Часть 11 из 15 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
В начале XVIII в., когда здесь были повешены Кидд, Джон Гоу и другие известные пираты, набережная Уаппинга представляла собой нагромождение пристаней, деревянных кранов и складов лесоматериалов. За причалами тянулись узкие улочки, вдоль которых выстроились дома моряков, докеров, судостроителей и их семей. Главный лондонский порт находился немного выше по течению и располагался в центре набережной Кастом-Хаус. Там в три-четыре ряда стояли пришвартованные корабли, образуя лес мачт и потрепанных парусов вплоть до Старого Лондонского моста.
Виселица стояла на берегу недалеко от отметки уровня малой воды. После того как пиратов вешали, их тела медленно затапливало бурлящими водами набегающего прилива. Обычно тела уносили только после третьего прилива. Пиратов по обе стороны Атлантики вешали «в местах, которые затапливала вода», поскольку необходимо было обозначить, что их преступления были совершены в юрисдикции лорд-адмирала. Он нес ответственность за наказание за все тяжкие преступления, совершенные в открытом море и во внутренних водах до отметок прилива. Выше уровня прилива была юрисдикция гражданских судов.
Затапливаемый приливом берег Темзы был покрыт илом и гравием, там пахло трухлявым деревом, тиной и сточными водами, но во время отлива по нему можно было ходить и даже переправлять лошадь с телегой. Когда назначалась казнь, на берегу собирались огромные толпы людей, а в реке пришвартовывали лодки и корабли. Приговоренному предписывался маршрут от тюрьмы Маршалси на южном берегу по Лондонскому мосту и мимо Тауэра к Доку казней. Процессию возглавлял маршал Адмиралтейства или его заместитель, который нес серебряное весло, символизирующее власть Адмиралтейства. Пирата везли на повозке, и его сопровождал тюремный священник. Когда процессия доходила до берега реки, воцарялась тишина, и пирату давали возможность обратиться к толпе. Некоторые с подачи священника бормотали слова раскаяния, другие говорили смело и иногда долго.
Виселица представляла собой простую конструкцию из двух деревянных вертикальных столбов, сверху соединенных поперечной балкой. К виселице была прислонена лестница, а к балке привязана веревка с петлей. Палач помогал пирату подняться по лестнице, накидывал на его шею петлю, и когда маршал давал команду – толкал его. Падения не всегда было достаточно, чтобы осужденный умер сразу, и было вполне распространенной практикой, когда родственники или друзья тянули его за ноги, чтобы избавить от агонии. Иногда веревка обрывалась, и человека в полусознательном состоянии втаскивали обратно по лестнице, чтобы повесить во второй раз.
После того как тело какое-то время пролежало под волнами прилива, его либо забирали и хоронили в безымянной могиле, либо отправляли к хирургу на вскрытие или вешали в цепях. Вскрытие казненных преступников было разрешено во времена правления Генриха VIII и к XVIII в. стало обычной практикой. Такова была судьба банды пиратов из Гастингса которые были повешены в 1768 г. Были случаи, когда висельникам удавалось не умереть во время казни. Уильям Дуэлл был повешен в 1740 г. и отправлен на вскрытие. Когда его тело обмывали, то заметили, что он все еще дышит. Хирург пустил ему кровь и через два часа он пришел в себя, после чего его усадили в кресло. Счастливчика отправили обратно в Ньюгейтскую тюрьму, и власти, очевидно, решили, что одного повешения достаточно. Смертный приговор заменили на ссылку в колонии[415][Griffiths, volume 1, p. 281.].
После публичного повешения в Уаппинге вошло в обычай выставлять трупы самых скандально известных пиратов вдоль реки, где их могли видеть со всех кораблей, входящих в порт. Тело капитана Кидда подвесили в клетке на мысе Тилбери в низовье Темзы. Здесь он стал заметной достопримечательностью, и его больше часа можно было наблюдать с палубы корабля, проходящего по эстуарию Темзы – широкому участку реки, огибающему пустынный мыс. Выше по течению, напротив района Вулвич, в 1727 г. в цепях было вывешено тело пирата и убийцы Джона При[416][The London Journal, 27 июля 1728.]. После поимки капитана Гоу и его команды и суда над ними в 1725 г. было приказано повесить Гоу и его лейтенанта в цепях, одного – напротив Детфорда, другого – напротив Гринвича[417][Там же, 5 июня 1725.].
По другую сторону Атлантики моряки сталкивались с очередными напоминаниями о судьбе тех, кто занялся пиратством. За пределами гавани Порт-Ройала на Ямайке находились два небольших островка. На Дедманс-Кей в цепях висело тело Калико Джека Рэкхема, который был казнен в ноябре 1720 г. Четыре месяца спустя на всеобщее обозрение на близлежащем островке Ган-Кей было вывешено тело капитана Вейна. В Антигуа, примерно в 600 милях к востоку, в 1723 г. были повешены капитан Финн и четверо пиратов. По решению Адмиралтейского суда тело капитана Финна повесили в цепях на Рэт-Айленде, который находится в центре гавани Сент-Джонс[418][Отчет губернатора Харта, Сеинт-Кристоферс, июнь 1723 г. CSPC, volume 1722–23, no. 576.].
