В произведениях Дампира нет зловещих описаний пыток и убийств, которые обеспечили популярность книге Эксквемелина «Пираты Америки», но они представляют собой уникальный взгляд изнутри на опасности и тяготы, с которыми сталкивались буканьеры, отважившиеся отправиться за пределы Карибских островов. Дампир обладал не только любознательностью ученого и натуралиста, но и наблюдательностью мореплавателя. Неудивительно, что вот уже много поколений путешественников и штурманов отзываются о нем с восхищением и обращаются к его работам. Джеймс Берни, который путешествовал с капитаном Куком и дослужился до звания адмирала, так писал о Дампире: «Сложно будет назвать путешественника и мореплавателя, который предоставил бы миру больше полезных сведений; перед кем был бы в большом долгу и торговец, и моряк; и который описал бы все это в более непринужденной и доходчивой манере»[167][Цит. по: John Masefield’s Introduction to Dampier, volume I, p. 13.]. В книгах Дампир приводит несколько страниц из своих судовых журналов. В них показаны расчеты, которые были сделаны для установления ежедневного курса его судна. Приблизительная оценка долготы была получена с помощью «счисления координат», то есть учета пройденного за день расстояния и направления по компасу. По пути к определенному острову или гавани во время длительного морского путешествия капитан обычно выводил судно на нужную широту и плыл вдоль этой линии, пока впередсмотрящий[168][Впередсмотрящий – человек на марсовой площадке. – Прим. пер.] не заметит место назначения. Так Дампир определил местоположение Галапагосских островов: «Мы держались от северо-запада в сторону севера, намереваясь выйти на широту Галапагосских островов и отклониться от запада, поскольку не знали точного расстояния и не могли проложить прямой маршрут…»[169][Ibid, volume I, p. 126.] Это сработало, и 31 мая 1684 г. они увидели перед собой острова, «некоторые из них появились с нашего наветренного борта, некоторые – с подветренного, другие – прямо по курсу». Капитаны кораблей часто обращались к лоцманам, которые знали местность, чтобы они провели их по опасным каналам в гавани или устьям рек. В теории это кажется не таким уж сложным, но очень часто даже лоцманы не справлялись со своими обязанностями. На первом этапе каперской экспедиции, подплывая к ирландскому порту в Корке, капитан Вудс Роджерс нанял лоцмана из Кинсейла. Было темно и туманно, а лоцман был настолько некомпетентен, что чуть не разбил корабль. Если бы Роджерс его не остановил, он бы направил их не в ту бухту, «поэтому я не смог не отчитать его за то, что он взялся вести судно, не смысля в этом деле ровным счетом ничего»[170][Rogers, p. 3.]. Дампир столкнулся с похожей проблемой в Панамском заливе, где оказалось, что лоцманы «плохо знали эти менее посещаемые берега»[171][Dampier, volume I, p. 184.]. К счастью, на борту были книги какого-то испанского лоцмана, взятые с одного из захваченных судов, и они оказались надежными путеводителями по этому побережью. Не было ничего необычного в том, что командиры корабля сами составляли карты якорных стоянок и рисовали береговые контуры, чтобы распознавать ориентиры в последующих плаваниях. Иногда их потом издавали или включали в лоции или тома морских карт. В то время, когда морские державы Европы боролись за заморские колонии и пытались покончить с господством Испании в Новом Свете, хорошие карты были на вес золота. В июле 1681 г. буканьеры под предводительством Бартоломью Шарпа завладели томом карт с испанского судна «Эль Санто-Розарио». Он оказался весьма полезным со стратегической точки зрения. О том, как буканьеры завладели этой книгой, рассказал Уильям Дик: На корабле «Розарио» мы еще нашли отличную книгу с морскими и обычными картами, содержащую очень точное описание всех портов, промеров глубины, больших и маленьких рек, мысов, побережий, принадлежащих Южному морю, а также всех направлений, по которым обычно ходят испанцы в этом океане. Это, по-видимому, служит им полным и подробным Вагенером в этих краях. Диковинную книгу мы показали показали Его Величеству, вернувшись в Англию. Как я слышал, по приказу Его Величества ее перевели на английский, и я видел копию, сделанную евреями, в Уэппинге; но печать этих карт строго запрещена, чтобы другие народы не воспользовались ими в этих морях. До истечения установленного срока желательно, чтобы они были только у Англии[172][Exquemelin, p. 278. Подробнее о краже карт и их важности см.: A Buccaneer’s Atlas, edited by D. Howse and N. Thrower (Los Angeles and Oxford, 1992), p. 22, 27.]. Уильям Дик был с Бэзилом Рингроузом и буканьерами, которые путешествовали по побережью Южной Америки с марта 1679 по февраль 1682 г. Это путешествие происходило в то время, когда Испания поддерживала с Англией мир, поэтому захват или уничтожение буканьерами двадцати пяти испанских кораблей и разграбление испанских городов вдоль южноамериканского побережья были откровенным пиратством. Когда Шарп и его люди вернулись в Англию, испанские власти ожидали, что их будут судить и накажут, но карты стали настолько удачной находкой, что Карл II и его советники отказались выслушивать протесты исторического врага Англии, и пиратов помиловали. Копии испанских карт были сделаны Уильямом Хэком, лондонским картографом. Несколько из этих красивых карт дожили до наших дней. Копия карт, преподнесенных королю самим Шарпом, находится в Британской библиотеке, еще одна копия – в Национальном морском музее в Лондоне. Дневники Дампира, Вудса Роджерса и Рингроуза содержат много информации о методах навигации, используемых буканьерами и каперами конца XVII и начала XVIII в., но о навигационных навыках англо-американских пиратов 1720-х гг. известно меньше. По предположениям эти пираты использовали похожие методы, и на каждом пиратском корабле был хотя бы один человек, который умел проводить полуденные астрономические наблюдения и определять широту. Пиратский капитан или кто-то из его команды должны были вести судовой журнал со счислением координат. Местных знаний было бы достаточно, чтобы ориентироваться на известной территории, но долгие морские путешествия, которые не были для пиратов редкостью, а также необходимость знать расположение уединенных островов для килевания и восстановления сил потребовали бы точных расчетов и доступа к картам. Вероятно, карты, навигационные таблицы и приборы забирали с разграбленных кораблей. Генри Босток, шкипер шлюпа «Маргарет», который в декабре 1717 г. захватил Черная Борода, докладывал, что, помимо кражи абордажных сабель и тридцати пяти свиней, пираты забрали его «книги и приборы»[173][CO.152/12, no. 67 (iii), PRO.]