– Ну и чем займемся? – вздыхает брат. – Для начала, приберемся. Сашка делает такое кислое лицо, что у меня слюна во рту скапливается, как будто кто-то рядом терзает лимон, но потакать его капризам я не намерена. Хочу быть хозяйкой в этом доме. Во всех его домах, во всех квартирах, в мыслях и сердце. Полноправной и единственной. А для этого, похоже, придется потрудиться. Глава 11 Салим спал на лавке, когда мы подходили к подъезду. Рядом – недопитая бутылка виски, три пустые из-под пива и одна из-под чекушки водки. А мне надо на ком-нибудь выместить свое раздражение. – Вера, – шикает брат, когда, круто сменив траекторию, я иду к кажущемуся безжизненным телу. – Ну, капец… – принимает всю безнадежность своего порыва остановить меня. Но здравие Радова только доказывает мою теорию: мы с братом были просто наказаны за непослушание. Я сидела смирно полторы недели. В самом деле работала удаленно. Покровский звонил, когда требовалось под диктовку написать письмо, три дня я вообще ни о чем не догадывалась, но где-то в среду следующей недели наконец-то дошло, что он просто издевается, так как давно в состоянии набирать текст сам. Раз в три дня приезжал Ярослав, оставлял продукты, дожидался, когда я разберу сумки, уточнял, нужно ли что-то еще и, получив ответ «нет», удалялся. Вопросов я не задавала, Сашка вообще предпочитал на глаза не показываться, справедливо рассудив, что Ярослав свою пробежку не забыл. И вот, в пятницу вечером, захлопнув ноутбук ровно по окончанию рабочего дня, я решила, что хватит. Хватит настирывать по вечерам единственное имеющееся в наличии белье, хватит ходить в банном халате по огромному пустому дому, воображая себя хозяйкой мира, хватит тешить себя пустыми иллюзиями и уж точно хватит гуглить новые рецепты и готовить в ожидании того, кто появляться и не планирует. Мысли были просты и очевидны. Саша указал пальцем на следующее звено цепи, Салим – перевел стрелки дальше. Они либо уже вышли на заказчика, либо в какой-то момент цепочка прервалась, но это важно с точки зрения безопасности Покровского, не нашей. Саша, как низшее звено, уже давно никому не интересен, я интересной не была никогда, а Покровский, судя по периодически доносящимся из динамика звуках в процессе диктовки, преспокойненько ездит в офис и живет обычной жизнью. А что до Терехова… бред. Я совершенно обычная девушка. Приятная внешне, но уж точно не одна из тех богинь, из-за любви к которым сходят с ума, сгорают в пламени страсти и идут на безумства. Я не стою ни сожженных складов, ни каких-то там других подстав, все те проблемы, что ему устроили, он со мной даже не связал, иначе казнил бы еще три года назад. Просто ему стало не до игр в «укроти строптивую». Сашкины пафосные речи, безусловно, мне льстят, но с реальностью все же слишком расходятся. Собственная храбрость и этот нелепый детский поцелуй казались неимоверной глупостью, стыд кислотой жег изнутри и мешал спать по ночам, а те мысли, что кружили в моей голове, пока я драила полы во вполне возможно даже не его доме, теперь вызывали приступ нервного смеха. Я иногда такая наивная, как будто это кто-то другой потерял родителей в страшной аварии, из-за переломов конечностей лишился обоих вариантов на профессию по душе в будущем, пахал как проклятый на содержание лежачей больной, был родителем собственному брату, подвергался издевательствам и даже физическому насилию. Добиваться мужчину? Богатого взрослого состоявшегося мужчину своими детскими ужимками? Максимум, на что я могу рассчитывать, что, если зайду к нему в кабинет, закрою дверь изнутри и разденусь догола – он просто меня поимеет, не сдержавшись или решив, что сдерживаться ни к чему. И наверняка после этого уволит. В общем, времени, чтобы накрутить себя, было предостаточно и я справилась наилучшим образом. – А ну вставай, скотина пьяная! – рычу вполголоса, хлестко луплю Салима по плечу. – Вставай, сказала, сейчас посмотрим, насколько ты крутой! Салим не просыпается, Салим восстает. Спускает ноги с лавки, садится, трет глаза и широко зевает. – Не ори, – еще и морщится. – Башка трещит. – Я рада! – значительно повышаю голос, скрестив руки под грудью. – Вредина, – фыркает весело и хватает меня за бедра. Только взвизгнуть успеваю – уже на его коленях. – Ты вообще без тормозов? – обижаюсь, пытаясь