Жестокость некоторых наказаний, которые члены экипажа были вынуждены терпеть, поражает. Джону Кресси приказали засунуть средний палец в расщелину в деревянном бруске. Капитан Томас Браун забивал в эту расщелину клинья с таким остервенением, что палец раздробило, и рука моряка распухла. Следующие полчаса Кресси пришлось таскать за собой брусок весом почти пятьдесят фунтов[252][Rediker, р. 219.]. За кражу курицы Энтони Комерфорда привязали к ванатам и приговорили к двум ударам плетью от каждого члена команды. Перед смертью Комерфорд простил всю команду корабля, кроме капитана и его помощника[253][Ibid, р. 220.]. Эдварда Хамлина били хлыстом, заковали в кандалы и оставили под ветром, дождем и солнцем на восемь дней и ночей на палубе в гавани Кадиса[254][Ibid, р. 225.]. Неизвестно, сколько моряков торговых судов было убито или смертельно ранено в море, но, несомненно, некоторые из них часто становились пиратами из-за зверских издевательств деспотичных капитанов. Перед казнью в 1724 г. пират Джон Арчер заявил: «Мне бы хотелось, чтобы капитаны кораблей не относились к своим людям так жестоко, как многие из них, из-за чего многие из нас и встали на греховный путь»[255][Dow and Edmonds, p. 325.]. Во время судебного процесса над командой Бартоломью Робертса в 1722 г. Джон Филпс обвинил одного из офицеров на своем бывшем корабле в том, что он морил людей голодом: «Такие собаки, как он, и вынуждают людей становиться пиратами»[256][HCA.1/99.3, PRO.]. Простому моряку Королевского флота жилось намного проще, чем моряку на торговом судне. Из-за того, что команды там были гораздо многочисленнее, было больше людей, чтобы выполнять тяжелую работу, а капитан с садистскими наклонностями, скорее всего, попал бы под трибунал. Самым большим наказанием для моряков, которое капитан мог назначить по собственной воле, – это двенадцать ударов плетью. Несмотря на это, жизнь в морском флоте могла быть тяжелой и опасной, и за серьезные проступки карали со всей жестокостью. Только один из военных трибуналов в 1758 г. приговорил дезертира к 200 ударам плетью, бунтовщика – к 300, а вора – к 500[257][Rodger, p. 227.]. Содомия часто каралась смертной казнью, а в одном случае за это было назначено наказание в тысячу ударов плетью[258][Ibid, р. 227.]. Во многих аспектах жизнь в XVII–XVIII вв. была такой же суровой и жестокой, как и в Средние века, а некоторые наказания, применяемые властями в Англии и колониях, были не менее варварскими, чем пытки, придуманные пиратами и буканьерами. Обычной практикой было отправлять мужчин и женщин, которые отказывались признавать себя виновными, в Пресс-Ярд Ньюгейтской тюрьмы или в Маршалси. Там их клали на спину, растягивая по рукам и ногам, и клали на грудь гири. Постепенно их клали все больше, пока заключенный не признавал свою вину. Если он отказывался это делать, его постепенно раздавливали насмерть. Весь процесс мог занимать несколько дней, и жизнь заключенного поддерживали, давая ему немного хлеба из муки грубого помола и воды. К женщинам относились так же. Когда в 1721 г. Мэри Эндрюс отказалась признавать свою вину, «но по древнему закону перед казнью она должна была признаться, поэтому общинный палач перетянул ей большие пальцы рук прочной бечевкой. После этого она во всем созналась»[259][Новости из Лондона, касающиеся суда в Олд-Бейли, The Boston Gazette, 14–21 августа, 1721.]. Однако женщина была оправдана из-за отсутствия доказательств. Иначе поступили с Кэтрин Хейз, которую приговорили к смертной казни за убийство одного из ее сыновей и кровосмесительную связь с другим сыном. Ее приказали сжечь в Тайберне. В тот же день казнили еще девять человек: троих за содомию, одного за убийство, двоих за ограбление, одного за тяжкое преступление и двоих – за разбой. Обычно на казни в Тайберне собиралась толпа из двух-трех тысяч зрителей, но в этот раз на специально возведенных трибунах собралось так много народу, что помост сломался, пять или шесть человек были раздавлены, а многие другие поломали руки и ноги. Кэтрин Хейз привезли в Тайберн на телеге, и «чтобы как следует напугать свидетелей наказания за такое ужасное преступление», ее приказли сжечь заживо, предварительно не повесив, как это было принято. На страницах The London Journal есть шокирующее описание ее последних мгновений: «Ее приковали к столбу железным ошейником и обмотали цепью вокруг тела, также вокруг ее шеи овивалась веревка, за которую палач тянул, когда она начинала кричать. Примерно через час женщина превратилась в пепел»[260][The London Journal, May 14, 1726.]. Из многих злодеяний, приписываемых пиратам, есть одно, имеющее под собой надежные доказательства, – это высадка жертв на необитаемый остров. Подобное было особенно распространено среди пиратов Вест-Индии. В 1718 г. десять разбойников предстали перед судом в Нассау по обвинению в том, что они, объединившись на острове Грин-Кей, ограбили множество судов «и силой высадили на берег упомянутого необитаемого острова некоего Джеймса Керра, торговца, и с ним еще несколько человек»[261][CO.23/1, no. 18, ff 75–82, PRO.]. В 1724 г. на Роджера Стивенса из Бристоля по пути на Ямайку напали пираты. Они сожгли его судно и высадили капитана и боцмана на берег острова Роатан[262][CO.23/13, f 221, PRO.]. Пираты высаживали на необитаемый остров и друг друга в качестве наказания за определенные проступки, например, дезертирство с корабля или с места в строю во время боя, а также воровство у других пиратов. В пиратском кодексе, цитируемом капитаном Джонсоном во «Всеобщей истории пиратов» (см. главу 5), во второй из одиннадцати статей говорится, что, если кто-либо из пиратов украдет у команды деньги, драгоценности или монеты, они будут наказаны высадкой на необитаемом острове. Однажды Черная Борода высадил на берег нескольких человек из своей команды, чтобы просто от них избавиться. После успешного нападения на Чарлстон и Южную Каролину он решил расформировать свой флот и забрать все награбленное себе, для чего посадил два своих корабля на мель, а сам спасся на шлюпе, который использовался как тендер для его военного корабля «Куин Эннс Ривендж». Затем он высадил 17 человек из своей команды «на небольшом песчаном острове, примерно в лиге от материка, где было не найти ни птицы, ни зверя, ни травинки, чтобы прокормиться»[263][Johnson, p. 75.]