На восточном побережье Америки пиратов казнили в Чарлстоне, Южной Каролине, в Уильямсберге, Вирджинии и в Ньюпорте, Лонг-Айленде, но больше всего свидетельств повешений моряк увидел бы в Бостоне. В июне 1724 г. в The Boston Gazette сообщалось: «Во вторник 2-го числа здесь за пиратство были казнены Джон Роуз Арчер, квартирмейстер в возрасте около 27 лет, и Уильям Уайт в возрасте около 22 лет: после того, как они умерли, их тела перевезли на лодках на остров, где Уайта похоронили, а квартирмейстера повесили в цепях, чтобы это зрелище предостерегало других». Три года спустя на острове Ник’с Мэйт при входе в реку Чарльз было повешено в цепях тело Уильяма Флая.
Чтобы вывешенные тела оставались как можно дольше в неизменном виде, их обмазывали дегтем. Обычно так делали для сохранения деревянных корпусов кораблей, и этим довольно эффективно предотвращали разрушительное воздействие природы. Также это могло защитить труп от ворон и чаек. После обмазывания дегтем тело помещали в специально сделанную клетку из железных обручей и цепей, которая фиксировала голову, туловище и ноги. Образец такой клетки, датированный 1742 г., хранится в ратуше города Рай, в Сассексе. На его изготовление у кузнеца должно было уйти много времени, именно поэтому это был самый дорогостоящий предмет в списке расходов, необходимых для повешения Арчера и Уайта в Бостоне. Наем лодки и оплата работникам, установившим клетку и выкопавшим могилу Уайту, стоили 3,14 фунта стерлинга 8 пенсов, но также нужно было заплатить 12,10 фунта за «изготовление цепей для Джона Роуза Арчера, одного из пиратов, и наем человека, чтобы закрепить клетку на острове Берд»[419][Цит. по: Dow and Edmonds, с. 327. Интересно сравнить эти расходы с расходами, затраченными на повешение капитана Кидда: маршалу Адмиралтейства за транспортировку на телегах к виселице заплатили 4 фунта стерлингов; Джеймсу Шервуду за изготовление клетки в Тилбери – 10 фунтов стерлингов; Томасу Шерману – 3,2 шиллинга 6 пенсов за виселицу и 1,5 фунта стерлингов за переноску тела и повешение его на цепях; Джеймс Смит за изготовление цепей получил 4 фунта стерлингов (ADM 1/3666, f 210, PRO).].
i_009.png
Фрагмент карты Лондона 1769 г., сделанной Джоном Роком. Осужденных пиратов вели из тюрьмы Маршалси мимо Лондонского Тауэра (в нижнем левом углу) к Доку казней, который можно увидеть у излучины реки между Нью-Стэрз и Док-Стэрз в Уоппинге
Тела, которые выбирали, чтобы долго выставлять на всеобщее обозрение в портах или за их пределами, составляли ничтожную долю от общего числа казненных пиратов. В период между 1716 и 1726 гг. более 400 человек были повешены за пиратство[420][Rediker, p. 283.], в среднем по 40 человек в год. В 1723 г., когда война с пиратами была в самом разгаре, было повешено не меньше 82 человек. Еще в 1617 г. Генри Мэйнуоринг жаловался, что матросы не против стать пиратами, поскольку существовал обычай, «что никого, кроме капитана, шкипера и, возможно, нескольких человек на руководящих должностях, не приговаривают к смертной казни»[421][Цит. по: Senior, p. 19.]. В начале XVIII в. такого обычая уже не существовало. Когда капитана Томаса Грина и 17 членов его команды судили за пиратство в Эдинбурге в 1705 г., все из них, кроме одного, были повешены. В 1718 г. были повешены 30 из 34 людей Стида Боннета. В 1722 г. на Ямайке повесили 41 из 48 членов команды Мэтью Люка. В 1723 г. на африканском побережье повесили 52 человек из команды Бартоломью Робертса. И в том же году в Ньюпорте, штате Род-Айленд, были казнены 25 из 34 пиратов, захваченных капитаном Солгардом. Из 27 судебных процессов, прошедших в период между 1700 и 1728 гг., всего лишь в пяти случаях к смертной казни приговорили только предводителя[422][Цифры взяты из: газет того времени, отчетов колониальных губернаторов в Календаре государственных бумаг и документов из Государственного архива, судебных документов, «Всеобще истории пиратов», Dow and Edmonds.]. Учитывая, что общее число пиратов, орудовавших у берегов Атлантики в 1720 г., составляло около двух тысяч, становится понятно, почему золотая эпоха пиратства так быстро закончилась. Охота Королевского флота за пиратами и последующие массовые повешения тех, кто был арестован, помогли эффективно избавиться от большинства пиратских лидеров и проредили ряды рядовых разбойников.
Но краху пиратов способствовало не только большое количество казней. Благодаря огласке судебных процессов и публичности моряки и их семьи отлично знали о наказании за пиратскую деятельность. В речах судей, прокуроров и духовенства подчеркивалось, что действия пиратов порочны, и ясно давалось понять, что пираты – враги всего человечества. Суды, повешения и суровое осуждение пиратства со стороны церкви и государства действовали как мощный сдерживающий фактор для любого, кто испытывал искушение присоединиться к пиратам.