встать, но он сажает меня обратно. – Салим, пусти, это не смешно. – Посиди немного, Вер, – проговаривает отрешенно. – Я дебил. Но тебя, вообще-то, люблю. Никогда не говорил, а следовало. – Ты точно дебил! – расстраиваюсь еще сильнее. Учитывая степень натянутости собственных нервов, ожидаемо начинаю плакать. – Отпусти, не хочу с тобой нежничать. – А с кем хочешь? С этим, с цветами? Покровский… запала ты ему. Думал, башку прострелит, но нет, сдержался. Кремень. За инфу даже разрешил мусор вдоль дорог не собирать, а просто рядом стоять с теми, кто это делает. – И ты рассказал? – бурчу себе под нос. Как ни крути, а любопытство никуда не испарилось. – Жить-то хочется, – пожимает плечами и задевает ногой бутылки. Те со звоном падают на асфальт. – Вот она – жизнь, – не удерживаюсь от язвительной ремарки. – Да я только из-за тебя и не бухал. А теперь какой смысл? – Ну давай я буду спать с тобой из чувств долга и вины! – фыркаю нервно. – Давай, – и мечтательно улыбается, дурень здоровый. Снова пытаюсь встать, он снова удерживает. – Да не рыпайся ты. Твой новый старый мужик отдал приказ извиниться за грубые слова и нанесенное оскорбление, – старательно передразнивает интонацию Покровского. – Уебок. – Конечно, все, кто не мешает с говном других – именно такие, как ты сказал, – снова бубню. – Уебок, потому что без него знаю! – огрызается, прижимая к себе обеими руками. – Так отпускать не хочется, Верк. Кайфовая ты. Все ждал, когда нормального мужика себе найдешь, из богатеньких. Дождался, блядь. Надо было тебе детеныша забацать, проблем бы не было. Только денег на гандоны перевел. – Что ты несешь… – выдуваю, растирая лоб пальцами. – Всякое. В клетке допер. – Поздновато спохватился, не находишь? И на извинения не тянет. – А они нужны тебе, извинения мои? – хмыкает, тыкаясь носом в мой висок. – Я тебе никогда особенно даже не нравился, – резко вдыхаю, готовясь отбить, но он перебивает спокойно: – Цыц. Я тратился еще и на смазку и отлично понимаю, что это ни хуя не нормально. Но как не ходить, когда ты такая милаха? – Ты такой идиот, вот честно. – Да знаю я, не зуди. Короче, мы в расчете. – Как красиво ты назвал меня на прощание шлюхой, – дергаюсь, отпихивая его от себя. – Хватит, наслушалась. Ты переходишь на новый уровень ругательств, над которыми приходится думать, а я не хочу всю эту грязь в свою голову, там и так тесно. – Блядь, Вер, вот давай не надо только пытаться убедить меня, что позволяла себя иметь не из ощущения, что чем-то мне обязана! Не поверишь, но в моей жизни были телки, которые реально меня хотели и которых не приходилось подмазывать, чтобы не порвать! – Я чувствовала себя с тобой в безопасности! – рявкаю, не выдержав. – Ясно тебе? И может не горела, не орала и не кончала, но мне было приятно! Так что, держи крепче сачок и иди сам знаешь куда со своими намеками! – Приятно, говоришь? – шепчет «особенным» тоном, и я окончательно выхожу из себя и ору на весь двор: – Да колебать твой контур! Салим поддерживает громким смехом, аж слезы на глазах выступают так гогочет. – Обожаю, когда ты злишься. Ты очень смешно ругаешься, Вер. – А ты – нет, – обрубаю и наконец-то беспрепятственно встаю. – Прости за это. Я ждал, конечно, что ты свинтишь, но готов не был, – поджимает губы и протягивает руку. – Мир? – Мир, – вздыхаю и сощуриваюсь, присматриваясь к нему. – Ты не пьяный, да? – Не, согнал Альбатроса, он тут упражнялся в троеглотстве. К олимпиаде сука готовится, не меньше. – Долго ждал? – Нет, Вер. Минут за десять до вас подошел. Как же все-таки медленно я соображаю. – Тебе позвонили, да? – скрещиваю руки под грудью. – Ага, – брякает Салим. – И ты не спал? – Нет. – И зачем делал вид? – Сказано лечь и притвориться мертвым. Типа сама решишь, хочешь ли поговорить и расставить точки над i. – Какой ты послушный, – кривляюсь и верчу головой. – Где Сашка? – Я такой послушный, кот, потому что живой. Сам не знал, но оказывается, я это люблю. – Сильнее, чем меня, ага, – продолжаю по инерции вредничать и активнее вертеть головой в поисках брата. – Ты даже ругаешься со мной без энтузиазма, – вздыхает обиженно. – Куда-то за дом сквозанул. Отлить, может. – Саша тебе ничего не должен, – напоследок тыкаю в него пальцем. – Свободны, Котовы, – отдает честь от абсолютно пустой головы.