. В показаниях Роберта Дэнджерфилда, которые были даны им в Каролине в 1684 г., есть свидетельство о том, что в случае разногласий каперы высаживали людей на необитаемом острове. Дэнджерфилд присоединился к команде барка под командованием Джереми Ренделла, который отправился из Ямайки в каперское плавание. Они направились в Гондурасский залив, где между членами команды возник спор. Ренделл и трое матросов были за то, чтобы отправиться в залив Кампече, но остальные, во главе с Джоном Грэхамом, судовым врачом, были полны решимости пересечь Атлантику и добраться до побережья Гвинеи. Сработал принцип большинства, и несчастного Ренделла вместе со сторонниками высадили «на острове, дав с собой сеть для ловли черепах, каноэ и оружие, чтобы они могли выжить, поскольку упомянутый остров был необитаем и находился в десяти лигах от материка и других обитаемых мест»[264][CO.1/57, f 381, PRO.]. Несмотря на то что высадка человека на необитаемом острове могла привести – и чаще всего приводила – к медленной смерти от голода и воздействия погодных условий, это стало восприниматься как что-то романтичное и далекое от того, что в действительности испытывали люди, оказавшиеся в подобной ситуации. Одной из причин этого, без сомнения, представляется ассоциация с островами, поскольку они всегда поражают воображение людей. У большинства из нас есть воспоминания об островах, которые мы посещали, но есть также острова, овеянные легендой и романтикой: остров Крит – родина Минотавра; другие греческие острова, где Одиссей повстречал сирен, циклопов и волшебницу Цирцею; остров, который «полон звуков – и шелеста, и шепота, и пенья», созданный Шекспиром в «Буре»; остров лилипутов, на берег которого выбросило Гулливера; остров Сокровищ и остров Нетландия, куда Питер Пэн взял Венди, Джона и Майкла. В частности, при упоминании необитаемых островов у людей складывается определенная картина. И, как ни странно, обычно люди представляют совсем не остров, на котором нет ничего, кроме песка пустыни. Для большинства из нас необитаемый остров – это тропический рай с укромными бухтами и лесистыми холмами; там нет людей, но есть пальмы, дикие ягоды, попугаи и козы. Остаться на таком острове было бы, конечно, одиноко, но если проявить некоторую изобретательность, то выжить вполне возможно. Это широко распространенное видение почти полностью связано с книгой, которую впервые опубликовали в 1719 г., когда ее автору было 60 лет. Полная надпись на титульном листе первого издания гласит: Жизнь, необыкновенные и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка, прожившего двадцать восемь лет в полном одиночестве на необитаемом острове у берегов Америки близ устьев реки Ориноко, куда он был выброшен кораблекрушением, во время которого весь экипаж корабля, кроме него, погиб; с изложением его неожиданного освобождения пиратами. Написано им самим. Самое знаменитое произведение Даниеля Дефо повествует не о пиратах, а о физических и психологических испытаниях, с которыми столкнулся молодой человек, который оказался в открытом море и после многих приключений оказался на берегу необитаемого острова. Это сложная работа, в которой рассматриваются моральные и духовные дилеммы, а также более насущные вопросы, такие как поиск пищи и создание убежища. Многие считают эту книгу первым английским романом, и она стала предметом тщательного изучения со стороны исследователей, но на самом простом уровне это увлекательный рассказ о выживании, написанный так искренне и с таким вниманием к деталям, что становится несложно поставить себя на место главного героя, а потому нам трудно поверить, что эта история – вымышленная. «Робинзон Крузо» впервые был опубликован тиражом в тысячу экземпляров и сразу же обрел успех. Второе издание в тысячу экземпляров вышло через две недели после первого, и за ним почти сразу последовало еще два издания. В том же году книгу перевели на французский, немецкий, голландский. Несмотря на колкости некоторых завистливых критиков, книга обрела популярность не только в литературных кругах, но и среди простых мужчин и женщин[265][См.: Backschreider, p. 412–436.]. Она получила высокие оценки Сэмюэля Джонсона и Александра Поупа и оказала определяющее влияние на «Путешествия Гулливера» и веком позже на «Сказание о старом мореходе» Колриджа. В 1806 г. один священнослужитель писал: «Я не знал ни одного здравомыслящего человека, кому бы не понравилась эта книга. Руссо, а за ним и вся Франция аплодировали автору»[266][The Rev. Mark Noble, цит. по: Moore, p. 223.]. i_004.jpg Остров Хуан-Фернандес в Тихом океане, примерно в 560 км к западу от побережья Южной Америки. Как раз здесь между 1704 и 1709 гг. высадили Александра Селькирка, ставшего прототипом Робинзона Крузо. Эта карта из атласа Южных морей Уильяма Хака 1684 г. была составлена по информации, предоставленной буканьером Бэзилом Рингроузом. Хотя пиратство и не занимает видного места в истории Робинзона Крузо, в ней существует ряд других связей. Самого Дефо пираты очень интересовали. Однажды он повстречал алжирских налетчиков в своем плавании из Хариджа в Голландию и написал о пиратах несколько произведений, в частности: «Жизнь и пиратские приключения славного капитана Синглтона» – книгу, которая была опубликована в 1720 г. Это была вымышленная история, но вдохновленная карьерой капитана Эвери, который фигурирует в сюжете и также предстает главным героем книги «Король пиратов», знаменитой биографии, которую многие ученые считают работой Дефо. Также «Робинзона Крузо» связывает с пиратством история Александра Селькирка, шотландского моряка, что провел четыре года на одном из островов Хуан-Фернандес неподалеку от Чили. Нет никаких сомнений, что Александр Селькирк стал прототипом для Робинзона Крузо, но точно неизвестно, в какой степени история шотландского моряка повлияла на Дефо. Известно, что писатель никогда не встречался с Селькирком, но важен тот факт, что второе издание рассказа капитана Вудса Роджерса о спасении потерпевшего кораблекрушение моряка появилось в 1718 г., за год до публикации «Робинзона Крузо». Селькирк плавал с буканьером Уильямом Дампиром в каперской экспедиции в Южные моря. Два корабля – «Сэйнт Джордж» и «Санк Пор» – отправились из Англии в сентябре 1703 г., к февралю следующего года они обогнули мыс Горн и находились у побережья Чили. После нескольких неудачных операций эти корабли отсоединились от остальной флотилии. «Санк Пор» под командованием капитана Стредлинга и с Селькирком в качестве штурмана направился на острова Хуан-Фернандес для килевания и ремонта. Они бросили якорь у Мас-а-Тьерра, самого большого из островов, где многие годы иногда останавливались буканьеры и пираты, а также несколько раз случайно, а иногда и намеренно высаживали людей. Капитан Стредлинг не пользовался любовью команды: он поссорился с Селькирком. Когда он отдал приказ поднять паруса, Селькирк воспротивился, сказав, что корабль пока непригоден для плавания, и нужно остаться на острове. Стредлинг подловил его на этих словах и уплыл с острова без Селькирка. Это случилось в начале октября 1704 г. Мужчина пробыл в одиночестве на острове до 2 февраля 1709 г., когда каперская экспедиция под командованием Вудса Роджерса бросила якорь в бухте острова. Моряки, которые отправились на берег на пинасе, столкнулись «с человеком, одетым в козьи шкуры и выглядевшим более дико, чем прошлые владельцы этих шкур»[267][Rogers, p. 94.]