– Дело говорит, – бестактно влезает Ярослав. – Знаю, – Покровский довольно хмыкает. – Просто удостоверился, что мы все еще на одной волне. Это его «все еще» вкупе с хитрым пристальным взглядом словно головой в раскаленную лаву окунает. Мое лицо вспыхивает! От прилива крови аж щеки пощипывать начинает. – Прекрати, – прошу тихо, отводя взгляд. Сдуваю выбившуюся прядь волос, не получается, помогаю обеими руками. – Если не он, то кто? – возвращаюсь к насущному. Ярослав переместился поближе, отодвинул пиццу и сел на журнальный столик, образовав нашими телами равносторонний треугольник. Одним коленом касается ноги Влада, вторым – моей, он точно замкнул цепь, но сделал это так естественно, что поначалу я даже не заметила. А когда обратила внимание поняла – так спокойнее. Он точно делится с нами своей уверенностью, своей силой, своей энергией, восполняя запасы, заряжая резервные батареи. А еще это говорит о важном – меня приняли. Меня не гонят, не запирают, не отправляют в другую комнату, со мной говорят на равных, слушают и воспринимают. Стоять на одной ступени с умными успешными мужчинами – невероятно лестно. Просовываю пальцы под ладонь Влада на его бедре, он сжимает их. Ярослав немного сводит ноги: физический контакт уже не требуется. Все лампочки зажглись. Своеобразные ощущения, возможно, мнимые, но хочется думать, что я просто вижу больше, чем доступно глазу. Что улавливаю тончайшие энергетические потоки. И крепкая дружба – нечто совершенно новое для меня. – Похоже, мы слишком рано списали со счетов собственные же догадки, – отвечает на мой вопрос Влад. – У заказчика первого покушения наверняка был негласный партнер. Не так даже. Спонсор. – А кто платит, тот и музыку заказывает, – вздыхаю. – Ну раз так, надо надавить на того, кто под следствием. Разве нет? – Уже осудили, – Покровский морщится. – Признание подписано – разговор короткий. Куда его забросили? – уже к Ярославу обращается и морщится теперь он. – Плохая новость. До места лишения свободы он не доехал, – сообщает Ярослав недовольно. – Якобы с заточкой полез на конвоира, что само по себе странно, обыскивают перед пересылкой яростно и дотошно. Как следствие, получил дубинкой, да так неудачно, что аж скончался. Не на месте и заметили не сразу, в Копейске где-то. – Давно? – Влад хмурится. – Месяц назад. ФСИН распространяться о подобных инцидентах не любит, если бы через приятеля не надавил – не узнали бы. Это моя вина, Влад. Нужно было скататься сразу и попробовать что-то выяснить. Об этом и хотел поговорить. – Нет, – обрубает Покровский коротко. – Ты нужен мне здесь. И тогда, и сейчас. – Влад, – Туров смотрит с укором. – Ярослав, – хмыкает. – У меня есть решение. Покровский разворачивается ко мне и окутывает теплом своего взгляда. С такой нежностью смотрит, что я почему-то смущаться начинаю. По рукам мурашки мчат, поднимая волоски, сердце в размерах увеличивается, таким огромным ощущается, будто кроме него и нет ничего внутри. И большую его часть занимает мужчина, что держит меня за руку, легкими движениями пальцев заставляя мой организм искрить и переливаться всеми цветами радуги. – Какое? – шепотом спрашиваю. – Гениальное, – его лицо озаряет широкая самодовольно-счастливая улыбка, я невольно прыскаю и отвожу взгляд, покачивая головой, и вдруг понимаю, что Ярослава на прежнем месте нет. Немного растерянно озираюсь, Влад поясняет: – Он ушел. – Так странно… – бормочу, хлопая ресницами. – Вовсе нет, – пожимает плечами, пододвигаясь ближе. – Он долгое время был единственным в моем окружении, кто понимал меня без слов. Надеюсь, когда-нибудь смогу отплатить ему за все то, что он ради меня делает. Я улыбнулась тогда, радуясь за своего мужчину. Настоящие друзья, преданные и самоотверженные – восьмое чудо света. Я улыбнулась, еще не зная, что это самое чудо, светлое и искреннее, причинит ему неимоверно острую боль. Что он не заплатит, он будет расплачиваться. Мучительно долго. Глава 24 Рядом с ним я чувствую себя королевой. Один раз даже поймала себя на движении руки к голове: как там моя тиара? Не великовата? Не слетит ли от неловкого