. Среди археологических находок с затонувшего пиратского корабля «Уида» было четыре латунных измерительных циркуля, три навигационных линейки, три ручных лота, три лотлиня и солнечные кольцевые часы, которые использовались вместе с компасом для определения высоты солнца при расчете широты. Отсутствие познаний в навигации может привести к плачевным последствиям. Например, как в случае с пиратами во главе с Уолтером Кеннеди. Они, отделившись от эскадры Бартоломью Робертса и отправившись в путь сами по себе, поняли, что столкнулись с серьезной проблемой: «В команде был только один человек, который претендовал на какие-либо навыки в области навигации (поскольку Кеннеди не умел ни писать, ни читать, и его предпочли в качестве капитана исключительно из-за храбрости…), но и его навыки оказались мнимыми»[174][Johnson, p. 208.]. Они шли в Ирландию, но оказались у северо-западного побережья Шотландии во власти ветра, бросающего корабль из стороны в сторону и не имея ни малейшего представления, где находятся. Им повезло – они не потерпели кораблекрушения и в конце концов нашли укрытие в небольшой бухте, в которой бросили судно и сошли на берег. Некоторые из пиратов бесчинствовали в деревне, «напиваясь и горланя с такой силой, что люди прятались по домам из страха выходить на улицу, где было столько безумцев»[175][Там же, p. 209.]. Двое местных были убиты на обочине дороги, а их деньги – украдены. Семнадцать пиратов арестовали неподалеку от Эдинбурга и судили за пиратство; девять из них были осуждены и повешены. Кеннеди, бывший карманник и взломщик, оказался в Лондоне, где стал держателем борделя на Детфорд-роуд, пока одна из проституток не обвинила его в воровстве. Кеннеди отправили в тюрьму Брайдуэлл, где помощник капитана судна, на которое он когда-то напал, узнал в нем пирата. Его перевели в тюрьму Маршалси, судили, признали виновным и 19 июля 1721 г. повесили в Доке висельников. Места назначения пиратов в большей степени определялись маршрутами торговых судов в Атлантическом океане, Карибском бассейне и Индийском океане. Чаще всего они отправлялись на Багамские острова, поскольку могли перехватывать испанские суда, следовавшие из Центральной Америки в Испанию, когда те проходили через Флоридский залив. Наветренный пролив между Кубой и Эспаньолой (ныне Гаити) тоже был излюбленным маршрутом, поскольку там можно было нападать на торговые суда, направлявшиеся из Европы и Африки на Ямайку. Пиратским пристанищем был и Мадагаскар, поскольку он лежал на пути кораблей, торговавших с Индией. Но если пиратские маршруты зависели от путей торговых судов, то на темп и уклад их повседневной жизни влияли погодными условиями. Как хорошо известно американцам с восточного побережья, берега и гавани Новой Англии зимой – места негостеприимные. В XVIII в. суровые зимы иногда неделями препятствовали движению любых судов: «Все наши реки замерзли, поэтому на прошлой неделе в гавань не могло войти или выйти ни одно судно», – сообщилось в бостонской газете The Boston News Letter в январе 1712 г. В отчете из Нью-Йорка в той же газете отмечалось, что корабль «Лоустофт» не в состоянии отправиться до тех пор, пока не сойдет лед, «что может произойти только к середине следующего месяца»[176][The Boston News Letter, January 14 to 21, 1712.]. В 1720 г. река Чарльз в Бостоне настолько глубоко промерзла, что люди и лошади могли переходить по льду. Но это таило в себе и опасности: «Вечером в прошлую среду у нас был сильный снегопад с порывами юго-восточного ветра, из-за этого двое всадников, перебиравшихся через пролив, сбились с пути, их лошади и они сами замерзли насмерть…»[177][Ibid, January 4 to 11, 1720.] Таким образом, пиратам приходилось выбирали направление в зависимости от времени года. Большую часть зимних месяцев они проводили в теплых водах Карибского моря, а в апреле или мае отправлялись на север. Например, Бартоломью Робертс нападал на корабли у берегов Ньюфаундленда в июне–июле 1720-х гг., но к зиме возвращался в Вест-Индию. Черная Борода был на побережье Вирджинии в октябре 1717 г. и блокировал гавань Чарлстона (Южная Каролина) в июне 1718 г., но наступившей зимой он отправился на юг и грабил корабли у Сент-Китса и в Гондурасском заливе. Эдвард Лоу ходил у Род-Айленда и Ньюфаундленда в июле 1723 г., но к сентябрю направлялся через Атлантику на Азорские острова. Однако иногда пираты не придерживались этого сезонного правила. Летом 1722 г. у побережья Южной Каролины Джордж Лаутер напал на корабль «Эми». Капитан судна ответил залпом, в результате которого погибло и было ранено настолько много членов команды Лаутера, что он был вынужден зайти в близлежащую бухту, чтобы восстановить силы. Пираты временно оставили корабль и провели всю зиму в лесах Северной Каролины. «Большую часть дня они обычно охотились, убивая крупный рогатый скот, свиней и так далее ради пропитания, а ночью отдыхали в шалашах и лачугах, которые построили для ночлега; и иногда, когда становилось слишком холодно, оставались на борту своего шлюпа»[178][Johnson, p. 315.]. Кроме движения пиратских кораблей с севера на юг существовало и движение с востока на запад. Западное побережье Африки привлекало множество пиратских кораблей, в особенности регионы, известные как Гвинейский берег, Золотой берег, Берег Слоновой Кости и Невольничий берег. Как следует из названий, на этих побережьях корабли грузили золотом, слоновой костью и чернокожими рабами. Некоторые пираты дополнительно огибали мыс Доброй Надежды, выходили в Индийский океан и нападали на корабли, груженные экзотическими товарами из Индии. Примерно в 1700 г. за короткий период времени была налажена регулярная торговля между городами на Мадагаскаре и купцами и коррумпированными чиновниками из Нью-Йорка и других североамериканских городов. Томас Тью был центральной фигурой в нелегальной торговле, которая вошла в историю под названием «Пиратский круг». Однако эта практика не была для пиратов типичной. Кроме очевидного нежелания входить в воды Северной Америки в зимнее время и несмотря на учитывание движения пассатов при пересечении Атлантики, большинство пиратских плаваний были плохо спланированы и непоследовательны. По сути, ни одна пиратская команда ничего не планировала заранее. Поскольку их сообщество было устроено по демократическому принципу, прежде чем решить, куда плыть, вся команда должна была проголосовать, а это неизбежно приводило к тому, что многие решения принимались под влиянием момента. Изучение маршрутов пиратских кораблей показывает, что многие из них петляли без видимой на то причины. В последние годы историки смогли составить удивительно подробную картину жизни в Королевском