. Уильям Дампир, лоцман корабля, узнал Селькирка и порекомендовал его как отличного мореплавателя. Вудс Роджерс согласился назначить потерпевшего кораблекрушение помощником капитана своего корабля «Дюк». Они подняли паруса и после того, как разграбили несколько кораблей, 12 февраля направились домой. Уже 14 октября 1711 г. Селькирк наконец оказался в Лондоне спустя восемь лет отсутствия в Англии. История уединенного существования Селькирка на островах Хуан-Фернандес была рассказана в книге Вудса Роджерса «Морское путешествие вокруг света», которая вышла в 1712 г. Все были в восторге от описания острова и борьбы Селькирка с меланхолией и страхом перед одиночеством в этом безлюдном месте. В частности, они восхищались его изобретательностью. Когда пират остался на острове, «у него с собой была одежда и постельные принадлежности, а также огниво, немного пороха, пули, табак, топорик, нож, котелок, Библия, несколько практических пособий, а также его вычислительные инструменты и книги по навигации»[268][Rogers, p. 92.]. Его матросская одежда развалилась на куски, и он сшил себе шляпу и одежду из козьих шкур, используя гвоздь в качестве иглы. Крысы грызли его ноги по ночам, поэтому он приручил диких кошек, живущих на острове: они стали ему хорошей компанией и решили проблему с грызунами. Селькирк построил из ветвей две хижины и покрыл их высокой травой. Он разжег огонь, потерев друг о друга палочки из дерева ямайского перца на своем колене. Кроме практических деталей, эта история была также и нравоучительной, поскольку Селькирк преодолевал свои страхи и скуку чтением, молитвой и распеванием псалмов, «так что, по его словам, в этом уединении он стал лучшим христианином, чем был когда-либо прежде»[269][Ibidem.]. 8 Пиратские острова и другие прибежища В конце лета 1692 г. в Англию начали доходить вести о катастрофе на Ямайке. Сообщалось, что город Порт-Ройал пострадал от землетрясения такой силы, что целые дома поглотила земля, и большая часть города погрузилась под воду. Говорилось, что две трети жителей утонули или были погребены под бревнами и каменной кладкой, и что на затопленном церковном кладбище вода вымыла давно похороненных мертвецов, тела которых то и дело проплывали мимо гавани. Сообщалось о моряках, которые на лодках грабили дома и снимали кольца и другие ценности с проплывающих погибших. Местный министр доложил, что «шайка бессовестных негодяев, которых называют каперами, принялась взламывать склады и пустые дома, грабить и обыскивать местных, несмотря на то что земля под их ногами дрожала, а некоторые дома разрушались и падали прямо на них; но этим наглым развратникам все нипочем, они пьянствуют, как и всегда»[270][Dr. Emmanuel Heath, A Full Account of the Late Dreadful Earthquake at Port Royal … by the Minister of That Place (London, 1692).]. Большинство людей считало, что катастрофа была Божьим наказанием погрязшему во грехе городу, пристанищу пиратов и проституток и самому порочному порту в христианском мире. Когда письма и свидетельства очевидцев дошли до Англии, стало ясно, что слухи не лгут. Страшное землетрясение накрыло Ямайку между 11 и 12 часами пополудни 7 июня 1692 г. и разрушило весь Порт-Ройал. Последовали еще два небольших сотрясения, и по немощеным улицам пошли песчаные волны. Кирпичные и каменные здания, включая церковь, обрушились, а набережная неподалеку от гавани и две улицы со всеми домами и магазинами ушли под воду. После землетрясения по городу прокатилась приливная волна. «Видно было только мертвых и умирающих, а слышно – лишь вопли и плач»[271][Письмо Эдмунда Эдлина из Ямайки, 20 июня 1692, цит. по: H. J. Cadbury, “Quakers and the Earthquake at Port Royal, 1692,” Jamaica Historical Review.]. В тот день погибло больше двух тысяч людей, и еще две тысячи умерло позже от полученных ран или болезней и лихорадки. В живых осталось так мало людей, что еще очень долгое время мертвые тела носило течением – они лежали непогребенными на скалах и пляжах, куда их выбрасывали волны. Джон Пайк, столяр, писал своему брату, что его дом оказался на морском дне. «Я потерял жену, сына, подмастерье, белую служанку, шесть рабов и все, что у меня когда-то было. Мою землю, на которой я собирался поставить пять домов, и где осталось бы место еще для десяти, полностью затопило, теперь над ней как по морю может проплыть немаленький шлюп»[272][Letter from John Pike, Spanish Town, Jamaica, June 19, 1692, ibid. Письмо Джона Пайка из Спэниш-Тауна, Ямайку, 19 июня 1692, там же.]. Город, который так сильно разрушило землетрясение, когда-то был самым богатым и оживленным портом в Северной и Южной Америке. Англичане, в 1665 г. отвоевавшие Ямайку у испанцев, построили форт в конце узкой полоски земли, изгибающейся в голубых водах Карибского моря на южном берегу острова. Намывная коса образовывала большую естественную гавань, и форт располагался очень удачно для того, чтобы защищать ее от нападения. За четыре года вокруг форта построили двести жилых домов, а также мастерские и склады. Порт-Ройал («королевский порт»), как его назвали после Реставрации Карла II, стал процветающим центром торговли между Англией и американскими колониям. Он также превратился в один из крупнейших невольничьих портов в Вест-Индии, и в период между 1671 и 1679 гг. с невольничьих судов сюда высадили почти 12 тысяч чернокожих африканцев. К 1680 г. в городе проживало 2850 белых и чернокожих людей[273][Pawson and Buisseret, p. 98.]. Среди них были плотники, ювелиры, оловянщики, парусные мастера, кораблестроители и моряки. А больше всего здесь было торговцев, которые жили «в роскоши, непринужденности и достатке, богато одевались, их окружали и им прислуживали черные рабы»[274][Джон Тайлер 1687, цит. по: Pawson and Buisseret, p. 109.]