– Мне жаль, – он слегка повышает голос, усиливая, – что я поставил Вас в эту ситуацию. И я рад, что Ярослав внес свою лепту и хотя бы отчасти исправил мой косяк. Последнее слово режет слух и вызывает невольную улыбку. – Косяк, – фыркаю, повторяю. И, черт возьми, смакую! – Не нашел более подходящего, – хмыкает и улыбается. – Но, опять же, это не Ваша вина. – Вы ошибаетесь. Я отлично видел недовольство своей спутницы, но искренне надеялся, что у нее хватит мозгов вести себя адекватно. Наверное, я остался сидеть, чтобы убедиться, что не ошибся в своем выборе. И убедился в обратном. Мы распрощались в тот же вечер. – Мне жаль. – Мне – нет. Связывать свою жизнь с подлой недальновидной женщиной точно не входит в мои планы. Он останавливается напротив моего подъезда и включает дальний свет. Кивает на лобовое стекло, привлекая мое внимание. Перевожу взгляд и натыкаюсь на автомобиль, которому совершенно нечего делать в том захолустье, в котором я живу. Новенький белоснежный Lexus, аккуратный стильный седан, от вида которого во рту скапливается слюна и хочется сощуриться. – Хочу, чтобы Вы приняли этот автомобиль, Вера. После того ужина у меня чувство, что с моего горла наконец-то сняли удавку. А заодно и повязку с глаз. – Ни в коем случае! – восклицаю возмущенно. – Это слишком. Нет. Извините, это грубо с моей стороны, но нет. Мне это не нужно и вообще, у меня есть машина. Она меня вполне устраивает. – Тут есть загвоздка, – он сидит ко мне вполоборота, и я отлично вижу его мимику. Как он поднимает взгляд к потолку, как чешет крючком указательного пальца бровь. – Машина уже оформлена на Вас. Теперь ее можно только продать. – Вот и продайте себе, – фыркаю нервно, скрещиваю руки под грудью. – Тогда мне придется отдать Вам деньги. – Я продаю ее Вам за рубль! Давайте, – вытягиваю ладонь, хмурюсь. – Вера, – он смотрит по-отечески укоризненно. – Позвольте вернуть Вам хотя бы часть долга. Вам это не нужно, я понимаю, это нужно мне. Брали когда-нибудь кредит? – Нет, мне всегда хватало нервотрепки, – бубню себе под нос, опускаю взгляд. Внутри почему-то так пусто. Этот роскошный автомобиль как плевок. Бессмысленная бравада, цель которой – потешить собственное эго, а уж никак не сделать приятное мне. Поднимаю взгляд, смотрю ему в глаза и очень тихо, но разборчиво произношу: – Вы даже благодарите ради себя. Поразительное чванство. Думала, он будет в бешенстве, но его лицо остается непроницаемым. Только взгляд меняется, становится отрешенным, пропадают озорные искры, что я видела еще несколько секунд назад. – Не принимаете? – подводит итог разговору, я отрицательно покачиваю головой и добавляю: – И позаботьтесь, пожалуйста, о том, чтобы мне не приходил транспортный налог. За цветы спасибо. Всего доброго, Владислав Михайлович. Отстегиваю ремень безопасности, руки ватные, дрожат. Так тошно на душе, сердце сжимается, не знаю почему. Дура, наверное поэтому. Надо было ахнуть, восхититься его щедростью, поотнекиваться для проформы, забрать ключи и документы и продать ее, просто потому что не потяну такую машину чисто из финансовых соображений. Даже имея ее, она мне не по карману. Но он так красиво начал, о достоинстве, об уважении, что я на миг поверила, что стою на ступень выше, на десяток сантиметров ближе к звездам. А он просто долги раздает. Настоящий бизнесмен. Покровский выходит вместе со мной. Подает руку, помогает вылезти из его высокой машины с букетом. Я рассчитывала, что он оскорбится настолько, что рванет с места, едва я самостоятельно на асфальт