будут оригиналы, чтобы получить страховку или военную пенсию, — предупредила она. — Или закрыть банковские счета, которые не были в вашем совместном владении. Вряд ли Гейб застраховал жизнь или имел тайные банковские счета. Возможно, ему положено что-то от армии, но я понятия не имела, как это узнать. — Понятно. Тогда две. — Вы всегда можете заказать еще, — поспешила заверить она, и я пыталась не удариться в панику из-за того, что не знаю, как это делается. — Как только выберете похоронную контору, позвоните мне, — любезно предложила она. — Я согласую с ними все документы. И она повесила трубку. Я посмотрела на комод мужа. На нем еще стояла кофейная чашка с надписью «Лучший папочка», которую Саванна подарила ему на День отца. Я взяла ее и заглянула внутрь. Кофе испарился, и дно покрывал толстый слой осадка. А на кромке остался отпечаток губ в форме полумесяца. Я даже разглядела крохотные вертикальные линии. Я взялась за ручку, как делала тысячи раз. Сжимая кружку в ладони, я представила, как его рука ложится поверх моей, прижимает мою ладонь к мягкому изгибу чашки. Я закрыла глаза и вообразила, как он крепко меня обнимает. — Не отпускай, — прозвучал голос, и лишь через несколько секунд я осознала, что он мой. С кем я говорю? В комнате никого нет. Руки, которые обнимали меня, направляли и любили, сейчас гниют в морге, вместе с плечами, к которым я прислонялась, и с глазами, которые всегда видели во мне красоту даже в самые худшие дни. Я обхватила кружку обеими руками и прижала холодную керамику к груди. — Не отпускай, — повторила я, а потом поняла — быть может, я говорила это самой себе? Мой муж больше не держится за жизнь, о чем ясно заявила сотрудница морга. Но если его здесь нет, это не значит, что я не могу до него дотянуться. Мы родственные души, я поняла это с первого взгляда. А душа живет вечно, как учили меня в воскресной школе. Гейб не исчез, а просто ушел. Я не могу его вернуть, но могу последовать за ним. Я открыла глаза. Я прожила в этой квартире пятнадцать лет, но внезапно все показалось мне незнакомым. Здесь больше не мой дом, это очевидно. Вопрос только в том, как далеко я готова зайти, чтобы найти новый. Глава 22 Я приняла три таблетки викодина из пузырька, который мне выписали, а значит, осталось еще семнадцать. У Саванны сейчас соревнования по легкой атлетике. В другое время я бы пошла, но стоило мне подумать о том, как я буду взбираться на скользкие металлические трибуны с едва сгибающейся ногой, и у меня сдали нервы. Мне выдали временный знак «Инвалид», но иногда парковка находится прямо в открытом поле, и у каждого имеется веская причина припарковаться поближе — одному нужно разгрузить вещи, второго в машине ждет собака, а третий куда-то торопится. Так что даже с табличкой рассчитывать на особое отношение мне не приходилось. К тому же я плохо хожу по неровной поверхности, это я поняла на собственном опыте. «Принимать от боли по одной таблетке каждые четыре-шесть часов при необходимости», — гласила инструкция. Я сняла крышку и высыпала таблетки на тарелку. Обычную, белую, а не из «Поттери Барн», хотя сейчас, наверное, был как раз особый случай. Таблетки были белыми как мел и оставили на пальцах следы. Мой брат умер от передоза. Так сказать, семейная традиция. Я выглянула из окна во двор. Я так и не узнала, какие цветы там растут. Хотя могла бы с удовольствием заниматься садоводством, когда заживет колено. У меня были, что называется, «зеленые руки». Раньше мы с соседями иногда выращивали на пожарной лестнице помидоры, и наши всегда получались самые лучшие. Такие сладкие, что мы ели их как малину, прямо с куста. Я подумала о Саванне, как легко она втянулась в новую жизнь. Теперь центром ее вселенной стал Логан. Каждую свободную минуту они проводили вместе, я редко видела дочь без него. Если б Гейб был жив, он настоял бы на встрече с его родителями — убедиться, что они достойные люди. Не то чтобы мне было все равно, я просто знала, что если вдруг они окажутся недостойными, я ничего не смогу с этим поделать. Саванна все равно нашла бы способ встречаться с Логаном, нравятся мне его родители или нет. К тому же родители Логана никак не могли быть хуже меня. Ведь я никчемная, хромающая и лживая охотница за деньгами. И они уж точно на ступень, если не на целый лестничный пролет, выше меня.