. Большая часть города сильно походила на Бристоль, Бостон или любой другой оживленный английский или американский город того времени. Дома из кирпича и бруса теснились друг к другу вдоль дорог и переулков со знакомыми английскими названиями: Темз-стрит, Лайм-стрит, Куин-стрит, аллея Смитс и Фишерс-роу. Здесь была англиканская церковь, католическая часовня, квакерская молельня и две тюрьмы. Также здесь находились огромное количество таверн и борделей и «шайка дешевых потаскух и обычных проституток»[275][Pawson and Buisseret, р. 119.]. Самый большой публичный дом держал Джон Старо, в его борделе работала двадцать одна белая и две чернокожих женщины. Самой известной проституткой Порт-Ройала была Мэри Карлион. Она родилась около 1634 г. в Кентебери и была малолетней преступницей, пока не попала на лондонскую сцену, где сыграла роль в пьесе «Немецкая принцесса», написанной специально для нее. В 1671 г. ее арестовали за кражу и двоемужество и пожизненно сослали на Ямайку. Она устроилась работать проституткой в Порт-Ройале, где два года вела скандальную жизнь. Про нее говорили, что «сходить к ней – все равно что к парикмахеру: не успевал уйти один, как уже входил другой. Коварная, хитрая, изощренная и упрямая, когда ей нужно добиться своих целей»[276][Clinton Black «Port Royal: A History and Guide» (Jamaica, 1970; cited 1988 revised edition), p. 17.]. Отличие Порт-Ройала от Бристоля или Лондона заключалось в климате, а также количестве буканьеров и пиратов, которые были завсегдатаями пивных и таверн. Тропический климат, такой приятный на склонах Блу-Маунтинс у Кингстона, в безветренные дни мог быть невыносимым, а периодические штормы и ураганы наносили большой ущерб домам и кораблям. Но дурную репутацию и столько богатства городу принесли именно буканьеры. Губернаторы острова охотно соглашались с тем, что пираты используют Порт-Ройал как базу, в надежде, что присутствие в гавани тяжеловооруженных кораблей отпугнет испанцев и французов от попыток захватить остров. Эта политика оказалась на удивление эффективной. На Ямайку не совершалось серьезных попыток нападения, а торговцы и лавочники Порт-Ройала богатели на добытом пиратами в нападениях на испанские корабли и города. Пиратов также устраивало и расположение острова. Ямайка была идеальной базой, с которой можно совершать нападения на испанские поселения в Центральной Америке или на корабли, курсирующие мимо островов Вест-Индии. В Порт-Ройяле была отличная гавань, где они могли пришвартовать корабли, а также средства для килевания и ремонта. В 1660-х гг. для пиратов было раздолье. В этот период сам Генри Морган базировался в Порт-Ройале – отсюда он совершал нападения на Портобело, Маракайбо и Панаму. Один только его поход на Портобело принес несметные сокровища, большая часть которых была растрачена в тавернах и борделях города. Буканьеры славились своей расточительностью, о чем в красках написал Чарльз Лесли в книге по истории Ямайки, которую он опубликовал в 1740 г.: Вино и женщины истощали их кошельки до такой степени, что некоторые из них становились нищими. Известно, что они тратили по две-три тысячи пиастров за ночь, а один из них заплатил блуднице пять сотен, чтобы увидеть ее обнаженной. У них была привычка покупать целый бочонок вина, ставить его на улице и заставлять каждого прохожего выпить с ними. i_005.png Ямайка и Порт-Ройал в конце XVIII века Разгульной жизни пришел конец, когда в 1671 г. Моргана и губернатора Томаса Модифорда отозвали в Англию после разграбления Панамы, и английское правительство больше не могло поддерживать пиратские нападения на испанцев. Двадцать лет спустя, после землетрясения, многие из выживших перебрались через гавань в город Кингстон и перенесли туда свое дело. Участок суши, ведущий к Порт-Ройялу, ушел под воду, и следующие семьдесят лет то, что осталось от города, стало островом. Однако паромы из Кингстона продолжали курсировать вдоль гавани, а корабли бросали якорь с подветренной стороны. Королевский флот использовал город в качестве базы, и постепенно Порт-Ройял восстановился, хотя никогда так и не вернулся к прежнему виду. Пиратам здесь больше не были рады, и губернатор Гамильтон даже выдал каперам приказы «ловить, захватывать и арестовывать все пиратские корабли и суда вместе с капитаном, офицерами и командой»[277][Commission and Instructions for Captain Jonathan Barnet, issued by Lord Hamilton, Governor of Jamaica, November 24, 1715. CO.137/12, no. 78 (i), f 231. PRO.]. Порт-Ройял стал печально известен не как пиратское пристанище, а как место, где пиратов вешали. Чарльз Вейн, чьи люди жестоко пытали команды двух шлюпов неподалеку от Багамских островов в 1718 г. и нападали на суда в Карибском море, потерпел кораблекрушение на небольшом острове в Гондурасском заливе. В конечном итоге его спас корабль, направлявшийся на Ямайку, но один бывший буканьер его узнал, и пирата передали властям. Двадцать второго марта 1720 г. Вейн предстал перед вице-адмиралтейским судом в Спаниш-Тауне. Его признали виновным в пиратстве и повесили на Гэллоуз-Пойнт, пустынной полоске суши, примыкающей к Порт-Ройялу, где в ноябре того же года повесили Калико Джека. В Гэллоуз-Поинт случались и другие казни. В мае 1722 г. здесь повесили 41 человека из команды 58 пиратов. Джон Элес, плотник из Порт-Ройяла, отправил совету счет на 25 фунтов стерлингов за постройку пяти виселиц для казни пиратов с сентября 1724 г. по май 1725 г.[278][Black (op. cit.), p. 48.] Порт-Ройял оставался местом для казней и спустя век. Капитан корабля «Глостер» Ботелер стал свидетелем того, как в 1823 г. были повешены двадцать испанских пиратов: Рано утром лодки «Глостера», заполненные солдатами и полковыми музыкантами, подошли к Кингстону, возвращаясь с процессией, буксирующей баркас с капитаном и девятью пиратами; музыканты исполняли «Похоронный марш Саула», «Адесте фиделес» и так далее. На следующее утро других десятерых из них тоже казнили – ужасное зрелище. Ни один человек не смог бы пойти на смерть, показывая меньше страха. Капитан, прежде чем подняться по лестнице, воззвал к своим людям, напомнив им, что их видят иностранцы, и надо умереть как испанцы[279][Pawson and Buisseret, p. 142.]. Мадагаскар, расположенный в Индийском океане, был еще одним островом, который приобрел легендарный статус пиратского пристанища. Моряки, возвращавшиеся с востока, рассказывали о тропическом королевстве под названием Либерталия, где пираты придумали свои собственные законы и жили как короли в невообразимой роскоши. «Они женились на самых красивых негритянских женщинах, но не одной или двух, а на стольких, скольких им заблагорассудится, так что у каждого из них было по большому гарему как у Великого господина в Константинополе; они наняли рабов для выращивания риса, рыбной ловли, охоты и прочего. Кроме того, там жило множество людей, фактически находящихся под их защитой»[280][Johnson.]