Большинство судебных процессов длилось не более одного-двух дней, даже когда судили по 20–30 заключенных. Без сомнения, такая скорость была связана с практическими соображениями. После принятия закона 1700 г., который санкционировал создание в колониях вице-адмиралтейских судов, обычно на судебных процессах над пиратами председательствовал губернатор колонии при содействии группы местных уважаемых людей и капитанов кораблей военно-морского флота, размещенных в этом регионе. У губернаторов было много других обязанностей, капитаны вряд ли захотели отсутствовать на своих кораблях более, чем несколько дней, а уважаемым гражданам и купцам нужно было возвращаться к делам в своих поместьях. Но главной причиной такого быстрого темпа судебных разбирательств было отсутствие аргументов со стороны защиты. В соответствии с обычной практикой того времени обвиняемые не имели юридического представительства и должны были защищать себя собственноручно. Поскольку большинство подсудимых были моряками со скудным образованием или вообще без него, они были плохо подготовлены к тому, чтобы привести убедительные доводы в свою защиту. Иногда они ничего не говорили, чтобы себя оправдать, порой просто заявляли, что в тот момент были пьяны. Чаще всего они утверждали, что их принудили: что их корабли захватывали пираты и заставляли их подписывать пиратский кодекс. Доказать это было трудно, и приходилось полагаться на заявления других членов пиратской команды или на наблюдения экипажей атакованных кораблей. Моряки из-за своего кочевого образа жизни не могли обратится к капитанам и товарищам своих прошлых кораблей, чтобы они подтвердили их хорошую репутацию. Иногда все же вынесение приговора заключенному откладывалось, чтобы дать подсудимому возможность найти свидетелей. В 1719 г. в Олд-Бейли состоялся Адмиралтейский суд, на котором за пиратство судили трех человек – Лоуза, Каддиса и Тиррила. Лоуз и Каддис были признаны виновными и приговорены к смертной казни, «но суд над Тиррилом снова отложен до апреля следующего года, поскольку некоторые из его свидетелей находятся за морем»[423][Whitehall Evening Post, 17 февраля 1719.]. Но это случалось редко, и суды обычно не были готовы затягивать разбирательство.
Преимущество всегда было на стороне властей, которые стремились использовать судебные процессы и казни в назидательных целях, как оружие в войне с пиратами. После повешения 41 пирата на Ямайке в 1722 г. губернатор Лоуз написал в Лондон: «Я не сомневаюсь, что пример, который мы подали этим негодяям, отпугнет других следовать этим путем»[424][CSPC, volume 1722–23, no. 142.]. Примечательно, что власти всегда назначали сильное жюри для проведения судов над пиратами. Когда в 1705 г. в Бостоне судили Квелча и 24 членов его команды, председателем Адмиралтейского суда был Джозеф Даммер, генерал-капитан и главный губернатор колонии Массачусетского залива и провинции Нью-Гэмпшир. С ним в жюри были два вице-губернатора – Томас Поуви и Джон Ашер; Натаниэль Байфилд, судья Адмиралтейства, Сэмюэл Сьюэлл, первый судья колонии Массачусетского залива, мистер Брентон, сборщик налогов, мистер Аддингтон, главный секретарь провинции и двенадцать членов Совета Его Величества в колонии Массачусетского залива. Команда Беллами в 1717 г. в Бостоне столкнулась с похожим собранием важных людей. Председателем был Самюэл Шют, губернатор, и вместе с ним были вице-губернатор Уильям Даммер, судья вице-адмиралтейства Джон Мензис, капитан королевского корабля «Скуирл», сборщик податей с плантаций и семеро членов Совета[425][CSPC, volume 1722–1723, no. 142.].
Самая необычная компания высокопоставленных юристов собралась в 1701 г. в Лондоне, чтобы судить капитана Кидда и девятерых членов его команды. Судебный процесс проходил в Олд-Бейли, и в разбирательстве принимали участие не менее шести судей: председатель суда казначейства барон Уорд, барон Хетселл, судья Тертон, судья Гоулд, судья Пауэлл и лондонский заседатель Салатиэль Ловелл. Сторона обвинения включала в себя генерального солиситора Джона Хоулза, главного адвоката Адмиралтейства Ньютона, а также Коньерса, Нэппа и Каупера. Судебный процесс над Киддом не был типичным во многих отношениях. Его продержали в тюрьме почти два года до суда, что было редкостью для разбирательств над пиратами, и по уже известным нам причинам (см. главу 10) этот суд стал показательным.