флоте и на торговом судне, опираясь на множество документов из Государственного архива и других учреждений. Сохранились сотни судовых журналов с кораблей Королевского флота, а также письма капитанов и адмиралов. Документы Совета Адмиралтейства и лордов Адмиралтейства можно изучить в Государственном архиве, а также было написано множество биографий о самых известных военно-морских офицерах. Портовые документы, дневники капитанов торговых судов, отчеты о Британской Ост-Индской компании, Королевской Африканской компании и таких организациях, как, например, компания Торговых предпринимателей Бристоля, позволили историкам составить приблизительную картину жизни на торговом судне. О жизни пиратов таких архивных данных не существует. Поэтому приходится полагаться на показания тех из них, кого поймали, а также их жертв, на сохранившиеся документы о судах над пиратами, на отчеты губернаторов колоний, сводки в газетах и несколько ценных дневников мореходов, которые столкнулись с пиратами, либо сами были буканьерами или каперами. Это означает, что наши представления о пиратах неизбежно будут фрагментарными, и касаться они будут лишь их повседневной жизни. В приведенных Эксквемелином и капитаном Джонсоном описаниях мы видим анархический круг пьянства, азартных игр и распутства, перемежающийся жестокими набегами на беспомощных жертв. Конечно, всего этого было много, но, присмотревшись внимательнее, можно обнаружить, что пиратская жизнь в море была хорошо организована и во многих аспектах похожа на жизнь в экипаже торгового судна. В этом нет ничего удивительного, поскольку большинство пиратов были бывшими моряками, которые привыкли к подобному образу жизни, а также потому, что плавание по океану требовало определенного уровня дисциплины, чтобы пережить опасности морской жизни. Существовала такая же необходимость устанавливать вахты, назначать впередсмотрящих, измерять глубину на мелководье и как можно точнее ориентироваться. В плохую погоду пираты чувствовали такой же холод, физические лишения и подвергались такой же опасности, как и моряки на торговом судне. В спокойную погоду были дни, а иногда и недели, когда можно было ничем не заниматься, кроме починки парусов и такелажа, мелкого ремонта, приема еды и питья. Однако были и различия. Помимо неизбежных опасностей, связанных с нападением на корабль, команда которого могла дать отпор, ежедневная рутина на пиратском судне была значительно проще, чем на торговом корабле, поскольку владельцы и капитаны не заставляли команду плыть как можно быстрее и везти как можно более тяжелый груз, а также потому, что пиратские команды были гораздо больше по численности. В обычном экипаже торгового судна в сто тонн было около двенадцати человек[179][Rediker, Davis and Middleton.], а на пиратском корабля того же размера часто имелась команда из 80 и более матросов. Поэтому у последних было гораздо больше рук, чтобы натягивать канаты, поднимать якорь и паруса, откачивать воду насосами, загружать и разгружать провизию, укомплектовывать шлюпки и сходить на берег, чтобы добыть дрова и воду. В 1726 г. в Лондоне была опубликована книга под названием «Четыре года странствий капитана Джорджа Робертса», в которой содержался длинный рассказ об опыте человека, побывавшего в плену у пирата Эдварда Лоу[180][The Four Voyages of Capt. George Roberts.… Written by Himself (London, 1726). Соответствующий отрывок, где описывается встреча с Лоу, воспроизведен в книге: Dow and Edmonds.]. Считается, что книга написана Даниелем Дефо и может быть полностью вымышленной, но подробности морской жизни кажутся слишком достоверными, поэтому вероятно, что она была основана на интервью с бывшими пиратами или, как «Робинзон Крузо», – на реальных событиях. Что особенно удивительно, так это созданная автором картина жизни на борту пиратского судна в начале XVIII в. В книге рассказывается о капитане Робертсе, который в сентябре 1721 г. у островов Кабо-Верде был захвачен в плен Эдвардом Лоу и его эскадрой пиратских кораблей. Лоу, способный на необычайную жестокость к своим жертвам, с Робертсом был на удивление вежлив. Он пригласил его присоединиться к нему в его большой каюте, где предложил пунш из большой серебренной чаши, вина и две бутылки кларета. После того как они подняли бокалы за здоровье друг друга и немного поговорили, Лоу распорядился приготовить гамак и постельные принадлежности и сказал пленнику, что тот может ходить везде и в любое время, если пожелает, и угощаться любой едой и напитками. Погода была безветренной, и когда корабль лег в дрейф, «никто, кроме впередсмотрящих на марсе, не знал, чем себя занять; вахтенный помощник, старшина вахты, рулевой и остальные спустились вниз – опрокинуть рюмочку или выкурить трубку табака или что-то в этом роде»[181][Dow and Edmonds, p. 161.]. Рано утром Лоу был на палубе и распорядился подать сигнал о собрании. На бизань-мачте был поднят зеленый шелковый флаг с изображением желтой фигуры человека с трубой, после чего пираты из других кораблей пересели в лодки и отправились к флагману. Все, кто смог найти место, присоединились к Лоу за завтраком в капитанской каюте, а остальные разместились на средней палубе. После завтрака Лоу попросил Робертса остаться в каюте, пока пираты поднимутся на палубу, чтобы обсудить, что делать с пленником и его кораблем. Члены команды разделились, и обсуждение велось с переменным успехом. Лоу распорядился наполнить чашу с пуншем, и пираты передавали ее по кругу. Разговор перешел к воспоминаниям о былых приключениях. Так они коротали время, веселясь и выпивая до и после обеда, на который они набрасывались, как одичалая свора собак, а не люди, выхватывая друг у друга еду, что показалось мне омерзительным, но, по всей видимости, являлось одним из их главных их развлечений и, по их словам, выглядит воинственно[182][Dow and Edmonds, р. 168.]