Покровский немного отстраняется. Хмурится. Но выглядит скорее раздосадованным, чем злым. – Считаю, что подобная эмоция логична, когда ты в отношениях и испытываешь сильные чувства. Особенно, на начальном этапе. – Отношения? – смеюсь зло. Он темнеет лицом, я понимаю, что перегибаю, но остановиться не в состоянии. Обида кислотой выжигает внутренности и выплескивается через рот в беспощадной едкой тираде: – Какие отношения, Владислав Михайлович? Мы скорее коллеги, чем пара! – В самом деле так считаешь? Так важен факт наличия официального свидания? Он немного округляет спину и едва заметно морщится. А меня словно ведром холодной воды обдает, отрезвляя. Ему больно. От моих резких, пропитанных кислым ядом разочарования слов ему больно физически. Но над ответом думаю. Не хочу врать только чтобы облегчить его состояние, прикрываю глаза и прислушиваюсь к собственным ощущениям. К тому, что подсказывает сжавшееся от страха потерять стимул биться сердце. – Нет, – отвечаю на выдохе. Теперь глаза закрывает он. Выглядит измученным, морщинки как-то особенно выделяются, хотя его лицевые мышцы не напряжены. Он словно постарел за этот день, впервые чувствую разницу в возрасте. Она по-прежнему меня не смущает, он все так же привлекателен в моих глазах, но я вижу, как тяжело ему дались последние часы. – Я даже не подозревал, что чувства могут быть такими убийственно сильными, – бормочет, растирая лицо ладонями. – Хочется продолжить разговор поближе к больнице, чтобы был хотя бы призрачный шанс, что меня откачают. – Ты заставляешь чувствовать вину, – обижаюсь и расстраиваюсь, надув губы как ребенок. Он долго смотрит на них, еще какое-то время разглядывает черты лица, а я вдруг понимаю, что он таким образом релаксирует. Сосредотачивается на том, что ему нравится, замещая негатив. – Я честно пытаюсь объяснить, что творится у меня внутри. Компенсирую привычку держать непроницаемое лицо, чтобы ты лучше меня понимала. – Да понимаю я, – морщусь, импульсивно откидываясь спиной на сиденье. – Но это не значит, что я обязана быть с тобой во всем согласна. – И это понимаю уже я. Мне бы, бесспорно, было приятно, если бы ты согласилась на мои условия. Я ощущал бы себя королем мира, лопаясь от гордыни и чувства собственного превосходства. Какое-то время. – А после? – хмыкаю невесело. Знаю уже, к чему он подводит. Хочется думать, что интуитивно знала всегда, от того и уперлась как баран. По большому счету, мне хватило и первого выступления. Я бы даже не расстроилась, если бы Эдриан сегодня дал мне хорошего пинка под зад. Не очень-то мне по душе такое пристальное внимание. Фотографии эти в сети, комментарии на сайте, о которых говорил Саша и которые мне откровенно страшно читать. – Теперь осознаю, что был бы ужасно разочарован, – признается после довольно долгой паузы. – Мне не нужна марионетка в спутницы по жизни. Я жажду тебя именно такую, неуступчивую в принципиальных и значимых для тебя вопросах, умеющую настоять на своем, дать отпор, противостоять. Если потребуется – дерзко и вспыльчиво. – Платье роскошное, – тянусь к нему, он подставляет щеку. – Я горел на тебя смотреть. Но хотелось придушить каждого мужика в зале. Всю дорогу мы молча держимся за руки. Было сказано слишком много, эта продолжительная стычка высосала все жизненные силы. Когда подъезжаем к дому, он устало трет переносицу, прогоняя сонливость, улыбается и преодолевает ровно половину пути до полного нежности, согласия и принятия друг друга поцелуя. – Как ты смотришь на то, чтобы остаться спать на моем диване? – Я доеду, Вер. Просто немного устал. Не переживай. – А если так… – я замолкаю, особо тщательно подбирая слова, чтобы передать собственные ощущения: – У меня нет сил на продолжение вечера, но я предпочла бы засыпать, обнимая тебя. Поднимаемся, проходим в квартиру. Покровский разувается и аккуратно кладет букет на пол, снимая пиджак. Я вообще ни разу его в куртке или пальто не видела за все время, надо вытащить его на прогулку, а то эта мысль засядет в моей голове наравне с «я не видела птенцов голубя». – Ты просто не хотела его тащить, да? – посмеивается, кивая на букет, в уголках глаз появляются морщинки. – Ну, ты уже разулся, так что… – пожимаю плечами и иду сразу в спальню. Оттуда нахально шумлю: – Вазы под них нет, набери ванну! Ложимся не раздеваясь. Это кажется самым безопасным и верным решением: ни мне, ни ему не хочется портить наш первый раз, не хочется довольствоваться усталой возней под одеялом. Пристраиваю голову на его плече, руку кладу на грудь, он обнимает меня за спину, фиксируя пальцы на талии, вторую руку опускает на мою. Расслабляемся и выдыхаем одновременно. – Мне очень хорошо сейчас, – шепчет, обдавая теплым дыханием мою голову. А мне вот вроде и тоже, но как-то не совсем. Сканирую свое тело изнутри и нахожу причину. Закидываю на него одну ножку, трусь об него носом и мурлычу: – Идеально. Покровский хмыкает, я – моментально проваливаюсь в сон. Глава 20 – Я боюсь пошевелиться, – шепчу с