выпаду, поэтому не знаю, как себя вести и что еще сказать: попрощалась уже. И говорит он. – Мы не договорили, Вера. Но дело безотлагательное, Вам придется пригласить меня на кофе. Судорожно перебираю в голове из всех возможных отговорок подходящую, мечусь взглядом от него к двери подъезда и всерьез рассматриваю вариант поступить в точности как мой брат днем, как вдруг из темноты отделяется высокая фигура. В круг света от одинокого фонаря выходит крепкий мужчина с подлой ухмылкой на лице и одной рукой в кармане. Второй он играет ножом-бабочкой. Смотрит прямо мне в глаза, я отчетливо вижу мутную пелену в его, знаю, что он пьян, хоть по походке и не скажешь. Алкоголь всегда воздействовал лишь на его мозг, на способность мыслить и поступать здраво, физических проявлений я не видела никогда. – Быстро же ты по рукам пошла, Котова, – тянет Салим со смешком, медленно приближаясь. – Я все жду, когда же ты прибежишь извиняться, а ты и подстилкой неплохо устроилась. Но ты моя подстилка, забыла, девочка? И я соскучился. Мужик, уебывай, пока брюхо цело. Покровский хмыкает, не оборачиваясь, и продолжает стоять на месте. – Пожалуйста, уходите, – тараторю шепотом, бросаю взгляд на Салима, который продолжает вразвалку идти в нашу сторону. – Он пьян, он не соображает ничего. – Хотите остаться с ним наедине? – Нет, но мне он ничего не сделает! Ну, поорет, может еще кругозор расширю, даже познавательно. Пожалуйста, Владислав! – Михайлович, – цедит сквозь зубы, смотрит не на меня, а прямо перед собой. – Я была груба и невежлива, признаю! – срываюсь на обычный тон, но с визгливыми интонациями. – Сейчас не время учить меня манерам, Вы мне ничего не должны и ничем не обязаны, прошу, умоляю, уезжайте! Это моя проблема и только! – Ого, девочка, – мерзко смеется Салим, – теперь я – проблема? Быстро ты переобулась. Что еще расскажешь интересного? – Переживаешь за меня? – Покровский улыбается. – Да! – выпаливаю быстро, хватаю его за рукав и тяну в сторону, но он точно в землю врос. – Да уходите же Вы, ну! У него нож! – Это приятно. Не нож. – Да Господи Боже! – взрываюсь, нелепо взмахивая свободной рукой. – Салим, убери нож! – захожу с другого края. – У меня никого не было, кроме тебя последние три года! – И не будет, Котова, – отбивает жестко. – Никогда. Салим делает выпад на левую ногу и отводит назад правую руку, в которой держит холодное оружие. Левой тянется к плечу Покровского. Дальнейшие события происходят так стремительно, что я не успеваю даже завизжать. Только роняю букет, не в силах больше держать его. Глава 7 Ходуном все ходит. Не дрожит, не вибрирует, меня натурально трясет! Что в руки не возьму, все падает. Платье классического кроя ощущается тесным и сковывающим движения, резинка на колготах вгрызается в живот, хочется содрать с себя одежду, обсценно выругаться и бахнуть стопку, а лучше две. – Я сейчас, – выдуваю, сдавшись. Опрометью несусь в комнату, стаскиваю платье и колготы, переодеваюсь в домашние шорты, футболку оверсайз и стягиваю волосы в низкий хвост. Становится чуточку легче и спокойнее, и я возвращаюсь к своему ночному гостю, которого так бесцеремонно оставила одного на кухне и даже без кофе. Покровский при виде меня едва заметно приподнимает брови. – Все мешалось, – поясняю, смущенно наступая одной босой ступней на другую. – Понятно, – отвечает с легкой хрипотцой, отводит взгляд. Ставлю на стол подготовленную коробку и приступаю к обработке его боевых ранений. Стоит отметить, что таковых немного. Ссадина и довольно глубокая царапина на левой