движения? Но вся прелесть воображаемого украшения в том, что держится оно исключительно на фантазии. А в моем случае и Господь не обделил, и Мужчина не подводит. Утром в номер доставили одежду. Серый костюм и белоснежную рубашку для него и голубое кашемировое платье-миди с длинным рукавом и довольно глубоким вырезом горловины по типу «каре» для меня. Тончайшее, но теплое и невероятно мягкое! Да еще и село идеально по фигуре, будто специально всю ночь шили, незаметно снимая мерки с меня, сладко спящей в объятиях любимых рук. Новый комплект белья, бирки отдельно в пакете, все только из химчистки, пахнет чистотой, свежестью и заботой. Про чулки не забыл, ботильоны новые у двери входной ждут и пальто в шкафу, потому что «я выбрал именно это платье и к нему не подходило все остальное». Когда он там чего выбрал? Где? Из чего? Вопросы в воздухе так и повисли, занудство было бы неуместно. Ничто неуместно, кроме искренней благодарности. Стою у огромного зеркала, глажу себя по рукам, по животу, верчусь, красуюсь. Влад бросает взгляды, разговаривая по телефону. Довольный, умиротворенный, счастливый: решение, которое пришло к нему ночью, зажгло наши сердца. Если бы могла влюбиться в него вторично, непременно бы так и поступила. Без раздумий. – Я буду трогать себя весь день, – хихикаю, когда он, закончив разговор, подходит со спины и опускает руки на мой живот. Гладит его, как я совсем недавно. Но по его взгляду понимаю – совсем не о платье он размышляет. – Я буду думать об этом весь день, – ухмыляется, в глазах играют озорные всполохи. Мои щеки наливаются румянцем, прикрываю глаза и облокачиваюсь на него спиной. – Я позволил себе еще кое-что, – он мягко возвращает моему телу уверенное вертикальное положение и отходит к столику. Вытаскивает из одного из бумажных пакетов две бархатные коробочки. – Влад, – скрещиваю руки под грудью, хмурюсь. – Не вредничай, совсем простенькие, – улыбается и снова подходит. – На каждый день. Чувствую себя главной героиней кинофильма, когда он, перекинув мои волосы через одно плечо, помогает застегнуть цепочку на шее. Квадратный камушек в половину сантиметра по граням ложится аккурат в яремную впадину, вкупе с тонкой гладкой цепочкой смотрится нежно и изящно. К подвеске – серьги-пусеты с точно такими же камнями. – Серебро и цирконий, да? – выворачиваюсь, чтобы строго посмотреть на него не через зеркало. – Статья 51, – отражает невозмутимо. – Никто не обязан свидетельствовать против себя самого, – целует в мой задранный к нему нос и деловито смотрит на наручные часы. – Пора на работу. – А нужна она мне, работа эта? – размышляю вслух, мечтательно закатывая глаза к потолку. – Совершенно распоясалась, – удрученно вздыхает. Очень довольна своей остротой, наклоняюсь обуться и получаю первоклассный шлепок по ягодице. Не могу не отметить мастерство раздающего: оглушительно звонко, но вместе с тем совершенно не больно. Не отметить не могу, но это мысленно, вслух же возмущено взвизгиваю и бросаю дерзко, распрямившись: – Мужлан! – Ответственность полностью лежит на тебе, – садится на пуф и завязывает шнурки. – Пробуждаешь во мне первобытные инстинкты. Покровский бросает на меня живой, полный огня и смысла взгляд исподлобья, а я горю внутри. Горю! От намеков его, от собственных мыслей, занимающих лидирующие позиции в голове. Но жеманно помалкиваю: для начала нужно снять мишень с его спины, а уж после заводить разговоры о совместном будущем и тем более о детях. Машину его за ночь разве что не перебрали, после чего еще и караулили, так что садились мы без опаски. Мимоходом только отметила, что ничто не мешает ему широко распахнуть дверцу для меня, а мне – пристроить свою небольшую, но царственную задницу в обновках в дорогом салоне, пахнущем кожей и можжевельником. Позвонила брату, договорилась о встрече в обед, попросила одеться поприличнее и увлеклась разговором с Владом, проигнорировав неприятный укол под ребро. Ровно в одиннадцать, точно к назначенному времени, в офис прибыла Госпожа Покровская. Поняла я это еще до того, как она поднялась: стало заметно тише. Влад