Одной из особенностей, которая отличала судебный процесс над капитаном Киддом от процессов над другими пиратами, было то, что ему было предъявлено обвинение не только в пиратстве, но и в убийстве. Кидд утверждал, что Мур, артиллерист, которого он убил ведром, его спровоцировал, и что это было сделано в порыве страсти, но судьи рассудили, что со стороны Мура не было провокации, и 12 присяжных признали Кидда виновным в убийстве. Хотя и за пиратство, и за убийство наказывали смертной казнью, суды рассматривали убийство как более серьезное обвинение, и когда это удавалось доказать, у заключенного почти не оставалось надежды на замену приговора. Вынося приговор Стиду Боннету, судья заявил: «Но помимо кражи, вы совершили еще больший грех – убийство. Скольких еще из тех, кто сопротивлялся вам при совершении ваших пиратских набегов, вы убили – я не знаю. Но все мы знаем, что, не считая раненных, вы погубили восемнадцать человек из тех, кого власти послали, чтобы вас схватить»[426][Johnson, p. 107.]. Когда в 1705 г. Томас Грин и 18 человек из его команды предстали перед шотландским Адмиралтейским судом, Грину было предъявлено обвинение в убийстве десяти членов экипажа корабля «Вустер» в дополнение к обвинению в пиратстве. На суде в 1726 г. Уильям Флай был обвинен в убийстве Джона Грина, штурмана шнявы «Элизабет» и Томаса Дженкинса, помощника капитана, которых он скинул за борт.
Некоторые подробности судебных процессов над Калико Джеком и пиратками на Ямайке и суда под председательством губернатора Вудса Роджерса в Нассау нами уже освещались, но один из самых громких судов над пиратами состоялся на западном побережье Африки в 1722 г. Сохранились протоколы судебного процесса, и их стоит изучить, поскольку они показывают работу вице-адмиралтейского суда и предоставляют ценную информацию об отношении властей к пиратству в тот период[427][Эти подробности о суде над командой Робертса взято из: Proceedings of Court Held on the Coast of Africa upon Trying of 100 Pyrates Taken by HMS Swallow, HCA.1/99.3, PRO; and Captain Chaloner Ogle’s letters to the Admiralty, ADM. 1/2242, PRO; captain’s log of HMS Swallow, ADM.51/954, PRO; and lieutenant’s log of HMS Swallow, ADM/L/ S564, NMM.]. Судебный процесс произошел после захвата пиратских кораблей Бартоломью Робертса капитаном Шалонером Оглом.
Благодаря действиям Огла и команды его корабля «Суоллоу» было арестовано 268 человек. Из них 77 были чернокожими африканцами, и 187 – белыми, в том числе несколько моряков и пассажиров, недавно захваченных Робертсом во время нападений на корабли вдоль африканского побережья. Капитан Огл доставил их всех в факторию в Кейп-Кост для участия в вице-адмиралтейском суде. За исключением 19 человек, которые умерли от полученных ран до суда, все белые мужчины, захваченные «Суоллоу» были допрошены на суде. Большинству из них устроили индивидуальный перекрестный допрос. В течение трех недель после официального начала процесса 52 человека повесили, 20 приговорили к каторжным работам в Африке, и еще 17 – к тюремному заключению в лондонской тюрьме Маршалси.
Местом проведения судебного процесса был замок Кейп-Кост. Это массивное сооружение средневекового вида с четырьмя большими башнями, бастионами, с зубчатыми стенами толщиной в 14 футов и примерно 70 большими пушками, почти все из которых были направлены в сторону моря для охраны якорной стоянки перед крепостью. Замок был построен шведами в 1652 г. и после захвата англичанами в 1664 г., стал штаб-квартирой Королевской Африканской компании. Здесь размещался официальный представитель компании, а также небольшая группа торговцев, чиновников, рабочих и солдат. В постоянном гарнизоне числились от пятидесяти до ста человек, что зависело от разрушительных последствий болезней и поступления подкреплений из Англии[428][Davis, p. 240–245].
С устрашающей архитектурой крепости, ее просторными залами, складами, мастерскими разительно контрастировал располагающийся неподалеку прекрасный сад. Он произвел сильное впечатление на капитана Юринга, когда тот во время одного из своих плаваний посетил Кейп-Кост. По его словам, сад «изобиловал всевозможными фруктами, растущими в стране, такими как китайские и севильские апельсины, лимоны, цитроны, дыни, гранаты, какао-бобы, тамаринды, ананасы, виноград, лаймы, гуавы и маниоки, высаженными между пригорками в определенном порядке вдоль дорожек, и занимает территорию около двадцати акров»[429][Captain A. Dewar (ed.), The Voyages and Travels of Captain Nathaniel Uring (London, 1928), p. 106.]. Прогуливаясь среди фруктовых деревьев под лучами тропического солнца, он, должно быть, с легкостью забывал об основном назначении крепости и маленьком городке, который она охраняла. Как и Уида, Элмина, Аккра и другие фактории вдоль западного побережья Африки, Кейп-Кост был основан для экспорта золота, слоновой кости, красного дерева и рабов. С Золотого Берега, который часто называют Невольничьим, в основном экспортировали чернокожих, которых отправляли на плантации в Северную Америку и Вест-Индию. Было подсчитано, что за 80 лет своего существования одна только Королевская Африканская компания поставила в колонии сто тысяч рабов. Когда Бартоломью Робертс совершал нападения на корабли вдоль африканского побережья, из разных факторий через Атлантику ежегодно переправляли около 36 тысяч африканцев[430][Davis, p. 345; and James Walvin, The Slave Trade, p. 318.]. Вне всякого сомнения, захваченных экипажем «Суоллоу» пиратов перед судом заперли в камерах и помещениях, в которых держали рабов перед отправкой.