скуле от печатки Салима, да сбитые костяшки – на этом все. И все могло бы закончиться, даже не начавшись. Я открыла глаза, когда услышала, как на асфальт с металлическим лязгом упал нож и в это мгновение прямо мне под ноги, на спину, рухнул Салим. Судя по всему, Покровский выбил холодное оружие даже не оборачиваясь, а затем перехватил его руку и перебросил через себя. Рот я как открыла, так больше и не закрывала до самого окончания стычки. Салим же поднялся, – алкоголь подначивал его совершить как можно больше опрометчивых поступков – полез уже с голыми кулаками, оттолкнув меня. Именно на этот жест и отвлекся Покровский, пропустив единственный удар в челюсть. Больше он подобного не допустил, бил с остервенением и исключительной точностью. Когда Салима заметно повело, скрутил его, повалил на асфальт и, заломив за спину руку и придавив коленом, достал мобильный и сделал один звонок. Через рекордные пять минут прибыл наряд полиции. Как я поняла, звонил он вовсе не в дежурную часть, а какому-то знакомому, тот, в свою очередь, вызвонил ближайшую патрульную машину. А я… эти пять минут я пыталась не упасть в обморок от переизбытка кортизола в крови и как завороженная пялилась на своего спасителя. Он был так сокрушительно хорош, так мужественен и невероятно сексуален. Аномально сексуален. – Теперь Вы не чувствуете себя должником? – бубню, заканчивая со скулой и садясь на стул напротив. – Я и не чувствовал. Это Ваш вывод, я просто не стал спорить, – дергает рукой, когда я щедро поливаю раны антисептиком и неожиданно ворчит: – Щиплет, – по инерции дую на ссадины и он шумно выдыхает вместе со мной. – Что теперь будет? – шепчу, поднимаю взгляд. – Если будет плохим мальчиком – присядет на пару лет. Если хорошим – отделается штрафом и исправительными работами. – На пару? – удивляюсь в голос. – Он же только грозил, по сути. И существенного урона не нанес. – Если хотите, его отпустят прямо сейчас. Судя по всему, Вы весьма эмпатичный человек. – Ой, вот только не надо извращать! – кривляюсь, не сдерживаясь. – Неприятно, да? – хмыкает поучительно. – Дуйте лучше, Вера. Надеюсь, в работе Вы так не халтурите. Округляю глаза настолько, что они на стол просто обязаны вывалиться. Очень странно, что этого не происходит, но Покровский реакцией остается доволен: глаза аж сияют, хоть лицо по-прежнему невозмутимо-непроницаемое. Вытягиваю губы трубочкой и демонстративно обдуваю его руки. – Я опасаюсь, что он озлобится настолько, что решит отомстить, – говорю уже серьезно, поджимаю губы. – Вам? – Вам. – Я в состоянии за себя постоять. Надеялся, Вы-таки открыли глаза и успели убедиться. – Я увидела достаточно и выводы сделала, – отвечаю туманно, немного кокетливо даже, возвращаюсь взглядом к его рукам, которым, по большому счету, мое врачевание не требуется. – Но Вы не знаете, что он за человек и на что способен, – становлюсь серьезной. – Я – знаю точно. И номера Вашей машины, который он, уверена, успел запомнить, ему будет достаточно, чтобы найти Вас и существенно усложнить жизнь. – Даже если это и произойдет, я разберусь. Вопрос лишь в том, хотите ли Вы, чтобы он понес наказание за оскорбления. Подумайте, не обязательно отвечать прямо сейчас. – Я хочу, чтобы он ответил за то, что полез на Вас с ножом, – отвечаю твердо и без лишних раздумий. – Вы ошибались, заявляя, что слова любого человека имеют вес. Для меня весь его грязный треп – пустой звук. Так что выбор, по сути, за Вами. – Думаю, ему пойдет оранжевый, – я прыскаю, он – улыбается одними глазами. – Спрошу?