– Отвечу, – вздыхаю, отлично поняв, о чем он. Выбрасываю губку, которой смывала кровь и перекись, вытираю со стола и беру антисептическую мазь, успев с этой возней немного подготовиться морально. – С Константином мы познакомились у ресторана, – сразу приступаю к делу. – Я только после смены, ночь, привязались два пьяных придурка. Он покурить вышел. Отпугнул, пригласил на свидание. Банальщина, в общем. Но он очень красиво ухаживал, я, конечно, устоять не смогла. Да и зачем? Брат у меня не такой наивный, сразу понял, что он за человек, но… как Вы там сказали? Нежна и романтична. Что касается личного – пожалуй, так и есть. Ну или просто дура… – бормочу, оттягивая момент, когда придется рассказать о самом унизительном и одном из самых страшных моментов в своей жизни. Делаю паузу, собираясь с мыслями, он не перебивает, терпеливо ждет. – Он пригласил третьего. Без моего согласия, он вообще ничего не сказал и никогда даже не намекал, – морщусь и с силой мну пальцы рук. – Я спиной была к вошедшему. Не слышала. Он подкрался. Только когда он дотронулся поняла, что мы уже не одни. Это так гадко, извините… – растираю лицо ладонями, на время прячась от его внимательного взгляда. – Нет, я не ханжа. Люди все разные, всем нравится по-разному, я это понимаю и не осуждаю. Но я-то сказала нет. Понимаете? – поднимаю на него болезненный взгляд и, наверное, ищу поддержки. Сама толком не понимаю, чего жду от него в те секунды. – Конечно, – он кивает и медленно моргает, делая зрительный контакт не таким пристальным, но в то же время я ощущаю участие. Это помогает почувствовать себя увереннее. – Я сказала нет, а они все продолжали и продолжали, – продолжаю немного торопливо. – Я вырывалась, они шутили, смеялись, лапали везде, синяков наставили, – брезгливо веду плечами, стряхивая с себя омерзение. – Пока не заорала в голос, когда второй попытался… ну, Вы поняли. Только после этого отпустили. На следующий день он меня подкараулил. С подарком, но ни извинений, ни раскаяния. Я сказала, что на этом все, он не согласился, начал буквально преследовать. Жаловаться мне особенно некому, рассказала брату. Он – Салиму. Радов в соседнем подъезде живет сколько его знаю. Всю свою жизнь, по сути… Ну и как-то так случилось, что Терехова он отвадил, но приклеился сам. Он, вообще, неплохой парень. Ко мне относился хорошо. Просто, когда выпьет – такой идиот, тушите свет. Наверняка на машину новую триггернул, ее из космоса видно. Выдыхаю. Закручиваю тюбик и откидываюсь на спинку стула, ощутимо расслабляясь. – Может, мне его на реабилитацию пристроить? – Покровский кривится, иронизируя. – Нет, – посмеиваюсь, прикрывая глаза и улыбаясь. – Там вся семья запойная, это неизлечимо. – А тебя только с боем можно получить, – выдает и морщится: – Прошу прощения. – Начало положено, – говорю одними губами. Беззвучно. Не смотрю на него, слишком неловко, но взгляд чувствую. Долгий, пронзительный, тяжелый. – Как Вы узнали? – спрашиваю уже обычным тоном. – Это случилось больше трех лет назад. – Ярослав, не я. Он был сильно озадачен тво… Вашей, – Покровский недовольно растягивает губы и трет лоб указательным и средним пальцами. – Все сложнее и сложнее. – Можете мне тыкать, я не против, – мямлю, бегая взглядом по кухоньке. – Вашей реакцией утром, – заканчивает мысль, я выдавливаю улыбку, чувствуя себя невероятно глупо. Да что я вообще о себе возомнила?! Сижу, растекаюсь, кулаками он ради меня помахал, видите ли! – Выяснил и нам обоим это не понравилось. Поясню. С Тереховым мы будущие конкуренты. Если я заключу ту сделку и реализую свой новый проект, ему придется потесниться. Это для начала, через год-другой его фирма загнется. Мы вполне сносно сосуществуем сейчас и неплохо знакомы, на самом деле, сферы пересекаются, поэтому сделка держится в строжайшем секрете. Но люди работают, подготавливают. Слухи ползут. – Понимаю