же, похоже, ожидал ее появления поглядывая на камеры, встречать вышел лично и видно было, немного нервничает. Разговор в самом деле предстоял непростой, но лично я была абсолютно спокойна и его волнения не понимала. – У тебя глаз вот-вот дергаться начнет, – подтруниваю шепотом, встав рядом с ним у двери в кабинет. – Не удивлюсь, – отвечает кисло. А вот я – удивилась. – Вера, – первое, что говорит Елена Анатольевна, не дойдя до нас три шага. При этом ее губы трогает улыбка. Немного снисходительная, но общая мягкость обращения позволяет списать этот факт на то, что иначе она попросту не умеет. Я, конечно, польщена неимоверно и моментально расцветаю. – Здравствуйте, Елена Анатольевна, – мурлычу благодарным котенком, даже сощуриваюсь немного от удовольствия. Покровская подходит почти вплотную и вдруг наклоняется ко мне, целуя в щеку. Ну не прям целует конечно, скорее едва ощутимо касается своей щекой моей, но эта исключительная – с ее стороны – фамильярность буквально вгоняет в ступор. – Рада встрече, – еще и руки моей касается, чуть ниже локтя. – Чудесно выглядишь. – Спасибо, – лопочу оторопело, – правда, боюсь, это вовсе не моя заслуга, – бросаю взгляд, полный обожания, на Влада. – Мужское внимание, наконец-то оказанное должным образом, лишь добавляет блеск глазам, не более, – отражает скупым тоном, но подколка от этого получается еще более выразительной, чем начни она ехидничать в открытую. – Владислав, – бросает подобие приветствия сыну. – Мама, – выдыхает Покровский и отступает, жестом указывая на свой кабинет. – Прошу. Покровская проплывает мимо нас, я захлопываю приоткрывшийся рот рукой. Собираюсь вернуться за свой стол, но Влад кладет мне руку на спину и легонько подталкивает к своему кабинету. – Нашел ингибитор, – ворчу тихонько, но иду. – Чай, кофе, сладости? – отчаянно мету хвостом перед женщиной, устроившейся в единственном кресле, которое обычно занимает Покровский. С ее головы корона точно не слетит, с такой-то осанкой. – Ничего из перечисленного, благодарю, – она прикрывает веки и кивает. Меня так мощно обдает величием, что, если бы не рука Влада, точно бы пошатнулась. – Едва ли ты планируешь сообщить мне об очередном покушении, – замечает пространно. – Так о чем пойдет речь? – О его последствиях, – Влад пропускает меня вперед, садится рядом на диван. – И да, не планировал, рассчитывая сберечь твои нервы. – Не обманывайся и не пытайся обмануть меня. Ты мог рассчитывать лишь на то, что избежишь нотаций. Полагаю, ты достаточно осведомлен, чтобы понимать – я узнаю. Тактично отвожу взгляд. Ночью Влад рассказал мне о некой пикантной подробности, касаемо его матери – последние пять лет у нее серьезные отношения с подполковником МВД. С тем самым, к которому он обращается в последние месяцы с завидной регулярностью. В этом нет ничего предосудительного: ее супруг скончался почти десять лет назад. Но она, конечно, об этом не распространяется. Настолько, что Влад бы даже не узнал, не будь фамилия того самого подполковника – Туров. – И это, – Покровский обезоруживает мать широкой мальчишеской улыбкой и от неожиданности она прыскает, но быстро берет себя в руки. – Влад, что ты хочешь? – тяжело вздыхает. – Я радовалась твоим успехам, но твоя безопасность в моих глазах всегда стоит выше любой прибыли. – Рад, что ты это сказала. Прибыли не будет. – Слава Богу… – Но производство запустим в этом месяце, как и планировали. – Вот как, – она позволяет своим идеальным бровям немного приподняться. – Я заинтригована. Влад говорит долго, с горящим взором, держа одну мою руку в двух своих. Я чувствую не только жар его ладоней, кажется, будто вижу внутренний огонь. В те минуты он для меня – божество. Он вызывает благоговение, рождает в душе трепет, но вместе с тем привносит покой и умиротворение. Если все получится, – а иначе и быть не может – его смерть вызовет бешеный общественный резонанс. Эта земля под старой швейной фабрикой никогда не будет работать на прибыль одного лица. Теперь главное – привлечь общественность. – Помпезность вокруг твоей задумки чрезмерна, – выносит вердикт Покровская.