. Как и со многими легендами о пиратах, некоторые из этих рассказов были правдивыми, но реальность была отнюдь не такой идиллической, как ее описывают. Огромный остров Мадагаскар, который по величине больше Калифорнии и в два раза больше Великобритании, был отмечен на карте португальскими путешественниками в 1506 г. Корабли, следовавшие в Индию и из нее, иногда бросали якорь в бухтах острова, и за XVII в. Мадагаскар превратился в базу для каперов и буканьеров, которые останавливались в естественной гавани острова Сент-Мари (Ile Sainte Marie) на северо-восточном побережье. В 1691 г. Адам Болдридж, бывший буканьер, прибыл на остров и основал торговый пост. Шесть лет его дело процветало – он снабжал пиратов и каперов едой и питьем взамен на награбленное золото, серебро, шелка и рабов, которые отправлялись торговцам из Нью-Йорка. Когда капитан Кидд в апреле 1698 г. приехал на остров Сент-Мари, Эдвард Уэлш занял место Болдриджа в качестве постоянного торговца[281][Отличное описание пиратских поселений на Мадагаскаре см.: Ritchie, p. 80–86, 112–116.]. Около 1696 г. Абрахам Сэмюэл основал на южном побережье Мадагаскара еще одну пиратскую колонию в Форт-Дофине. Сэмюэл был квартирмейстером пиратского корабля и приплыл на одном из захваченных судов на Сент-Мари. На него напали туземцы, и он бежал в заброшенное французское поселение в Форт-Дофине. Здесь туземцы ему обрадовались: они назначили его наследником на престол в своем королевстве. Назвав себя королем Сэмюэлом, он занялся торговлей, обзавелся вооруженной охраной и гаремом из жен. Другим маленьким королевством правил Джеймс Плантейн, который называл себя королем Рентер Бей, а находилось его королевство в нескольких милях к северу от острова Сент-Мари. Как и Самюэль, Плантейн жил «со многими женами, которые безоговорочно ему подчинялись… Они носили самые дорогие шелковые одежды, а у некоторых из них были бриллиантовые ожерелья»[282][Mitchell, p. 192.]. Именно с Мадагаскара в 1695 г. Генри Эвери с флотом из шести кораблей отплыл и захватил корабль с сокровищами Великого Могола «Ганг-и-Савай». И именно на Мадагаскар отправился Томас Тью из Род-Айленда, наладив прибыльную торговлю между пиратами и торговцами из Нью-Йорка и Бостона. Человек, в 1700 г. посетивший остров, сообщил, что видел там 17 пиратских кораблей, и подсчитал, что на острове жило 1500 человек. Однако, как Флетчер Кристиан и мятежники с королевского корабля «Баунти» обнаружили, что жизнь на острове Питкэрн с таитянскими женщинами превратилась в жестокую борьбу за выживание, так и пиратские королевства на Мадагаскаре распались. Существовали внутренние конфликты и распри с туземцами, тяжелый урон наносили и тропические болезни. Когда капитан Вудс Роджерс в 1711 г. прибыл в Кейптаун, он поговорил с англичанином и ирландцем, которые провели несколько лет с мадагаскарскими пиратами. «Они сказали мне, что этих жалких людей, наделавших столько шуму в мире, сейчас осталось около 60–70 человек, большинство из них очень бедны, и их презирают даже туземцы, среди которых они нашли себе жен»[283][Rogers, p. 307.]. Другая часть света, которую часто посещали буканьеры и пираты, находилась вдоль берегов Центральной Америки – в Кампече и Гондурасском заливе – здесь находились поселения лесорубов, добывавших кампешевое дерево. Многие пираты находили у этих людей временное убежище, а сами лесорубы часто присоединялись к командам каперов и пиратов, которые периодически вели в этом регионе войну с испанскими поселенцами. Капитан Натаниель Уринг провел около четырех-пяти месяцев вместе с лесорубами кампешевого дерева, которые жили и работали на берегах реки Белиз в Гондурасском заливе. Этот опыт ему не понравился. Он описал лесорубов как «грубую, пьяную команду, некоторые из которой были пиратами, а большинство – моряками; их главное развлечение – пьянство»[284][Uring, p. 241.]. Они пили ромовый пунш, вино, эль или сидр бочонками – до потери сознания, – а потом, приходя в себя, снова принимались пить. Иногда они проводили так целую неделю, почти не двигаясь с места. Так же себя вели лесорубы залива Кампече, не считая того факта, что они были более буйными и шумными. По словам Дампира, они дожидались, пока с Ямайки придут корабли за кампешевым деревом, а затем поднимались на борт кораблей и тратили по 30–40 фунтов стерлингов на кутежи и попойки. Эти попойки могли длиться три-четыре дня и перемежались выстрелами из корабельных пушек – необходимым сопровождением каждого тоста за чье-то здоровье[285][Dampier, volume II, p. 156.]. i_006.png Индийский океан, около 1700 г. Репутация рубщиков кампешевого дерева мало чем отличалась от репутации людей, изначально звавшихся буканьерами, которые охотились на крупный рогатый скот на острове Эспаньола: суровые люди, тяжелым трудом выживающие в примитивных условиях, свободные от ограничений цивилизованного общества. Были и другие сходства. Точно так же, как испанцы изгнали охотников с Эспаньолы и нажили себе врагов в лице банды пиратов-мародеров, стремящихся отомстить, так и лесорубы занимались пиратством вынужденно. В 1720 г. в письме Совету по торговле и плантациям Джереми Даммер сообщал, что после подписания Утрехского мирного договора испанцы захватили корабли, участвовавшие в торговле кампешевой древесиной в заливе Кампече и Гондураса, и нарушили торговлю, поэтому «моряки, которых было задействовано три тысячи, занялись пиратством и наводнили все наши моря»[286][Джереми Даммер был посредником в Массачусетс-Бей: CSPC, volume 1719–20, no. 578.]. Но ситуация была несколько сложнее. Как отметил капитан Уринг, многие дровосеки были бывшими пиратами, и, очевидно, что некоторые из них в свободное от рубки деревьев время грабили проходящие мимо торговые суда или нападали на индейские деревни вдоль побережья. Кроме того, маловероятно, что в торговле кампешевым деревом было задействовано больше тысячи человек. В 1676 г. Дампир проработал с лесорубами около года, и он подсчитал, что в окрестностях Лагуны-де-Терминос, главного центра торговли, работало 260–270 человек[287][Dampier, volume II, p. 155.]