. После ужина пираты вернулись на свои корабли, а Робертс остался с Лоу и еще тремя или четырьмя членами команды. Они выпили пару бутылок вина и неправдоподобно долго беседовали о делах церкви и государства, «а также о торговле». Отправляясь спать, Робертс услышал, как Лоу отдает приказы на ночь. Корабль необходимо было держать курсом на северо-запад; они должны были следить за топовым огнем, внимательно наблюдать с марсовой площадки и позвать капитана, если увидят что-нибудь или если другие корабли подадут сигнал. По наблюдениям Робертса, режим пиратов был расслабленным и беззаботным, а в основе его лежало понимание порядка, необходимости нести вахту и работать на корабле. Если в этом рассказе есть хоть капля правды, то неудивительно, что многие захваченные моряки, привыкшие к тяжелой работе на торговом судне с небольшой командой и под руководством требовательного капитана, с готовностью присоединялись к пиратам. Но пиратская жизнь не всегда была такой приятной, как можно решить по рассказу Робертса. Он удостоился возможности цивилизованно общаться в капитанской каюте, но его описание дикого поведения пиратов во время еды – более точное отображение атмосферы, царившей на типичном пиратском корабле. При суровом, исключительно мужском порядке пиратского сообщества большинство пиратов культивировало образ неотесанного мужлана, что проявлялось в пьянстве, грубой лексике, угрожающем поведении и постоянной жестокости. Филип Эштон, которого в 1722 г. поймали пираты, был в ужасе от пережитого опыта: Вскоре я обнаружил, что умереть было бы лучше, чем связываться с такой мерзкой шайкой негодяев, для которых причинение зла было развлечением, где беспробудное пьянство, чудовищная ругань, отвратительные богохульства, неприкрытое пренебрежение и к Богу, и к Дьяволу не прекращались весь день, пока сон не заставлял шум и кутежи стихнуть[183][Dow and Edmonds, р. 231.]. Во время судебного процесса над командой Бортоломью Робертса в форте Кейп-Кост выяснилось, что многие пираты большую часть времени были недееспособны из-за пьянства[184][Proceedings of the Court Held on the Coast of Africa, HCA.1/99.3, PRO.]. По словам одного из свидетелей, Роберт Девинс никогда не был трезв, чтобы выполнять поручения, а Роберт Джонсон был настолько беспробудно пьян, что его приходилось вытаскивать с корабля с помощью полиспаста. Во время суда пираты часто обвиняли в своих проступках алкоголь. Перед казнью в мае 1724 г. Джон Арчер признался: «Один из главных моих пороков, который привел меня ко всем остальным, – это мое зверское пьянство. Спиртное распаляло меня и ожесточало до такой степени, что я шел на преступления, которые теперь для меня горше смерти»[185][Dow and Edmonds, p. 325.]. Но эта проблема была распространена не только на пиратских кораблях; все моряки славились своей любовью к спиртному. Маркус Редикер отметил, что моряки выпивали по целому ряду причин: потому что на корабле найти хорошую выпивку было проще, чем хорошую провизию, к тому же алкоголь помогал им пережить холод и сырость, хотя бы на некоторое время отвлечься от тягот жизни на борту; помимо этого выпивка выполняла важную социальную функцию[186][Rediker, p. 191–93.]. Моряки пили вместе, чтобы расслабиться, отпраздновать что-то, посплетничать и узнать друг друга получше. Во время еды они поднимали бокалы за жен и любовниц, короля или за удачное плавание. Пираты были менее почтительны в своих тостах и готовы были выпить даже за дьявола или незаконного претендента на британский трон. Эдвард Норт, захваченный в плен Чарльзом Вейном в 1718 г., говорил, что «во время его пребывания на борту упомянутого шлюпа они обычно использовали выражения по типу: “Будь проклят король и все, кто выше”, “к черту губернатора” и другие тосты, проклинающие короля Георга»[187][CO.37/10, no. 10 (ii), PRO.]. Среди сотен находок на пиратском корабле «Уида» оказалось 28 игральных фишек. Они служат напоминанием о том, что азартные игры были почти так же популярны среди моряков, как и выпивка. Игра в нарды была любимым времяпровождением офицеров Королевского флота, но все мореплаватели, вне зависимости от того, служили ли они во флоте, на торговом судне, были ли каперами или пиратами, проводили большую часть свободного времени за игрой в карты или кости. Как следствие, обычным делом для них были ставки. Вудс Роджерс узнал, что некоторые члены его команды проиграли большую часть одежды и личных вещей во время плавания и принял решительные меры, чтобы предотвратить неприятные последствия. Проплывая мимо Калифорнии в ноябре 1703 г., он составил официальное соглашение для того, чтобы «победить зло, зародившееся и растущее сейчас среди нас, которое вызвано заключением пари и подстрекательством других к азартным играм, чтобы кто-нибудь случайно не мог таким образом легко завладеть тем, что его товарищи по приключениям получили опасным и мучительным путем»[188][Rogers, p. 207.]. Соглашение было подписано всеми членами команды корабля «Дюк», и оно положило конец всем видам азартных игр и связанным с ними распискам, договорам и счетам. Эксквемелин описывает, как пираты под предводительством Франсуа Олоне́ поделили между собой 260 тысяч пиастров после набега на побережье Южной Америки, а затем промотали большую часть за три недели, «потратив все это на малоценные вещи и игры в карты или кости»[189][Exquemelin, p. 100]. В своем дневнике Бэзил Рингроуз писал, что, когда буканьеры в 1682 г. в конце плавания сошли на берег Антигуа, было решено оставить корабль тем членам команды, у которых не было денег от их доли добычи, поскольку они «все проиграли»[190][Ibid, р. 475.]. Другим развлечением на корабле была музыка. Песни, танцы, игра на скрипке и даже небольшие ансамбли и оркестры были обычным делом на борту военно-морских кораблей и торговых судов. По обрывкам имеющейся информации сложно сказать, насколько сильно пираты увлекались музыкой. В пиратском кодексе поведения, составленном Бартоломью Робертсом, есть следующее правило: «Музыканты должны отдыхать в субботу, но в остальные шесть дней и ночей ни к одному из них отношение не будет особенным». Когда «Роял Форчун», флагманский корабль из эскадрона Бартоломью Робертса, был захвачен королевским кораблем «Суоллоу», на борту было два музыканта. Николас Браттлер был скрипачом на галере «Корнуолл» в Калабаре – пираты взяли его в плен, заставили подписать кодекс и присоединиться к ним. В его защиту на суде было сказано, что «подсудимого использовали лишь для исполнения музыки, и у него не было возможности отазаться[191][Proceedings of the Court Held on the Coast of Africa, HCA.1/99.3, PRO.]». Он был оправдан, как и Джеймс Уайт, «который во время боев играл на корме музыку». Предположительно Уайт тоже играл на скрипке, хотя в судебных документах четкое указание на это отсутствует. Во время перекрестного допроса Джеймса Бэрроу на том же процессе выяснилось, что кто-то из пиратов убил его куриц, а затем они сильно напились и к ужину уже распевали испанские и французские песнопения из голландского молитвенника». Проплывая мимо островов Вест-Индии или вдоль побережья Южной Америки, пираты бросали якорь в защищенной гавани или устье реки и отправляли людей на берег за дровами и водой. Дрова были нужны для камбузной печи, а вода – для приготовления пищи и питья, если на борту не хватало пива или вина. Найти деревья и срубить их обычно не составляло труда, но собрать воду было сложнее. Лодки, полные пустых