ужасом. – Представь каково мне, – немного хрипит, но не откашливается, чтобы не трясти нас. – Я почти на шестнадцать лет тебя старше и только один раз на этой неделе был в зале. Комнату заливает яркий солнечный свет, а мы лежим в той же позе, в которой уснули. – Тягаешь железки? – оттягиваю момент, когда надо будет отлипнуть от него и предстать в своем естественном утреннем обличии и наверняка с красными заломами на щеке от складок его рубашки. – Бокс и бассейн. – Силен, вынослив и ловок, – улыбаюсь. – Мне повезло. – Теперь тебе придется встать первой и выйти, чтобы я не опозорился. Прыскаю, давясь смехом. – Сделаю вид, что не слышу, как скрипят твои суставы, когда ты будешь убирать с меня руку. – Несносная девчонка! Он впивается пальцами в мои ребра, щекочет, подключая еще и вторую руку. Я заливаюсь хохотом, пытаюсь убрать его руки, но… бокс и бассейн против балета в детстве и современных танцев в настоящем. Без шансов. Смеюсь до истерики, живот спазмами скручивает с непривычки, в глазах слезы стоят, визжу и извиваюсь, умоляю сжалиться, даже удрать пытаюсь, но получается только дотянуться до подушки и попытаться вяло отбиться. Дурачимся как дети, вся постель кувырком, я дышать уже не могу и после громкого протяжно «а-а-а» выкрикиваю с отчаянием: – Сдаюсь! – То-то же, – выдает поучительно и сразу же прекращает пытку. Встает с кровати, подает мне руки, и мы вместе, с тяжелым дыханием и улыбками на лицах, идем умываться. В ванной вручаю ему ту же щетку, что он получил в прошлую свою ночевку. – Не выкинула, – улыбается, споласкивает ее под струей воды. А я почему-то смущаюсь и отвожу взгляд. Могла бы сморозить какую-нибудь глупость из серии «не обольщайся, она дежурная», но хотелось, чтобы он знал – его. Что в моем доме у него своя зубная щетка. И уже довольно давно. Что-то вроде отдельной полочки в шкафу. И по одной на сердце и в мыслях. На крошечном пространстве едва помещаемся. В итоге он встает со спины, кладет одну руку мне на живот, чистим зубы, играя в переглядки через зеркало. Чтобы наклониться умыться, борзо толкаю его попой. В отместку за дерзость получаю по ней же отменный хлесткий шлепок. Делаю воду прохладнее, но закравшиеся в голову образы уже не смыть. Я возбуждаюсь от одной мысли, что сейчас мы можем заняться сексом. Вот прямо сейчас. Трушу и сбегаю в спальню, уступив ему место у раковины. – Как на счет того, чтобы провести этот день вместе? – возвращается через пару минут с заманчивым предложением. – Что в программе? – кокетничаю, стреляя глазками. – Выпьем кофе у тебя, заедем ко мне переодеться, позавтракаем в городе, погуляем, с зацелованными обветренными губами ввалимся в самый дорогой ресторан, закажем какой-нибудь фигни на огромной тарелке на двоих, выйдем голодными и съедим что-нибудь соразмерное разыгравшемуся аппетиту из уличной палатки, сходим в кино, где я буду нагло приставать к тебе на задних рядах, потом выберем тебе красивый наряд на вечер и отправимся в то место, которое я выбрал для нашего первого свидания, – расписывает охотно и неторопливо, постепенно сокращая дистанцию между нами. Кладет руки мне на талию, стискивает. – Или… – Или, – шепчу, подняв на него взгляд. Боюсь, что не смогу соответствовать. Боюсь, что он разочаруется моим обнаженным телом. Боюсь, что, проявив инициативу, буду выглядеть глупо. Боюсь, что у него есть пристрастия, которые я не смогу принять. – У тебя паника в глазах, – констатирует без издевки, скорее удрученно. – Я никуда не спешу. И мне все еще нравится первоначальный план. Мне нужен толчок. Микровзрыв, после которого в битву с мешающим сейчас разумом вступят гормоны, сметающие выдуманные преграды, уничтожающие мысль за мыслью. – Струсил, что ли? – фыркаю, надменно закатывая глаза. Его глаза вспыхивают весельем и азартом. Они искрятся и смеются. Лихая ухмылка добавляет озорства, а наглые руки уже расстегнули пуговицу на моих джинсах и дергают молнию вниз. Он стаскивает их с меня вместе с трусиками и это, честно говоря, вгоняет в ступор. Стою солдатиком, каждый мускул в адовом напряге, ноги колючими мурашки от холода покрылись. Если меня сейчас толкнуть, я так и рухну, оставшись неподвижной. Он оставляет мои вещи у пола, разгибается и лезет под мою довольно просторную футболку, расстегивает крючки бюстгальтера. Следом – руками под рукава, поочередно спуская лямки и освобождая от них мои руки. Барским жестом вытаскивает бюстгальтер и отшвыривает его в сторону. И почти все это – глаза в глаза. С жутко самодовольным лицом. Он делает все шиворот-навыворот! Непоследовательно и странно! Я так теряюсь, что просто с недоумением отслеживаю и отмечаю его прикосновения, напрочь забыв, о чем вообще думала еще две минуты назад. Сам он раздевается неторопливо. Пуговица за пуговицей на рубашке, запонки в карман брюк, ремень, ширинка, вниз вместе с плавками. Я в абсолютной прострации и шоке! Передо мной голый и ужасно высокомерный мужик, а я в одной футболке, практически со связанными ногами и не имею возможности удрать!