Суд начался 28 марта 1722 г. в главном зале замка. Из-за того, что капитан Огл был тем, кто поймал пиратов, его не допустили к участию в судебном разбирательстве, и поэтому председателем суда был назначен капитан Хердмен, командир корабля «Уэймут». В комиссию входили достопочтенный Джеймс Фиппс, генерал-капитан, Эдвард Хайд, руководитель Королевской Африканской компании, торговцы Генри Додсон и Фрэнсис Бойе, и чтобы набрать необходимое число членов комиссии, пригласили лейтенанта Барнсли и лейтенанта Фэншоу. Активное присутствие военно-морских сил (важнейшие свидетели были со «Суоллоу») может объяснить, почему слушание проходило со знанием морского дела и в оживленной атмосфере. Юридические термины были сведены к минимуму, и, похоже, была предпринята попытка обеспечить справедливое судебное разбирательство в отношении заключенных.
Против подсудимых было выдвинуто два основных обвинения. Первое заключалось в том, что они со злым умыслом объединились, чтобы нападать на торговые суда Его Величества: «Вы дважды были на этом африканском побережье; один раз в начале августа, а второй – в январе прошлого года. Тогда вы потопили, подожгли и уничтожили все товары и суда, оказавшиеся на вашем пути»[431][HCA.1/99.3, PRO.]. Второе обвинение состояло в том, что они напали на корабль Его Величества «Суоллоу» и потому стали «предателями, грабителями, пиратами и врагами всего человечества».
После того как судебный протоколист зачитал обвинения, восьмидесяти людям, захваченным на «Рейнджере», задали вопрос, признают ли они свою вину. Никто из них вины не признал. Затем трое членов команды «Суоллоу» – лейтенант Айзек Сан, боцман Ральф Болдрик и Дэниэл Маклафлен – описали, что происходило 5 февраля, когда «Рейнджер» напал на их корабль. Обвиняемые признали, что были на борту «Рейнджера», когда он напал на королевский корабль, и что все они ранее подписывали пиратский кодекс. Большинство из них заявляли, что к пиратству их склонили, что они даже ни разу не выстрелили во время боя и что оказывали пиратам содействие только из страха смерти. На этом этапе разбирательства члены комиссии пришли к «милосердному решению» выслушать дополнительные доказательства против каждого обвиняемого по отдельности.
Аналогичные обвинения были выдвинуты против восьмидесяти человек с «Ройал форчун», и они тоже не признали себя виновными. Затем комиссия допросила каждого по очереди и выслушала показания свидетелей, таких как капитан Траэрн, чье судно «Кинг Соломон» захватили пираты. После того как выслушали все свидетельства, был вынесен вердикт: обвиняемый либо приговорен к смерти, либо к заключению в Маршалси, либо оправдан. Показательны основания, на которых некоторых из людей признавали виновными, других же – оправдывали.
Большинство из тех, кого признавали виновными и впоследствии вешали, были осуждены за то, что они были «бойкими и нахальными» или «воодушевленными и оживленными», что чаще всего означало, что они были с пиратами уже год или больше и принимали активное участие, работая на корабле. Виновными признавали всех, кого во время боя видели с пистолетами или саблями, а также тех, кто стрелял из корабельных пушек и был замечен в разграблении. Четверых людей признали виновными, поскольку были свидетели того, как они пировали и пьянствовали с пиратами. Троих осудили за то, что они присоединились к пиратской команде добровольно. Джеймса Скайрма, капитана «Рейнджера», и людей, избранных квартирмейстером, боцманом и помощником боцмана, признали виновными. Учитывая репутацию пиратов и послужной список команд Робертса, удивительно, что только четверых людей осудили за изуверства и угрозы расправой. Председатель суда, приговаривая осужденных, сказал:
Вы все и каждый из вас осуждены и приговариваетесь судом к возвращению в то место, откуда пришли, а оттуда к месту казни за воротами этого замка, и там, у отметок паводка, повешению за шею, чтобы предать вас смерти, смерти, смерти. И да смилуется Господь над вашими душами. После этого вы и каждый из вас будете повешены в цепях[432][HCA.1/99.3, PRO.].
Пятьдесят двух человек, приговоренных к смертной казни, вешали группами с промежутками во времени на протяжении всего апреля: 6 – третьего числа, еще 6 – девятого, 14 – одиннадцатого, 4 – тринадцатого, 8 – шестнадцатого, и оставшихся 14 – двадцатого.
Тюремное заключение в Маршалси было уделом тех, кто был настолько беспробудно пьян, что не годился для несения службы, «слабоумного парня… вечно ведущего себя как мартышка», или заключенного, которого Элизабет Тренгроув, пассажирка «Суоллоу», обвинила в том, что он «очень грубо ругался, сыпал проклятиями и заставлял ее снять подъюбник с кринолином»[433][HCA. 1/99.3, PRO.].