бочек, нужно было подогнать к берегу, а также найти пресноводный источник или ручей. Бочки заполняли и несли или катили обратно к лодкам, поднимали на борт, после чего гребли на лодках к стоявшему на якоре кораблю. Вся эта работа могла занимать от нескольких часов до нескольких дней, и в жарком тропическом климате выполнять ее было непросто. Найти источники пресной воды зачастую было крайне трудно, особенно в засушливые месяцы в тропиках. Иногда пираты находили воду, но она была горькой на вкус или слишком грязной и мутной, настолько, что никто не рискнул бы такое пить. В ходе подобных выходов на сушу моряки ловили черепах, которых на Вест-Индских островах было великое множество: «Лучшая находка для вкусного ужина – это сухопутная или морская черепаха, – писал Френсис Роджерс, когда в 1704 г. приезжал на Ямайку. – Мясо внешне и по вкусу похоже на отборную телятину, но жир зеленого цвета, очень приятный и сладкий, печень тоже зеленая, очень полезная, сытная и прочищающая организм»[192][Bruce Ingram (ed.), Three Sea Journals of Stuart Times (London, 1936), p. 230.]. Пираты отстреливали птиц для еды и охотились на крупный рогатый скот, коз или свиней – если находили. Иногда им приходилось прибегать к более необычным мерам. На побережье Южной Америки буканьеры под предводительством капитана Шарпа ели «индийских даманов, обезьян, змей, устриц, моллюсков: морских и береговых улиток, некоторых маленьких черепах и другие виды вкусной рыбы»[193][Exquemelin, p. 343.]. Когда не было целей для грабежа и запасы еды заканчивались, пираты нападали на прибрежные городки и деревни. Каждые несколько месяцев пиратский корабль вытаскивали на берег в каком-нибудь изолированном устье реки или бухте для килевания. Это была важная процедура, в которую входило вытаскивание судна на берег, переворачивание его с помощью полиспаста, присоединенного к мачтам, соскабливание и сжигание водорослей и ракушек, конопачение и замена гнилых досок, а затем нанесение смеси из жира, масла и серы, чтобы предохранить дно от обрастания. В теплых водах Карибского моря и Индийского океана на дне судна быстро скапливались водоросли, которые могли серьезно снизить его скорость. А так как скорость была важна, чтобы догонять жертв и скрываться от кораблей военно-морского флота, регулярное килевание было обязательным. Обычно всю процедуру брал на себя корабельный плотник. Капитан Хауэлл Дэвис пришвартовал свой пиратский шлюп в Коксонс-Хоул на восточном побережье Кубы: «В этот раз им было сложнее чистить корабль, потому что в команде не было плотника, которого очень полезно иметь под рукой в таких случаях»[194][Johnson, p. 168.]. Кроме килевания и несложной починки мачт и рангоутов, у корабля могли быть повреждения из-за штормов и столкновений с рифами, неотмеченными на картах. Перед пиратами вставали такие же трудности, как и перед некоторыми путешественниками-первооткрывателями, например Джеймсом Куком, который старался быть полностью независимым в течение нескольких месяцев подряд, имел при себе запасные снасти и рангоуты, а также команду мастеров. Самое большое различие между пиратским и другими кораблями заключалось в том, как команда пиратов была организована на основании кодекса, который все соблюдали. В отличие Королевского и торгового флота – да и любых других общественных организаций XVII и XVIII вв. – в пиратских сообществах, как упоминалось ранее, царила демократия. За сто лет до Великой французской революции команды пиратов управлялись по принципам, в которых свобода, равенство и братство были не исключением, а правилом. На пиратском корабле капитан избирался, если за него проголосовала большая часть команды, и его могли отстранить от должности, если команда была недовольна его действиями. Не капитан, а команда определяла, куда плыть, нападать ли на тот или иной корабль или прибрежную деревню. В начале плавания или при избрании нового капитана составлялся письменный свод статей, который должен был подписать каждый член команды. В этих статьях регулировалось распределение награбленного, размер компенсации за ранения, полученные в бою, и устанавливались основные правила жизни на борту корабля и наказания для тех, кто эти правила нарушил. На каждом корабле был свой распорядок, но все они были основаны на похожих принципах. Одно из самых ранних описаний пиратского кодекса поведения появилось в книге Эксквемелина «Пираты Америки», впервые опубликованной в 1678 г. Эксквемелин рассказал, как пираты созывали на борту корабля совет, прежде чем отправиться в плавание за добычей. На этих предварительных собраниях решалось, где раздобыть провизию для плавания. Когда все было решено, пираты отправлялись в путь и нападали на какое-нибудь испанское поселение и возвращались на корабль с запасом свиней, черепах и прочей провизией. Затем рассчитывалась суточная норма питания на время плавания. Эксквемелин отмечает, что норма для капитана была не больше, чем для простого моряка. Затем созывали второй совет по разработке кодекса поведения в ходе предстоящего плавания. Эти статьи, которые все были обязаны соблюдать, излагались в письменном виде. Каждая пиратская экспедиция, как и большинство каперских, действовала по принципу: «нет добычи, нет оплаты». Первое требование в этих статьях состояло в том, чтобы точно определить, как следует делить награбленное, когда пираты его получат. Капитан получал оговоренную сумму за судно и часть доли груза, обычно пять или шесть долей. Зарплата плотника или кораблестроителя, который чинил и снаряжал корабль, устанавливалась в размере 100–150 пиастров, а зарплата врача была 200–250 пиастров. Затем выделялись суммы для компенсации тем, кто получил увечья. Интересно пронаблюдать, как эта ранняя форма медицинского страхования определяла стоимость разных частей пиратского тела. Высшая оплата в 600 пиастров выплачивалась, если пират терял правую руку; потеря левой руки оценивалась в 500 пиастров, но левая нога стоила всего 400; за потерю глаза или пальца платили 100 пиастров. Как только эти суммы согласовывались, делился остаток награбленного. Помощник капитана получал две доли, а остальные члены команды – по одной. Юнги получали половину доли. Буканьеры настаивали на том, что ни один член команды не должен получать больше, чем ему причитается, и каждый должен был дать торжественную клятву, что он ничего не спрячет и не украдет для себя на захваченном корабле. Любой, кто нарушит это правило, будет изгнан из команды. Применение этого кодекса поведения можно наблюдать в дневнике Бэзила Рингроуза. В июле 1681 г. пираты захватили испанский корабль «Сан Педро» у побережья Чили. Он был нагружен вином, порохом и 37 тысячами пиастров в сундуках и мешках. «Мы разделили добычу на всех, – отметил Рингроуз в своем дневнике. – Когда мы поделили всю сумму, каждому досталось по 234 пиастра»[195][Exquemelin, p. 430–31.]