. Нет ничего удивительного в том, что лесорубы пьянствовали и промышляли пиратством, поскольку жизнь в заливе Кампече была малоприятной. Большую часть территории занимали мангровые болота, озера и лагуны, кишащие комарами. В водах было полно аллигаторов. Здесь водились неприятные паразиты, такие как гвинейские черви, заползающие под кожу ступней и лодыжек, и повсюду роились кусающие и жалящие насекомые. Люди строили себе примитивные хижины на берегах ручьев, где росли кампешевые деревья. Они спали на деревянных каркасах высотой по три фута, поскольку в дождливые сезоны все затапливало. Утром они спускались с постелей в воду высотой в два фута и весь день занимались перетаскиванием бревен в каноэ и перевозкой их в места, откуда корабли могли бы забрать груз. В засушливые сезоны они рубили деревья. Это был тяжелый труд – деревья достигали пяти-шести футов толщиной, и иногда их приходилось валить, взрывая порохом. Затем ствол разрубали на бревна и снимали кору, чтобы открыть красновато-коричневую сердцевину. Из нее получали ценный красный краситель, который использовали для окрашивания тканей. Древесину кампешевого дерева (Haematoxylum campechianum) применяли и в медицинских целях. Дампир подсчитал, что торговля кампешевым деревом была для Англии одной из самых прибыточных, хотя эта прибыль не сравнима с прибылью от работорговли или торговли табаком. Согласно правительственному отчету, за четыре года, с 1713 по 1716 г., в Англию было экспортировано 4965 тонн кампешевой древесины на сумму не менее 60 тысяч фунтов стерлингов в год[288][CSPC, volume 1717–18, no. 104.]. Для сравнения, каждый год колонии Вирджиния и Мэриленд вместе экспортировали в Англию 70 тысяч хогсхедов[289][Хогсхед (англ. hogshead – голова кабана) – мера веса и измерения объема жидкости, а также название для деревянных бочонков размером с голову кабана (больше двухсот литров). – Прим. пер.] табака стоимостью 300 тысяч фунтов стерлингов в год. Рубка кампешевого дерева всегда оставалась второстепенной отраслью, которой занималось несколько сотен бывших моряков и пиратов в отдаленном уголке земного шара. Многие лесорубы, изгнанные из залива Кампече, направились на Багамские острова. Гавань в Нассау на острове Нью-Провиденс стала базой для еще одного сообщества пиратов и с тех пор служила местом встречи их кораблей, промышлявших в Карибском море и Атлантическом океане. Неофициальным главарем был капитан Дженнингс, «человек, одаренный умом и положением в обществе». Как пишет Джонсон во «Всеобщей истории пиратов», среди пиратских капитанов, базировавшихся в Ниссау в 1716 г., были Бенджамин Хорниголд, Эдвард Тич, Джон Мартел, Джеймс Файф, Кристофер Уинтер, Николас Браун, Пол Уильямс, Чарльз Беллами, Оливер ля Буш, майор Пеннер, Эдвард Ингланд. Т. Терджесс, Томас Кокоин, Р. Сэмпли Чарльз Вейн. Другими, кто посещал гавань Ниссау для встречи с пиратами, были Стид Боннет, Хауэлл Дэвис, Николс Миллер, Нейпин, Фокс, Портер, Макарти, Банс, Лесли, Джон Рэкхем, Мэри Рид и Энн Бонни. Власти всерьез беспокоились из-за появления «пиратского гнезда», как часто называли это место. Сообщения о нападениях в Вест-Индии приходили все чаще, и в Лондоне в отчете Совета по торговле и плантациям говорилось о Багамских островах, которые настолько опасны, что большинство жителей оттуда бежало, оставив острова на «разграбление и опустошение пиратам и в опасности выхода из-под власти Великобритании»[290][Отчет секретарю Эддисону, 21 ноября 1717. CSPC, volume 1717–18, no. 220.]. Третьего сентября 1717 г. секретарь Эддисон сообщил, что король приказал предпринять против пиратов в Вест-Индии меры: первая мера – отправить в Карибское море три военных корабля; вторая – издать указ, который гарантирует помилование Его Величеством тех разбойников, которые сдадутся самостоятельно; третья – назначить такого губернатора Багамских островов, «который будет способен изгнать пиратов с их баз на островах Харбор и Провиденс»[291][CSPC, volume 1717–18, no. 64.]. Человеком, выбранным для выполнения этой задачи, стал капитан Вудс Роджерс, который был одним из героев войны с пиратами. Роджерс был сыном капитана и родился в Бристоле в 1679 г. Он учился на моряка, но приобрел видное положение в высшем бристольском обществе. В 1705 г. он женился на Саре, дочери адмирала Уильяма Уэтстоуна, и в том же году стал почетным гражданином родного города[292][C. E. Manwaring’s Introduction to Rogers, pp. VII–XI.]. В 1708 г. он организовал и возглавил каперскую экспедицию вокруг света. Путешествие спонсировалось мэром и корпорацией Бристоля, и Вудс Роджерс получил от лорд-адмирала приказ нападать на французские и испанские корабли. Он также нанял 56-летнего Уильяма Дампира лоцманом; бывший буканьер и исследователь отлично подходил на эту роль, поскольку он уже дважды плавал вокруг света и показал себя очень опытным штурманом. В экспедиции участвовало два корабля – «Дюк» измещением в 310 тонн на тридцать пушек и «Дачес», в 260 тонн. Второго августа 1708 г. они подняли паруса и направились на юг, на Канарские острова. Вудс Роджерс проявил себя как строгий и способный командир. Он подавил несколько мятежей, справился со штормами и штилями, атаковал и захватил около двадцати кораблей. В одной решающей битве у побережья Калифорнии он был сильно ранен: «Меня ранили в левую щеку, пуля выбила большую часть верхней челюсти и несколько зубов, некоторые из них посыпались на палубу, на которую затем упал я сам»[293][Rogers, entry for December 22, 1709, p. 215.]. Несколько дней спустя во время боя с большим 90-тонным испанским кораблем на 60 орудий его снова ранили, в этот раз деревянный обломок пробил ему лодыжку и выбил часть пяточной кости. Он решительно продолжал отдавать приказы и сохранял контроль над своими иногда неуправляемыми командами. Корабли вернулись из экспедиции в Англию в 1711 г. с богатым уловом в виде золотых слитков, драгоценных камней и шелков, изъятых с кораблей, захваченных по дороге. Общая стоимость награбленного составляла 800 тысяч фунтов стерлингов. Две трети от этой суммы выплатили владельцам кораблей и спонсорам, еще одну треть поделили между офицерами и командой. Вудс Роджерс искренне и со знанием дела описал это путешествие в книге, опубликованной в 1722 г. под названием «Кругосветное путешествие». Книга пользовалась успехом среди читателей, и в течение нескольких лет после первой публикации вышло еще три издания. Капитан Роджерс вернулся к своей семье в дом на Куин-сквер в Бристоле с сильно изуродованным лицом и, очевидно, прихрамывая из-за раненной лодыжки. Как раз этого джентльмена и избрали на пост губернатора Багамских островов. Неудивительно то, сколь быстро лондонские и бристольские торговцы сообщили королю, что они считают его «человеком, во всех отношениях подходящим для такого предприятия»[294][Отчет секретаря Эддисона Совету по торговле и плантациям, 3 сентября (CSPC, volume 1717–18, no. 64).]