теперь. – Я на девяносто процентов уверен, что за покушением стоит он. Но, во-первых, оставшиеся десять никуда не деваются, во-вторых, чтобы прижать его, мне нужны доказательства. Нужен Ваш брат, тот, кто его нанял и дальше по цепочке. Думаю, длинной. Потеряю хоть одно звено – конец истории. Я не причиню Вашему брату вреда, Вера. – А нельзя просто… не заключать ту сделку? – предлагаю наивно. – Я думал об этом, – отвечает абсолютно серьезно, без издевки. – Более того, я действительно притормозил процесс, чтобы тщательно взвесить, стоят ли амбиции жизни. Но теперь я пойду до конца. Я уничтожу его бизнес. – Зачем Вам это? – выпаливаю с отчаянием, неосознанно закусывая уголок нижней губы. – Потому что он это заслужил, – Покровский поднимается, доходит до раковины и умывается. Вытирает лицо кухонным полотенцем и разворачивается ко мне. – Рискую показаться назойливым, но, если позволите, я бы остался спать на Вашем диване. Садиться за руль нет ни сил, ни желания. Концентрация на нуле. – У меня довольно скромно, – мямлю, так же поднимаясь, – если Вас это не смущает, я постелю. – У меня до четырнадцати лет из собственности была лишь койка-место. Точнее, даже та мне не принадлежала, просто числилась за мной. – Детский дом? – уточняю, пытаясь не выглядеть удивленной, но едва ли скрыть получается. – Да. Меня усыновили Покровские, биологические родители неизвестны, подкидыш в коробке у входа в роддом. – Мне… жаль. – Мне тоже, – он устало улыбается, а я иду устраивать своего дорогого во всех смыслах гостя на продавленном диване, на котором провела последние три года жизни и умерла моя бабушка. – Четырнадцать – мое счастливое число, Вера, – говорит, прежде чем я успеваю прикрыть за собой дверь в зал. Торопливо закрываю, с хлопком, который наверняка не укрылся от его внимания, и приваливаюсь спиной к прохладной стене. Но она не в состоянии присмиреть тот огонь, что начинает разгораться внутри меня, будь хоть не из железа и бетона, а изо льда. Я родилась четырнадцатого апреля. Глава 8 Покровский с аппетитом уплетает яичницу, сидя на моей кухне без носков. Почему-то именно их отсутствие смущает сильнее прочего. Брюки, рубашка, запонки, часы – все на месте. Носков нет. Стою с чашкой кофе у окна, пришвартовав зад к подоконнику, и симулирую глубокую задумчивость, но на самом деле – пялюсь на его ноги под столом. Он шевелит пальцами. У него есть пальцы, они голые и они под моим столом. Почему меня это так шокирует? Чешу нос ногтем указательного пальца, совершаю титаническое усилие над волей, поднимаю взгляд в тот момент, когда он делает первый глоток кофе. С прищуром смотрит вдаль (примерно на полтора метра вперед, дальше – стена), засасывает поочередно сначала верхнюю губу, потом нижнюю, смакует послевкусие и выносит вердикт: – Надо было ставить в офис не кофемашину, а плиту. Спасибо за завтрак. Вы определенно готовите лучше, чем я. Фыркаю и пытаюсь сдержать улыбку, но получается только прикрыть ее волосами, опустив голову. – На здоровье, Владислав Михайлович, – отвечаю сдержанно, когда удается придать своему лицу равнодушно-скучающее выражение. Теперь тень улыбки появляется на его лице. Глаза – в них все. Я поняла наконец, почему он так пристально смотрит: он передает эмоциональную составляющую своей речи. Улавливать или нет – личное дело каждого. – К слову о здоровье, – он выразительно смотрит на свои кисти, на опухшие за ночь костяшки, и снова на меня. – Напишете пару писем под диктовку? – Без проблем, – легко пожимаю плечами. Степень своей наивности я познала уже позже, в офисе, но быстро нашла решение. В подъезде меня ждал сюрприз. С двери и стен стерли все надписи, а почтовый ящик ошкурили и покрасили. – Ого! – брякаю уважительно, притормаживая в пролете между этажами. – Оперативно. Кого осыпать благодарностями? – Ярослава. Сильно сомневаюсь, что он сделал все своими руками, но