Суд оправдал всех, кто смог доказать, что они присоединились к пиратам не по своей воле. Самой интересной фигурой был Генри Гласби, который был старшим помощником капитана на лондонском корабле «Сэмюэл» под командованием капитана Кэри. Пираты взяли его в плен во время нападения на корабль, избили его и ранили, когда он отказался подписывать пиратский кодекс. Когда пираты высадились на Эспаньоле, он сбежал и нашел дорогу в лесу, используя карманный компас. Однако он был настолько обескуражен варварским поведением островитян, что решил вернуться обратно на пиратский корабль. Позже Робертс заставил его стать штурманом «Роял форчун», но несколько свидетелей подтвердили, что он добропорядочный человек и поклялись, что он не стрелял и отговаривал пиратов от зверских поступков.
Адмиралтейские суды позаботились о том, что все присутствующие на процессе осознавали то, насколько порочно пиратство, и греховны те, кто им занимается. Задача духовенства состояла в том, чтобы добиться от осужденных признания вины и убедить их покаяться и увидеть ошибочность своих действий. Это не всегда было легко. Многие пираты немного времени уделяли религии и еще меньше – священникам. И этот факт лучше всего отразился в деле капитана Александра Долзелла, которого осудили за пиратство в Олд-Бейли в декабре 1715 г.
В подземелье Ньюгейтской тюрьмы Долзелла и двух людей, осужденных вместе с ним, часто посещал преподобный Пол Лоррей, который был тюремным капелланом. Он рассказывал им о христианской религии, «в которой они мало что понимали и еще меньше из нее использовали на практике». Три воскресенья подряд перед казнью он утром и вечером читал им проповеди, особое внимание обращая на универсальность религиозной речи. Капитан Долзелл был закоренелым преступником. Несколько лет назад, будучи капером, он был осужден за государственную измену и провел некоторое время в Ньюгейтской тюрьме в ожидании смертной казни. Затем он получил помилование и был освобожден. В ноябре 1720 г. он напал на экипаж французского корабля, стоявшего на якоре у Гавра. Он связал команду и одного из матросов утопил, выбросив за борт. Долзелл, 42-летний шотландец, описанный преподобным как злобный и кровожадный, отказался смотреть в Библию и пригрозил, что ее порвет, а однажды сказал, что скинет капеллана с лестницы:
Он был настолько груб и упрям, что я не мог угодить ему ничем из того, что предлагал. Он говорил, что ему отвратительно мое лицо и что он не желает ни приходить в часовню (где я совершал богослужение), ни слушать мои наставления, но перед своей кончиной он сказал, что я повинен в его смерти и что он сделает мне какое-нибудь зло перед смертью или будет преследовать меня после нее[434][Ordinary of Newgate, His Account of the Behaviour, Confession, and Last Speech of Capt. Alexander Dolzell (London 1715). A copy is held at the NMM.].
В последний момент перед смертью Долзелл передумал. Когда Лоррейн произносил последние молитвы на эшафоте, Долзелл сказал, что он раскаивается и извиняется за свое грубое и неправильное поведение. На преподобного это не произвело впечатления: «Вызывает большие сомнения, было ли это раскаяние искренним и не было ли оно слишком запоздалым».
Пол Лоррейн был тюремным капелланом 22 года и в 1701 г. исповедовал капитана Кидда. Кидд был образованным человеком и не таил злобы на церковь, но он оказался почти таким же строптивым, как и Долзелл, поскольку считал, что не совершал преступлений, в которых его обвиняют: убийство и пиратство. Каждый день, а иногда и дважды в день Лоррейн приходил к Кидду и другим осужденным. В воскресенье после суда Лоррейн зачитал проповедь, которая вряд ли принесла заключенным утешение: ее текст звучал так: «Да получат они вечное наказание».
Несмотря на все свои усилия, Лоррейн понял, что Кидд не готов признаться в преступлениях, в которых его обвиняли. В день казни преподобный взял Кидда с собой в тюремную часовню, чтобы прочитать еще молитвы и проповеди, но «черствое сердце так и не оттаяло». Однако Кидд пообещал исповедаться у виселицы. Лоррейн прибыл в Док казней до того, как туда привели пиратов, и поднялся на эшафот в надежде наконец исповедовать грешника. Но Кидд его разочаровал: «К моему сильнейшему разочарованию, когда его туда привели, я увидел, что он был настолько пьян, что его разум спутался и он был в ужасном состоянии, совсем не подходящем для важного дела, которое он мог совершить либо сейчас, либо никогда»[435][Brooks, p. 49.]. Кидд произнес перед толпой длинную и бессвязную речь. Он повторил, что ударил Уильяма Мура в порыве гнева и не собирался его убивать. Он выразил скорбь по поводу того, что не смог попрощаться с женой и детьми, живущими в Нью-Йорке, и сказал, что мысль о том, как вести о его позорной смерти расстроят его жену, огорчает его больше, чем его собственные несчастья. Он призвал всех мореплавателей и особенно капитанов не повторять его ошибок, которые привели его к такому печальному концу.