. Большую часть плавания буканьерами руководил Бартоломью Шарп, «храбрейший человек с блестящими лидерскими качествами». Он был прирожденным лидером и отлично разбирался в практических и теоретических аспектах навигации, но в январе 1681 г. после нескольких недель штормов и трудностей его люди начали протестовать. Решением большинства капитан Шарп был смещен, а на его место был избран Джон Уотлинг, суровый моряк и бывший капер. Шарп был вынужден отказаться от командования, и пираты подписали с Уотлингом новый свод статей. Через три недели новый капитан был убит во время нападения на прибрежный форт, и Шарпа убедили снова принять командование. Во «Всеобщей истории пиратов» Джонсон описывает похожее положение пиратских капитанов в начале XVIII в. Как и в случае с буканьерами ранних эпох, капитан имел абсолютную власть во время боев и «сражений, погонь или бегства», но во всех остальных вопросах он руководствовался пожеланиями большинства членов команды[196][Johnson, p. 213.]. Хотя ему и была предоставлена большая каюта, он не мог пользоваться ей исключительно в своих целях – другие члены команды могли входить и выходить из нее, когда захотят, пользоваться его посудой, есть и пить вместе с ним. Полномочия капитана дополнительно ограничивались правами, предоставленными квартирмейстеру. Он тоже избирался командой, и его описывали как «своего рода судья по гражданским делам на пиратском корабле»[197][Ibid, p. 213.]. Он был представителем команды и ее «доверенным лицом». В его обязанности входило улаживание несерьезных споров, он также имел право наказывать поркой и затрещинами. Квартирмейстер должен был возглавлять нападение при абордаже судна и обычно брал на себя командование для захвата добычи. В пиратской команде не нужны были лейтенанты и мичманы, однако пираты избирали людей, которые исполняли те же обязанности, что уоррент- и унтер-офицеры на торговых судах и военно-морских кораблях. Кроме квартирмейстера, на большинстве пиратских кораблей были боцман, канонир, плотник и повар; также обычно имелись старший и младший помощники капитана. Сохранилось несколько примеров статей кодекса, составленных командами различных пиратских капитанов. Те, что были приняты людьми Бартоломью Робертса, являются самыми полными, и их стоит привести полностью, поскольку они позволяют понять некоторые аспекты пиратской жизни. Эти статьи взяты из «Всеобщей истории пиратов» капитана Джонсона[198][Johnson, р. 211.], а добавления курсивом – комментарии самого Джонсона: I. Каждый имеет право голоса по важным вопросам; имеет одинаковые права на свежую пищу или крепкие напитки и может употреблять их в таком количестве, в котором захочет, если только оскудение запасов (что не было редкостью) не заставит для всеобщего блага проголосовать за более экономное употребление провизии. II. Каждый член команды строго по очереди осматривает захваченный корабль, чтобы (помимо причитающейся доли) выбрать для себя одежду. Но если кто-то будет уличен в воровстве хотя бы одного доллара: монетами, драгоценностями или деньгами – будет наказан и высажен на необитаемом острове. У пиратов был варварский обычай – высаживать провинившегося на берег какого-нибудь изолированного необитаемого мыса или острова, с оружием, заряженным несколькими патронами, бутылью с водой и бутылью пороха, чтобы он попробовал выжить или умер от голода. Если один пират просто воровал у другого, они довольствовались тем, что отрезали провинившемуся уши и нос и высаживали на берег, но не в безлюдном месте, а где-то, где пират обязательно столкнулся бы с трудностями. III. Никому не разрешается играть в карты или кости на деньги. IV. Освещение и свечи должны погаснуть в восемь вечера: если кто-то из команды после этого часа захочет выпить, пусть делает это на верхней палубе; что, по мнению Робертса, положило бы конец кутежу, поскольку сам он не был любителем выпить, но в конце концов понял, что все его попытки искоренить пьянство оказались тщетными. V. Каждый обязан содержать все свое оружие, пистолеты и абордажные сабли в чистоте и готовности к применению. Этот пункт они исполняли необычайно послушно, стараясь превзойти друг друга в красоте и богатстве своего оружия, иногда отдавая на аукционе по 30 или 40 фунтов стерлингов за пару пистолетов. На службе они вешали пистолеты через плечо на ленты разных цветов в своем своеобразном стиле, что приносило им бесконечное удовольствие. VI. На корабль не допускаются дети и женщины. Если кто-либо будет уличен в соблазнении представительницы противоположного пола и взятии ее с собой на борт, переодев мужчиной, будет лишен жизни. Когда женщина попадала им в руки, как это случилось на «Онслоу», они незамедлительно приставляли к ней стража, чтобы не допустить дурных последствий от столь опасного орудия разлада; но тут скрывался подвох; они соперничали между собой за место стража, которым обычно становился самый сильный пират, который для защиты чести дамы не позволял возлечь с ней никому, кроме себя самого. VII. Тот, кто покидает корабль или свой пост во время битвы, будет казнен или оставлен на необитаемом острове. VIII. На корабле запрещается устраивать драки, все ссоры необходимо улаживать на берегу с помощью сабли и пистолета. Когда стороны не могли прийти к согласию, квартирмейстер отправлялся с ними на берег с сопровождением, которое ему казалось достаточным, разворачивал противников спиной к спине на расстоянии нескольких шагов; по команде они разворачивались и сразу стреляли (или оружие будет выбито у них из рук). Если оба из них промахивались, они хватались за абордажные сабли. Победителем объявлялся тот, кто прольет первую кровь. IX. Никто не должен даже говорить о том, чтобы изменить этому образу жизни, пока не заработает тысячу фунтов. Если ради этого дела кто-то теряет на службе конечность или становится калекой, он получит 800 долларов из общего фонда и пропорционально – за меньшие увечья. X. Капитан и квартирмейстер получают две доли добычи, штурман, боцман и канонир – полторы доли, старшие матросы – по одной с четвертью. XI. Музыканты могут отдыхать в субботу, но в остальные шесть дней и ночей они должны получить на это специальное разрешение. 