. Его задачей было любыми способами, которые он посчитает необходимыми, пресечь пиратскую деятельность. Он также отправлялся на задание с королевским приказом о помиловании, которое даровалось тем пиратам, что сдадутся до 5 сентября 1718 г. Одиннадцатого апреля 1718 г. Роджерс отправился в путь на борту «Делисии», бывшего торгового судна Ост-Индской компании, в сопровождении королевских военных кораблей «Милфорд» и «Роуз», а также двух шлюпов. Он прибыл на остров Нью-Провиденс 26 июля и обнаружил в гавани Нассау горящий французский корабль. Пираты под предводительством Вейна подожгли судно, чтобы уничтожить «Роуз», который опередил эскадру и прибыл в гавань предыдущим вечером. Когда подошли «Делисия» и «Милфорд», Вейн решил, что преимущество не на его стороне, и сбежал. Он выстрелил из корабельных пушек в знак неповиновения и поднял на стеньге своего шлюпа черный флаг. Новый губернатор сошел на берег и занял форт, «где я зачитал приказ Его Величества в присутствии офицеров, солдат и примерно трехсот местных людей, которые встретили меня с оружием, но вскоре сдались и затем выразили свою радость по поводу того, что порядок будет восстановлен»[295][Губернатор Вудс Роджерс Совету по торговле и плантациям, 31 октября 1718 г. (CSPC, 1717–18, no. 737).]. Ему предстояло сделать очень многое. Он начал с того, что сформировал совет и назначил генерального секретаря и главного судью. Он приказал отремонтировать форт, который находился в полуразрушенном состоянии, поскольку бастион со стороны моря недавно обрушился. Также Роджерс распорядился установить орудия для защиты гавани и послал капитана Хорниголда нагнать Вейна и его пиратов. Хорниголд был бывшим пиратским капитаном, который решил сдаться и был помилован королем. Хорниголд организовал погоню, но упустил на редкость быстрый парусник Вейна, после чего продолжил патрулировать район. В октябре он поймал пиратов на острове Эксума в 130 милях к юго-востоку от Нью-Провиденса. Все они ранее получили королевское помилование, но снова занялись пиратством, и губернатор Роджерс решил сделать из них пример – в назидание остальным. Во вторник, 9 декабря 1718 г., в Караульном зале Его Величества в Ниссау состоялся адмиралтейский суд[296][The Trial of Ten Pirates at Nassau in the Bahamas (CO.23/1, no. 18, ff 75–82, PRO)]. Собралось семь членов комиссии под председательством губернатора. Среди них были Уильям Фейрфекс, судья Адмиралтейства, трое гражданских лиц и капитан Уингейт Гейл, капитан Джосиас Берджес и капитан Питер Курант. Протоколист начал слушание, зачитав решение специальной комиссии губернатора по созыву суда в соответствии с положениями недавнего акта парламента о борьбе с пиратской деятельностью. Подсудимых было десятеро: Джон Огур, бывший штурман шлюпа «Мэри» из Провиденса; Уильям Каннингхэм, канонир со шхуны «Бачелорс Адвенчер»; Джон Хиппс, боцман шлюпа «Ланкастер» и матросы Деннис Макккарти, Джордж Рунсивел, Уильям Доклинг, Уильям Льюис, Томас Моррис, Джордж Бендалл и Уильям Линг. Против заключенных выдвинули только одно обвинение, но оно было серьезным: получив королевское помилование, они вернулись на прежний путь беззакония, принявшись за старое – грабеж и морской разбой, и 6 октября собрались на «необитаемом острове под названием Грин-Кей», чтобы поднять мятеж и захватить «Мэри», «Бачелорс Адвенчер», а также «Ланкастер», их грузы и оснастку; затем они высадили на Грин-Кей Джеймса Керра, торговца, еще нескольких человек и направились к острову Эксума. Заключенные не признали своей вины, и суд взял показания у нескольких свидетелей, затем заключенных допросили по одному. Только один из них, Джон Хиппс, смог доказать, что его склонили к пиратской деятельности, и мужчину оправдали. Всех остальных признали виновными и приговорили к смертной казни. Дата казни была назначена на 10 часов утра 12 декабря. Официальный отчет о происходящем является, возможно, самым наглядным из всех описаний повешения пиратов: Для этого около 10 утра с заключенных сняли кандалы и оставили их на попечение Томасу Робенсону, который в тот день был назначен начальником арестантского отделения. Согласно принятому в таких случаях уставу, он связал преступникам руки и приказал приставленному к ним стражу, чтобы тот помог ему отвести их на вершину крепостного вала, что выходил к морю. Вал охранялся солдатами губернатора – всего их было около ста человек. По просьбе заключенных началось чтение выбранных ими молитв и псалмов, к чему присоединились все присутствующие. Когда молитвы стихли, маршалу отдали приказ, и он повел заключенных вниз по специально подготовленной лестнице к подножию стены, где стояла виселица с черным флагом и помостом, водруженном на четырех больших бочках, на который они забрались по другой лестнице. Тогда палач начал закреплять веревки – делал он это настолько искусно, как будто бы работал в Тайберне. Под виселицей обреченным было отведено 45 минут, во время которых они пели псалмы и оставляли наставления своим супругам и другим зрителям, что подошли к подножию виселицы настолько близко, насколько им позволяли стражники. После этого Роджерс приказал маршалу приготовиться, и все заключенные замерли в ожидании смерти, однако губернатор счел нужным развязать Джорджа Раунсивела. Когда мужчину увели с помоста, бочки, к которым были привязаны веревки, убрали, после чего помост открылся, и восемь человек повисли в воздухе[297][CO.23/1, no. 18, f 81v. PRO.]. В конце отчета губернатора Роджерса были приведены краткие, но наглядные описания каждого из восьми казненных. Мы знаем, что Джон Огур, сорокалетний моряк, был хорошо известным шкипером ямайских судов, ставшим капитаном пиратского корабля. Мужчина выглядел раскаивающимся и перед казнью не умылся, не побрился и не переоделся. На крепостном вале форта ему дали бокал вина, и, выпив, он пожелал губернатору и Багамским островам успехов. Уильям Каннингхэм, который был артиллеристом на корабле Черной Бороды, тоже очень раскаивался и осознавал свою вину. Бывший энсим территориальных войск 28-летний Деннис Макккарти вел себя совсем иначе. Он надел чистую одежду, украшенную длинными синими лентами на шее, запястьях, коленях и шляпе, бодро взошел на крепостной вал и сказал, что помнит времена, когда на острове жило много славных ребят, которые никогда бы не позволили ему умереть как собаке. Он снял ботинки и скинул их с крепостной стены, объявив, что обещал не умирать обутым. После чего мужчина запрыгнул на эшафот с таким проворством, как будто это был ринг, и он собирался участвовать в бойцовском поединке – подобное ощущение усиливалось развивающимися на ветру лентами. Уильяма Доулинга, 24-летнего юношу, описывали как