Когда Кидда столкнули с эшафота, веревка оборвалась, и он упал на землю, все еще находясь в сознании. Неутомимый Лоррейн воспользовался случаем, чтобы предпринять еще одну попытку добиться от него признания: «Когда его подняли и снова привязали к перекладине, я попросил разрешения снова к нему подойти, и мне позволили. Тогда я сказал ему, что Бог проявил великую милость, неожиданно предоставив ему еще немного времени, чтобы он мог использовать эти несколько мгновений, подаренных ему, дабы выразить свою веру и покаяние. И в тот момент он стал более податлив, чем раньше»[436][Ibid, р. 50.]. Доски эшафота раздвинулись, и Кидд во второй раз упал вниз. Лоррейн поднялся на несколько ступеней эшафота, чтобы продолжать молиться и читать проповеди. Когда Кидд замертво повис на веревке, преподобный наконец почувствовал, что выполнил свою работу, и ушел «с большей радостью, чем до того, как услышал, что он раскаялся».
Сравниться с добросовестными усилиями капеллана из Ньюгейтской тюрьмы было бы сложно, но есть американский проповедник, который был столь же настойчив в попытке убедить неотесанных пиратов проявить должное раскаяние. Преподобный Коттон Мэзер был священником Второй Северной церкви в Бостоне с 1685 по 1722 г. Он происходил из семьи выдающихся пуританских лидеров и государственных деятелей и с юных лет обладал религиозным рвением. Он поступил в Гарвардский колледж в возрасте двенадцати лет, а свою первую проповедь произнес в шестнадцать. Обладая неуемной энергией, Коттон ставил перед собой суровые цели. Он ежедневно читал по пятнадцать глав Библии. Он проповедовал, постился, молился, заботился о бедных и больных и постоянно выпускал множество книг и брошюр. Живя в то время и в месте, где пираты представляли серьезную угрозу мореплавателям и судоходству, он постоянно предупреждал прихожан о злодеяниях разбойников, а также сыграл важную роль в ряде пиратских судов и казней.
Пока Квелч и его команда после суда находились в тюрьме, Мэзер был одним из нескольких священников, которые пытались заставить пиратов покаяться. «Каждый день в их присутствии произносились проповеди и молитвы, и они прошли катехизацию, а также выслушали множество наставлений»[437][Brooks, р. 50.]. Мэзер вместе с еще одним священником сопровождали пиратов к виселице, и с лодки в реке напротив места казни он прочитал последние молитвы перед тем, как пиратов повесили.
Когда экипаж корабля Беллами «Уида» был схвачен и доставлен в Бостон для суда, пираты попросили о встрече именно с Мэзером. Он молился вместе с ними и вразумлял их, напоминая, что «все богатства, добытые бесчестным путем, должны быть справедливо утрачены в кораблекрушении, пока люди не встанут на путь покаяния и спасения»[438][Vanderbilt, p. 105.]. Пока восемь приговоренных шли к виселице, Мэзер успел поговорить с каждым из них по очереди. Позже он опубликовал эти беседы в своей брошюре, в которую включил текст одной из его проповедей[439][Rev. Cotton Mather, Instructions to the Living from the Condition of the Dead. A Brief Relation of Remarkables in the Shipwreck of Above One Hundred Pirates Who Were Cast Away in the Ship Whido, on the Coast of New-England, April 26, 1717… With Some Account of the Discourse Had with Them on the Way to Their Execution. And a Sermon Preached on Their Occasion (Boston, 1717). Вандербильт неоднократно отсылается к этому документу (с. 106–112).]. Хотя Мэзер, вне всяких сомнений, отредактировал эти беседы, они явно показывают его религиозное рвение и дают некоторое представление о мыслях пиратов, идущих навстречу своей смерти.
«Как ты думаешь, готово ли теперь твое сердце?» – спросил Мэзер Томаса Бейкера, 29-летнего голландца, портного по профессии.
«Ох, я ужасно себя чувствую! Господи Иисусе, всемилостивый Иисус, не оставляй меня!»
«Ты осознаешь, что был великим грешником».
«Конечно! Я осознаю! Но возможно ли, что Бог смилостивится над таким грешником, как я? О Боже, прошу, помилуй меня, грешного!»
«Друг мой, это самое первое, о чем я тебе говорил. Каждый достоин милости! Слушай внимательно, что я скажу тебе. Я вижу, что ты сильно страдаешь, но в тесные врата входят лишь с такими страданиями».
Коттон Мэзер оставил Бейкера и обратился к Саймону Ван Ворсту, молодому человеку 24 лет, который родился в Нью-Йорке, а после отправился на вест-индский остров Сент-Томас:
«Из всех твоих прошлых грехов, какие сейчас мучат тебя пуще всего?»
«Моя неуважительность по отношению к родителям и осквернение субботнего дня».
«Твой грех против религиозного образования сильно усугубляет все остальные твои грехи. Прошу, пойми это».
«Да, сир».
«Но я бы хотел, чтобы ты и все твои несчастные товарищи здесь осознали преступление, за которое вы будете изгнаны из числа живых. Вы убийцы! Кровь убитых вами взывает к Небесам за наказанием. Как и кровь бедных пленников (их было 14, насколько я слышал), которые погибли, когда «Уида» затонула во время шторма, что выбросил вас на берег.
«Нас заставили».
«Заставили! Нет! Разве существует человек, который мог бы сказать, что его заставили совершить грех против славного Бога. Заставили! Нет! Разве не мог ты выдержать что угодно, лишь бы не согрешить так, как ты согрешил. Лучше погибнуть мучеником от жестоких рук своих собратьев, чем стать одним из них. Теперь скажи, что ты думаешь о дурной жизни, в которой ты оставил Бога? Неужели ты не можешь сказать ничего, что могло бы хоть немного утешить твоих достойных родителей (которых ты убил)? Не можешь даровать им свет в этой тьме?»