6 В бой под пиратским флагом Галера «Принсиз», вышедшая из лондонского порта, наконец добралась до западного побережья Африки. Здесь на нее погрузили чернокожих рабов, и она направилась через Атлантику к южно-восточной части Карибского моря. Четырнадцатого сентября 1723 г., приближаясь к Барбадосу, команда с тревогой обнаружила, что на них надвигается корабль под черным флагом. Когда он подошел ближе, моряки увидели шлюп, вооруженный восьмью лафетными пушками на главной палубе и еще десятью кулевринами вдоль лееров. На борту было примерно 30–40 пиратов[199][Подробности нападения на галерею «Принсиз» взяты из: The Deposition of John Wickstead. CO.28/18, f 23, PRO; The Trial of Robert Corp and Henry Wynn, CO.152/14, f 292, PRO; Johnson, p. 315.]. Капитан «Принсиз» Джон Уикстед рассудил, что его корабль не сможет дать пиратам отпор. Он добавил парусов и попытался спастись бегством, но тяжело груженное торговое судно не смогло уйти от пиратского шлюпа, который неумолимо нагонял его и начал стрелять из пушек. В восемь часов вечера пираты подошли вплотную, и погоня закончилась. Пираты приказали капитану Уикстеду спустить на воду шлюпку. Команда отправила к пиратскому кораблю баркас. На нем несколько пиратов подплыли к «Принсиз». Следующие двадцать четыре часа обернулись для Уикстеда и его экипажа сущим кошмаром. Судового врача Джона Кроуфорда и второго помощника капитана Голдсмита Блоуэрса пытали, вставляя им между пальцами зажженные спички, чтобы они сказали, где золото. Вскоре пираты завладели более чем 54 унциями золота и приступили к обыску корабля. Они забрали порох и пистолеты, опустошили артиллеристские и боцманские погреба, сняли две лафетные пушки со шканцев и две кулеврины и переправили их на пиратский шлюп. После они забрали из трюма одиннадцать чернокожих рабов, которые стоили 500 фунтов стерлингов. Двух моряков с особыми навыками заставили присоединиться к пиратской команде: помощника судового врача Уильяма Гиббонса и помощника плотника Джеймса Седжвика. Еще двое членов команды торгового судна, Роберт Корп и Генри Уинн, решили стать пиратами по собственному желанию. Когда их позже судили за пиратскую деятельность, свидетель сообщил Адмиралтейскому суду, что он «видел, как упомянутый Генри Уинн добровольно подписывает документ, названный пиратами “кодексом”»[200][CO.152/14, f 292, PRO.]. Забрав с галеры «Принсиз» все ценное, пираты под предводительством Джорджа Лоутера уплыли. Капитану Уикстеду ничего не оставалось, как с остатками команды отправиться на Барбадос. Похожее нападение произошло за три года до этого в холодных серых водах Северной Атлантики. Двадцать девятого мая 1720 г. из лондонского порта в Бостон отправилось торговое судно «Самуэль», нагруженное железом, 45 бочками пороха и разнообразными английскими товарами в тюках и сундуках. На борту была команда из десяти человек и несколько пассажиров. Управлял кораблем капитан Самуэль Кэри, который позже подробно описал случившееся[201][Джозеф Хиллер, нотариус из Бостона, публиковал полный отчет о нападении в «The Boston Gazette» с 15 по 22 августа 1720. См. также: Johnson, p. 217.]. Тринадцатого июля «Самуэль» был в сорока милях к востоку от берегов Ньюфаундленда, когда в поле зрения моряков появилось два корабля. Капитан Кэри наблюдал за ними с растущим беспокойством. Он понял, что сбылись его худшие опасения, когда оба корабля стали палить из пушек и подняли пиратские флаги. У большего корабля измещением в 220 тонн было три мачты и 26 пушек. На стеньге его грот-мачты развевался черный флаг с отчетливым изображением черепа и абордажной саблей. Корабль поменьше, 80-тонный шлюп, вооруженный десятью орудиями, нес британский флаг, отличающийся от обычного четырьмя нарисованными горящими ядрами. Капитан Кэри подсчитал, что на борту каждого из кораблей находилось около сотни человек, а это значило, что пираты превосходили его команду по численности в двадцать раз. На «Самуэле» было всего шесть лафетных пушек, так что они уступали пиратам и в вооружении. Пираты окликнули судно и приказали капитану пересесть в шлюпку и подняться на борт их корабля. Кэри послушался, и на корабле узнал, что пиратами командует грозный валлиец Бартоломью Робертс. В последние месяцы Робертс бороздил просторы Северной Америки и творил зло. Только в одной гавани он разграбил и сжег не менее 17 судов. Пираты ринулись на борт «Самуэля» и устроили сущий разгром. Они распахивали люки и как обезумевшие набрасывались на груз, вспарывали тюки, абордажными топорами и саблями ломали сундуки и ящики. Некоторые грузы они отвозили на свой корабль, но большую часть вещей разрубали на куски и выбрасывали за борт. Они забрали две лафетные пушки, весь запасной такелаж и боеприпасы, но выкинули в море якорные канаты. Они присвоили около сорока бочек пороха и шлюпку. Все это они делали «с непрерывными ругательствами и проклятиями, как будто они не люди, а черти». Пираты сообщили капитану Кэри, что не ждут королевского помилования, и, если их когда-нибудь поймают, один из них выстрелит в мешки с порохом, и они «все вместе припеваючи отправятся в ад»[202][Johnson, p. 217.]. Когда пираты закончили грабить «Самуэль», они переключили внимание на команду. Всем, кроме одного ирландца и капитана, под дулом пистолета приказали оставить корабль и присоединиться к пиратской команде. Пираты не могли решить, утопить ли им торговое судно или сжечь, но в этот момент заметили на горизонте еще одно и покинули «Самуэль», чтобы пуститься в погоню. Капитан Кэри остался с одним моряком и тремя пассажирами. С их помощью он добрался до Бостона и сообщил о пиратском нападении нотариусу Джозефу Хиллеру. В XVIII в. в водах Северной Америки и Карибских островов такие случаи происходили часто. У них есть несколько схожих черт: во-первых, жертвы не пытались сопротивляться; во-вторых, подплывая к кораблю, пираты не скрывали своих враждебных намерений. Пираты нередко заставали своих жертв врасплох: шли под флагом дружественной страны, но в большинстве случаев они поднимали пиратский черный флаг в одной из его версий и надвигались на «добычу», стреляя из пушек. Когда судно останавливалось, пираты брали его на абордаж не сразу – часто они требовали, чтобы капитан спустил шлюпку и подплыл к их кораблю. Вне всяких сомнений, это делалось, чтобы выяснить, что судно перевозит, а затем удерживать капитана в заложниках, пока пираты грабят корабль. Еще одно сходство этих случаев состоит в том, что пираты грабили корабль без спешки. Распространено мнение, что пираты действовали по тактике «ударил-убежал». Безусловно, этому принципу следовали берберские пираты в Средиземном море, и так делает большинство современных пиратов в Индонезийских водах, находясь на борту жертвы не больше 9–10 минут. Однако в Вест-Индии в золотую эпоху пиратства все происходило иначе. По словам капитана Кэри, пираты грабили «Самуэль» в течение двух дней, пираты, напавшие на галеру «Принсиз» тоже не торопились. У них были все основания не спешить. Большинство нападений происходило вне поле зрения людей на суше, радио в те времена еще не изобрели, и жертвы никак не могли позвать на помощь. Даже когда нападение происходило в гавани или вблизи от нее, или если на корабле подняли тревогу, шансы, что им придут на помощь, были невелики. Например, в 1715 г. весь Карибский регион, который простирается более чем на две тысячи мили с востока на запад и на полторы тысячи миль с севера на юг и включает в себя несколько сотен островов, патрулировало всего четыре военно-морских шлюпа[203][На Ямайке дислоцировались пятиранговый корабль и два шлюпа, на Барбадосе – два пятиранговых корабля и еще один шестиранговый корабль – на Подветренных островах. См.: The Present Disposal of All His Majesties Ships & Vessels in Sea Pay, ADM.8/14, PRO.]