закоренелого пирата, прожившего порочную жизнь. Уильям Льюис, возрастом около 34 лет, тоже был бравым пиратом и бывшим кулачным бойцом. Он не показывал, что боится умереть, и потребовал алкоголь, чтобы выпить со своими товарищами на эшафоте и наблюдавшими. Томас Моррис был юным неисправимым пиратом 22 лет. Он часто улыбался во время суда и прибыл на крепостной вал одетым как Маккарти, но с красными лентами вместо синих. Прямо перед тем, как его повесили, он с вызовом заявил, что станет еще настоящей чумой для этих островов и теперь жалеет, что не сделал этого раньше. Джорджу Бенделлу было 18, и он сказал, что никогда раньше не был пиратом. Он был угрюм и, согласно отчету, имел «злодейские наклонности, которыми может быть заражена только самая распущенная молодежь». Тридцатилетнему Уильяму Лингу было нечего сказать в свое оправдание. Но когда Льюис потребовал вина, он заметил, что в такой момент больше подошла бы вода. Казнь пиратов в Нассау ознаменовала конец Нью-Провиденса как прибежища разбойников, но она не означала конец пиратства на Багамских островах. У Вудса Роджерса были амбиционные планы по усилению защиты доверенной ему территории. Он назначил три отряда дружинников, чтобы предотвратить внезапные нападения, а также приказал изготовить лафеты для тех пушек, у которых их не было, построить вокруг форта частокол и расчистить улицы, заросшие тропическими растениями. К несчастью, в его распоряжении имелось крошечное войско, и многие солдаты и моряки, которые приплыли с ним, пали жертвами лихорадки и болезней. Более того, он ощущал, что власти, назначившие его на этот пост, о нем забыли. Он не получал ответов из Англии на свои просьбы о помощи и чувствовал себя все более изолированным. В феврале 1720 г. он написал гневное письмо в Совет по торговле и плантациям, жалуясь, что «корабли Его Величества оставили его в крайне бедственном положении», бросив на острове с маленьким отрядом из больных людей, который должен был противостоять пяти сотням пиратов[298][CSPC, volume 1720–1721, no. 390.]. Губернатор Южной Каролины подтвердил, что Роджерс находится в опасном положении, и предупредил власти в Лондоне, что если они не разместят в гавани Нассау военные корабли, то пираты и испанцы вторгнуться на остров и станут его хозяевами. «Пиратов, которые на свободе, насчитывается около двух тысяч, среди них Вейн и Тэтч, а других вскоре должны доставить в Провиденс»[299][CSPC, volume 1719–1720, no. 31.]. Роджерс настаивал на плане по усилению обороны острова, но столкнулся с апатией и безразличием со стороны жителей и молчанием английских властей. Он до такой степени изнурил себя безрезультатными усилиями, что через два года из-за слабого здоровья был вынужден вернуться в Англию. На посту губернатора его сменил Джордж Фенни, которому недоставало железной выдержки Роджерса, а потому новый губернатор вскоре пал жертвой коррупции, которая была распространена в колонии. Роджерс, встревоженный сообщениями из Нассау, обратился к королю с прошением восстановить его в должности. Его прошение поддержали 29 влиятельных лиц, включая Ханса Слоуна, лорда Монтейга, а также губернаторов и бывших губернаторов нескольких американских колоний, в том числе Александр Спотсвуд из Вирджинии и Самюэл Шют из Массачусетса. Фенни отстранили от должности, и летом 1729 г. Вудс Роджерс в сопровождении своих сыновей и дочери отплыл в Нью-Провиденс. На этот раз он получил куда больше полномочий и должен был иметь жалование в размере 400 фунтов стерлингов в год как генерал-капитан и главнокомандующий. Он снова бросил все силы на обеспечение обороны и благосостояния колонии, в том числе поощряя посадки хлопка и сахарного тростника. Главной проблемой острова было его крошечное население, состоявшее из 446 белых мужчин и женщин, 489 белых детей, 275 трудоспособных чернокожих и 178 чернокожих детей[300][G. E. Manwaring’s Introduction to Rogers, p. 14, note 3.]. Осуществляя свои планы, Роджерс столкнулся с противостоянием Ассамблеи острова, однако ему все же удалось построить новые казармы для гарнизона форта. Но здоровье снова подвело губернатора, и, несмотря на поездку в Южную Каролину для смены климата, он не смог вернуться в прежнюю форму. Вудс Роджерс умер в Нассау 15 июля 1732 г. Прежде чем в последний раз покинуть Англию в 1729 г., Роджерс заказал семейный портрет Уильяму Хогарту, который тогда был молодым человеком тридцати с небольшим лет. Этот портрет, который сейчас находится в коллекции Национального морского музея в Лондоне, небольшой по размеру, но приковывает взгляд. Недавно назначенный губернатор изображен сидящим неподалеку от форта в Нассау, который он восстановил и который стал местом судов и казней пиратов. У него в руке измерительный циркуль, символизирующий его навигационные таланты, а рядом с ним – глобус, показывающий, что он плавал вокруг света. Его сын Уильям держит в руках карту, на которой изображена часть острова Провиденс. Дочь Сара сидит вместе со своим спаниелем. На заднем плане изображена служанка с миской фруктов в руках. На стене крепости над головой Роджерса можно заметить картуш, на котором написан одновременно решительный и оптимистичный девиз «Dum spiro, spero» (Пока дышу, надеюсь), а на заднем плане, в гавани, корабль дает залп. Картина представляет собой скромную дань человеку, который изгнал пиратов из их логова на Багамских островах и сыграл ключевую роль в прекращении пиратского господства в Карибском море. 9 Шлюпы, шхуны и фильмы о пиратах Пиратский корабль должен был обладать тремя свойствами: быть быстрым, хорошо вооруженным и иметь хорошие мореходные качества. На быстром корабле пираты могли нагнать добычу и быстро сбежать от погони: по словам Джонсона, «если пятки киля чистые, кораблю легче как догонять чужие суда, так и уплывать от погони». По этой причине многие пираты в Вест-Индии плавали на одномачтовых шлюпах, построенных на Бермудских островах и Ямайке, которые славились своей быстроходностью. Пираты содержали корабли в хорошем состоянии, делали регулярные остановки для килевания, чтобы корпус был гладким и свободным от водорослей, и обычно им удавалось уплыть от любого судна, посланного в погоню. Когда в 1718 г. пиратские шлюпы Вейна напали на корабли в гавани Нью-Провиденса на Багамах, власти отправили экипажи, чтобы их поймать, но «когда они вышли в море, наши шлюпы прекратили погоню, обнаружив, что он делал два фута против их одного»[301][Письмо с галеры «Милфорд», которая присутствовала при прибытии флотилии Вудса Роджерса в Ниссау: The Whitehall Evening Post, London, October 18, 1718.].