Покровский хмыкает и сворачивает к заправке. Пока он ходит, продумываю в голове вопрос, но он возвращается с двумя чашками кофе на вынос и теплым круассаном в миндальной обсыпке для меня. – Я выгляжу нищенкой? – вместо спасибо. Идиотка… – Вы выглядите превосходно. Но сильно похудели. Когда Вы танцевали, я мысленно накидывал Вам пару-тройку кило. А то и пять. Да, лучше пять. Заливаюсь краской и вгрызаюсь в слойку, мысленно решая накрошить как следует, чтобы неповадно было топить меня в своих ни к чему не ведущих провокациях. От которых я растекаюсь липким малиновым вареньем по светлой коже дорогого салона… – Так Вы видели? – решаюсь неожиданно совсем не на тот вопрос, что крутился в голове. – И позволил себе в числе прочих громко просить на бис. Краснею от удовольствия, ничего с собой поделать не могу. Но разговор зашел в нужное мне русло, и я начинаю тактическое наступление: – А Ваша матушка? – Не кричала. Это выше ее достоинства. Закатываю глаза, по ощущениям, аж со звуком. – Вы ее сопровождали? – В какой-то степени. – В какой? – Процентов двадцать, – раздраженно выдыхаю, он снова хмыкает и улыбается. – Точнее формулируйте свои вопросы, Вера. – Я не знаю, как тактично спросить, кто оплатил мой триумф, – бурчу ворчливо. – О Вашем участии я узнал непосредственно в день события. И идти не планировал. Более того, после этого идти я передумал. Получаю очередной жалящий укол в сердце. – Вас что же, заставили? – обиженно дую губы, пытаюсь смотреть на него с неприязнью. – Мне не оставили выбора. – Какая чушь! – Отнюдь. У меня не так много близких, но они отлично меня знают. И умеют мной манипулировать, – пренебрежительно фыркаю, слов не нахожу. – Ярослав сообщил Вам номера и марку моей машины? – Нет! – огрызаюсь импульсивно. – А если и так, что Вы сделаете? Снова ударите его? – Он не имел права вмешиваться и прекрасно об этом знает, ножи не точим. Так откуда Вы узнали? – Да какая разница вообще?! – Хочу знать. Пытливый ум. – Я тоже много чего хочу знать! – Спросите. Мы почти подъехали, но мне так жарко, что легкие гореть начинают! Нервно сдираю с себя шарф, расстегиваю куртку, путаясь в ремне. Снять не получается, но, если я этого немедленно не сделаю, я взорвусь. Просто лопну от своего негодования, от мыслей, от его нарочитого равнодушия, от вопросов, от дикой тряски внутри. Отстегиваюсь, снимаю куртку и понимаю, что он остановился. На волю! Сгребаю свои пожитки одной рукой, второй хватаюсь за дверную ручку, безуспешно дергаю. – Выпустите! – бросаю резко, разворачиваясь к нему всем телом. – Сейчас же, – добавляю сурово. – Мы не доехали. – Я в состоянии преодолеть расстояние в километр! – Эта идея не кажется мне безопасной. Пристегнитесь. Осталось потерпеть мое присутствие всего пару минут. Моя грудь так высоко вздымается и вибрирует от частых сердечных сокращений, что буквально выпрыгивает из топа. Пиджак сполз с одного плеча. Чокер давит на горло, но рядом с ним, под его взглядом эти ощущения кажутся приятными. Волнительными. Возбуждающими. В салоне прохладно, на самом деле. Едва мы тронулись он настроил климат-контроль таким образом, чтобы мне в куртке было комфортно. Только вот я изнутри горю. А сейчас обнаженной разгоряченной кожи касается ветерок от работающего кондиционера, добавляя мурашек, но это все равно что дуть на лесной пожар. – Я бы хотел получить ответ на свой вопрос. Это важно для меня, прошу, ответьте, – просит тихо. – Я не знала, – голос срывается, фальшивит. – Просто решили проверить, закрыта ли машина? Двигатель был выключен. – Я. Чувствую. Ваш. Взгляд, – чеканю с расстановками, но стремительно набираю обороты и начинаю вспыльчиво тараторить: – И очень надеюсь, что от павильона Вы просто не успели отъехать, когда я вышла, а у бара оказались случайно! Или приехали по своим делам! Потому что, если окажется, что Вы меня караулили, я Вас точно ударю! Потому что это издевательство в чистом виде! – кричу уже на него, кулаки сжимаю, совсем контроль потеряла. – Простите, Вера. Не хотел доставлять Вам неудобств, но не смог устоять. Я честно пытался Вас забыть, – между бровей пролегает складка, голос транслирует боль и безнадежность. – Долго, мучительно и абсолютно безрезультатно. – Да с какой стати?! – взвизгиваю, отпихивая от себя свои же вещи. Раздражает! – Да потому что ты уволилась! – взрывается и он, в один момент стирая им же установленные границы. – После того, как я представил тебя своей матери, когда показал серьезность намерений, просто написала заявление! – Потому что ты взбесился! – Я