«Я от всего сердца сожалею о том, какую жизнь вел. Я умираю с надеждой, что всемогущий Бог будет ко мне милостив. Я предпочел бы умереть сегодня днем, чем вернуться к той жизни, которой я жил, чем снова совершить те же преступления».
«Твои слова правильны и возвышены, но подобные слова я слышал и от тех, кто после замены приговора (которой у тебя не будет) снова вернулись на путь преступлений. Теперь я оставлю тебя в руках Того, кто видит твое сердце. Моли его! Пусть твое сердце будет чистым!»
Беседа с Джоном Брауном, 25-летним жителем Ямайки, которого пираты захватили неподалеку от Кубы, звучала так:
«Браун, в каком состоянии, в каких чувствах тебя застает смерть, которая через несколько минут тебя настигнет?»
«В очень, очень плохих!»
«Значит, ты считаешь себя самым несчастным из грешников?»
«Да, самым несчастным!»
«Твое сердце было удивительно черствым».
«Да, и оно становится еще черствее. Я не знаю, что со мной не так. Я не могу перестать удивляться самому себе!»
«Нигде ты не найдешь более помощи, кроме как у милосердного Спасителя, о котором я тебе напоминаю».
«Ах, да разве Бог смилостивится над таким грешником?»
«Грешником… Увы, у тебя есть основания так говорить! Но молю, скажи, какие еще особые грехи лежат на твоем сердце тяжелым бременем?»
«Да ведь я повинен во всех грехах на свете! Я даже не знаю, с какого греха начать! Могу начать с азартных игр! Нет, с блуда, который привел к играм, а игры привели к пьянству, пьянство – ко лжи, ругани, богохульству и всему плохому, а потом к воровству и к этому!»
Как и в случае с Квелчем и его командой, Мэзер читал последние молитвы команде Беллами с лодки, которая стояла у берега, где находилась виселица. Поимка Уильяма Флая и его людей в 1726 г. предоставила преподобному Мэзеру Коттону еще одну возможность проповедовать о зле пиратства и наставлять осужденных[440][Подробнее о последних днях Флая и его команды: Dow and Edmonds, p. 335–337.]. Как и всегда, он записал свои беседы и проповеди и издал их. Флай не был сговорчив. Он отказался идти в молитвенный дом, где Мэзер произносил проповедь в воскресенье перед казнью, и демонстрировал полное отсутствие требуемого от него раскаяния. С храбрым видом Флай направился к месту казни с бутоньеркой в руках, по дороге окликая людей в толпе. Он пружинистой походкой взобрался на эшафот, пристыдил палача за то, что тот не разбирается в своем ремесле и показал ему, как надо правильно управляться с веревками. Его неукротимый дух, несмотря на неодобрение суда и увещевания Коттона Мэзера, был примечателен, но не необычен. Удивительное количество пиратов вели себя вызывающе в конце жизни и отказывались умирать в раскаянии, которого от них требовали. Губернатор Харт после казни одиннадцати пиратов на Сент-Китсе в 1724 г. написал, что они «выказывали больше признаков скорби и раскаяния, чем обычно можно встретить среди этих гнусных людей»[441][CSPC, volume 1724–25, no. 102.].
Предсмертные речи и признания преступников, повешенных в Англии и ее колониях, обычно распечатывали и продавали в огромных количествах в дни после казни. Крупнейшим из источников, в которых можно найти такие речи, является периодическое издание XVIII в. под названием «Капеллан Ньюгейта, его свидетельства о поведении, признаниях и предсмертных словах преступников, казненных в Тайберне». Большинство из них были произнесены ворами и убийцами, повешенными в Тайберне, но есть и речи некоторых пиратов. В Бостоне, как уже упоминалось, преподобный Коттон Мэзер записал и опубликовал последние слова пиратов, которых повесили в то время, когда он работал там священником. Похожие свидетельства публиковались в других портах и гаванях, где вешали пиратов.
Отрепетировав речь вместе с капелланом в свои последние часы в тюрьме, осужденные говорили на религиозном языке и с раскаянием в своих грехах. Но несмотря на то, что их редактировали священники и издатели, некоторые из речей представляют собой трогательные свидетельства моряков, которые занялись пиратством из-за суровых условий на торговых кораблях или подписывали пиратский кодекс, будучи мертвецки пьяными, и оказывались обреченными на жизнь, от которой не могли сбежать.
Среди предсмертных слов пиратов, захваченных в плен капитаном корабля «Грейхаунд» Солгардом, есть стихотворение. Оно было написано Джоном Фитц-Джеральдом, 21-летним ирландцем из графства Лимерик, которого вместе с товарищами повесили в Чарлстоне, Южной Каролине, 19 июля 1723 г[442][Стихотворение цит. по: Dow and Edmonds, p. 307.]. Это стихотворение нельзя назвать шедевром, но оно может послужить отличной эпитафией для людей, казненных за пиратство у берегов Атлантического моря.