. Следовательно, у пиратов было время, чтобы разгуляться. В донесении, отправленном в июле 1718 г. в Лондон губернатором Ямайки Николасом Лоузом: «Я настолько обеспокоен, что не могу не сообщить вашим светлостям о ежедневных жалобах на пиратство и грабежи, которые совершаются в этих краях: едва ли найдется хоть одно судно, входящее в наши порты или выходящее из них, которое еще не грабили»[204][CSPC, volume 1717–18, June 21, 1718.]. Губернатор и совет Южной Каролины подтвердили его слова и попросили «направить военный корабль для помощи и защиты, без которых наша торговля неизбежно потерпит крах»[205][CSPC, volume 1717–18, no. 787.]. Другой общей чертой пиратских нападений было то, что бо́льшая часть украденного представляла собой корабельные снасти и так называемые хозяйственные принадлежности. В вымышленных историях о пиратах об этом не упоминается. Единственной целью Джона Сильвера и его приспешников были сокровища. Настоящих пиратов, разумеется, тоже интересовали сокровища, ради которых и совершалось большинство пиратских набегов, но пиратам также были нужны еда и питье, а их кораблям – канаты и паруса. В отличие от торговых судов, на которые они охотились, они не могли зайти в гавань и на верфи отремонтировать судно; не было у них и свободного доступа к шипчандлерам[206][Шипчандлер – торговец, поставляющий на суда, находящиеся в порту, продовольствие и товары повседневного спроса для экипажа и снаряжения для судна. – Прим. пер.] и парусным мастерам. Судно приходилось ремонтировать прямо в море, в уединенной бухте или устье реки вдали от цивилизации, и потому они безжалостно лишали захваченные корабли необходимого оборудования. В августе 1717 г. на шняву «Ресторейшн» было совершено нападение, и пираты забрали с борта все товары и провизию, а также «паруса, крепежи для трюмной помпы, лаглини, иглы, бечевку, котел и сковороду»[207][The Boston News Letter, August 12 to 19, 1717.]. Со шлюпа «Контент», захваченного возле Барбадоса в октябре 1723 г., украли «четырнадцать коробок свечей и две коробки мыла, а также бом-кливер, бом-утлегарь, кливер-фалы, грота-гардели, якорь вместе с канатом и некоторые плотницкие инструменты»[208][The Deposition of George Barrow, Master of the Sloop Content, CO.28/18, f 22, PRO.]. Два нападения, описанные в начале этой главы, отличаются по одному важному критерию: численности команд, пушек и кораблей. На «Самуэль» пираты напали на двух тяжеловооруженных кораблях, на которых в общей сложности было двести человек, тогда как галера «Принсиз» была захвачена силами одного корабля с командой от 30 до 40 человек. Проанализировав 76 нападений, произошедших в период между 1715 и 1720 гг. в американских и вест-индских водах, можно заметить, что в пятидесяти трех случаях у пиратов был один корабль; в девятнадцати – два корабля; и в четырех – три или больше[209][Эти цифры получены при анализе подробных сведений о пиратских нападениях в: Calendar of State Papers, Colonial, America and West Indies; Johnson; статей в газетах: «The Boston Gazette», «The Boston News Letter», «The Maryland Gazette», «The New York Gazette»; а также свидетельских показаниях и других документах Государственного архива.]. Иными словами, для подавляющего большинства нападений (72 %) достаточно было всего одного пиратского корабля, чтобы убедить капитана торгового судна сдаться. Неудивительно, что пиратские капитаны, имевшие один корабль, редко захватывали хоть сколь-нибудь крупное торговое судно. В 1719 г. Эдвард Инглэнд на корабле «Ройал Джеймс» совершил набег на западное побережье Африки и ограбил больше дюжины судов, самым большим из которых был бристольский «Бентворт» с двенадцатью пушками и командой из тридцати моряков. Большинство захваченных были небольшими четыре- и шестипушечными торговыми судами с командами от четырнадцати до восемнадцати человек. Джон Рэкхем (Калико Джек) какое-то время был грозой мореплавателей Вест-Индии, но его мишенями всегда становились относительно маленькие суда. Например, в 1720 г. он вошел в Провиденс-Роудс и напал на 12-тонный шлюп, вооруженный четырьмя лафетными и двумя кулевринами. Через год он грабил суда у берегов Ямайки, среди которых было три торговых шлюпа, шхуна и семь рыбацких лодок (открытые каноэ по типу тех, которыми сейчас пользуются рыбаки на Ямайке)[210][The Boston Gazette, October 10 to 17, 1720; and CO. 137/14, PRO.]. Несмотря на то что чаще всего жертвами нападений одиночных пиратских кораблей становились небольшие суда, было одно заметное исключение. В марте 1717 г. команда Сэма Беллами, орудовавшая в Наветренном проливе между Кубой и Эспаньолой (Гаити) на шлюпе «Султана» с четырнадцатью пушками, заприметила большое торговое судно. Это было невольничье судно «Уида», которое возвращалось в Лондон из экспедиции сначала в Африку за рабами и слоновой костью, а затем на Ямайку, через Атлантический океан[211][Более подробно об этом нападении см.: The Trials of Eight Persons Indited for Piracy … on the 18th October 1717 (суд над выжившими из команды Беллами), CO. 5/867, part I, f 10, PRO.]. Беллами преследовал судно три дня и наконец догнал у острова Лонг-Айленд на Багамах. С «Уиды» послышались выстрелы из двух погонных пушек, но больше сопротивления не последовало, и вскоре пираты ее захватили. Беллами и его люди получили один из самых богатых «призов» в истории пиратства: корабль был нагружен слоновой костью, красителем индиго, сахаром, иезуитской корой (корой хинного дерева, из которой получали хинин), а также золото и серебро, которые позже оценили в 20–30 тысяч фунтов стерлингов. Беллами, недолго думая, стал командиром «Уиды». Вместе с дополнительными орудиями, перенесенными с «Сультаны», «Уида» стала 28-пушечным кораблем, который мог бы захватить любое торговое судно в Карибском море.