взбесился, потому что это было несвоевременно, и я не хотел представлять тебя как свою подчиненную! Потому что пришлось выкручиваться и наитупейшим образом намекать сразу обеим! И потому, что моя мать – гребаная акула и это знакомство могло закончиться ебаной катастрофой! Блядь! Вера! – Что! – Я идиот, вот что, – бормочет на выдохе, хватая меня за шею и пропуская большой палец под чокером. Спешно, с хрипом втягиваю ртом воздух, и он замыкает гуляющее по салону электричество жадным поцелуем. Целует меня так отчаянно, с такой первобытной страстью и упоением, что меня трясти начинает. Ток гуляет по телу беспрерывно, в груди бушует стихия, низ живота скручивает от возбуждения, промежность остервенело пульсирует. Такого острого желания я не испытывала никогда в своей жизни. Колени стискиваю, чтобы хоть немного притушить пожар, но плотный жесткий шов джинсов врезается в интимные места и это, черт возьми, приятно! – Мамочки… – пищу ему в губы. Вцепляюсь ногтями в его руку, которой он продолжает держать меня за шею, придавливая пальцем взбухшую трепещущую венку. – Прекрати, умру сейчас… Его рука ослабляет захват, он разрывает контакт губ, горячо и шумно дышит носом мне в щеку. Несколько секунд точно борется с собой, скользит пальцами по обнаженному плечу. Аккуратно цепляет лямки топа и бюстгальтера. А потом сдергивает их, будто решившись. Оголяет одну грудь, сминает, вдавливая сосок, и снова прижимается своими губами к моим, подавляя мой стон, поглощая его, нагло воруя мое удовольствие. С ума схожу от его наглых рук! Между ног мокро, изнываю от его откровенных ласк, все силы бросая на то, чтобы не начать бесстыдно двигать бедрами, меняя давление шва. И когда его рука опускается в промежность, когда он накрывает ладонью лобок через джинсы, растирает и ритмично вдавливает пальцы, минуты не проходит, как я кончаю, от переизбытка эмоций прикусывая его губу. А едва эйфория отпускает, нереально стыдно становится, хочется под землю провалиться! Торопливо прячу грудь, собираю свои вещи с пола, отворачиваюсь от него и с таким отчаянием несколько раз дергаю за ручку, что ему приходится меня выпустить. На ходу, в спешке, спотыкаясь, надеваю куртку и вешаю сумку через плечо. Кажется, будто иду быстро, но слышу за спиной неторопливые гулкие в ночной тишине шаги. У подъезда, с ключами наготове, останавливаюсь и разворачиваюсь, но в глаза ему посмотреть не могу. Теперь мне неловко еще и из-за того, что так глупо себя повела. – Я не должен был так набрасываться, извини, – шепчет и наклоняется, целуя с безумной нежностью. Прикрываю глаза не от того, что его лицо слишком близко, а от пронизывающего неземного удовольствия. – Пообедаешь со мной завтра? – Обед? – все-таки поднимаю голову. Малость шокирована. – Пообедаем, потом ты напишешь пару писем под диктовку, потом поужинаем, – улыбается, касаясь пальцами моей щеки. Невольно прикрываю глаза: нежное, едва ощутимое прикосновение после недавнего помешательства в машине особенно приятно. – Правда, до этого придётся подписать несколько бумажек, то есть, увидимся ещё утром. – Ты предлагаешь мне работу? – бормочу, хмурясь от непонимания. – Работу, – повторяю уныло. Уголки губ опускаются. Ну и кислятина я сейчас. – После вот этого. Работу, да? – Какой соблазн – видеть тебя практически круглые сутки, – мечтательно протягивает, с улыбкой и хитрым прищуром. – Практически, – повторяю сумрачно, надеясь, что не придётся уточнять, но он молча кивает. – Да поясни ты как нормальный человек! – взвизгиваю возмущённо, совершая непривычный для себя разгон до взбалмошной истерички за доли секунды. Покровский приглушенно смеётся, притягивая к себе обеими руками. – Я никого не брал на твое место, Вер. Все эти месяцы в моей голове была только ты и я откровенно устал справляться собственными силами. – Ты опять говоришь двусмысленно, – бубню недовольно. – В этом и цимес, – хмыкает и цокает языком, чрезмерно довольный собой. Дерзко вскидываю голову, пыжусь и раздуваю ноздри. Он от умиления приподнимает брови и объясняет через улыбку: – Обед – по-деловому. Ужин – свидание. Что скажешь? – Скажу, что мне действительно нужна работа, – величественно прикрываю веки. Проворачиваюсь в его руках, все ещё держа ключи наготове. Перестаю сдерживаться и улыбаюсь так широко, что глаза сощуриваются. Сердце в груди не бьётся – трепыхается пьяной сумасбродной бабочкой. Прикладываю магнитный ключ и скрываюсь в подъезде, чувствуя, как он подается вперёд, а его руки соскальзывают с моего живота, отпуская с неохотой. Глава 17