для грамотного результативного управления требуется недюжинный опыт и врожденный талант, – втирает надменно. Поджимаю губы, киваю. – Разумеется, Владислав Михайлович. Он жестом приглашает продолжить путь, я проплываю мимо, мазнув по нему ироничным взглядом. Его нарочитая чопорность диктует правила для новой увлекательной игры. Главное не увлечься чрезмерно. Из подъезда выхожу, искрясь как новогодняя елка. Несмотря на то, что почти не спала, чувствую прилив сил и абсолютно неадекватную радость. Размышляю лишь о том, как весь день буду сдерживаться, чтобы не улыбаться беспрестанно, но кто-то позаботился и об этом. – Моя красавица… – расстраиваюсь, цокая каблучками на небольшом пустынном пятачке асфальта, где еще ночью стояла «Ласточка». – Есть альтернатива, – Покровский кивком указывает на белоснежный Lexus. – Мне выдадут корпоративную кредитку на обслуживание и топливо? – невинно хлопаю ресницами и складываю ручки у груди. Блин, кокетничаю. – У этой роскошной дивы аппетиты явно превышают мои возможности, – добавляю уже с мягкой улыбкой, опустив руки вдоль тела. – Корпоративная… – задумчиво повторяет Покровский, глядя стеклянными глазами поверх моего плеча. Понимаю с опозданием, что своими шуточками провоцирую его к действию. Что он еще не вернулся к своему обычному состоянию после ночного происшествия, что еще не вышел из режима «доказать свою крутость любой ценой». – Владислав Михайлович, осмотритесь, – прошу со вздохом. Он фокусирует взгляд сначала на моем лице, после – окидывает взглядом весь двор. От увиденного слабо морщится: догоняет осознанием, что этой машине тут попросту не место. Но это лишь в первое мгновение. В следующее в его голову приходит решение. Широко распахнутые глаза ловят и отражают свет, раздавая блики, затем он немного сощуривается, на губах появляется игривая ухмылка. – Нет, – заявляю безапелляционно и даже выставляю руку ладонью вперед, останавливая его порыв. – Корпоративная, – начинает торговаться, сунув руки в карманы и чуть-чуть задрав подбородок. Эдакое небрежное превосходство: он точно знает, что эту битву мне не выиграть, но подначивает попытаться, иначе скучно. – Корпоративная квартира, – причмокиваю, словно пытаюсь распробовать словосочетание на вкус. – Заучит так, будто сделки с неуступчивым партнерами будут заключаться именно там. – Тогда подобная нужна генеральному директору, но что-то мне подсказывает, что она будет пустовать, – отбивает мою грубоватую атаку. Достает руки из кармана и что-то мне бросает. Ловлю по инерции, в первую секунду даже довольна тем, как элегантно получилось. Мимоходом отмечаю, что заяви я о своем маленьком достижении вслух, Покровский бы наверняка внес ремарку, что заслуга его: круто подал. От этой мысли еще и улыбаться начинаю, пока не смотрю на свою ладонь. Ключи от машины. Поднимаю ну прямо-таки свирепый взгляд разъяренного котенка, которого погладили против шерстки. Дважды подряд погладили! – Спокойствие, Вера, – невозмутимо отражает Владислав и идет к своей машине, проигрывая ключами. Знает прекрасно, что в спину ему я их не брошу, а через три его неспешных шага уровень моего негодования существенно снизится. Где-то до отметки «безопасно», чтобы отдать первую команду сумасбродного шефа. Покровский разворачивается и демонстративно смотрит на наручные часы. – Рабочий день уже начался, – констатирует высокомерно. – А машину надо перегнать. К офису подъезжаю с мокрыми от холодного пота ступнями и подмышками. Непривычная коробка автомат и слишком много кнопочек. Слишком! Покровский следовал за мной, а когда появлялась возможность, ехал рядом, добавляя стресса, но я справилась. – Вы не могли бы не улыбаться? – шиплю, когда идем к дверям. – А то коллеги решат, что Вы ночевали у меня. Покровский прыскает и улыбается так широко, открывая передо мной дверь, что подошедшая в тот же момент женщина ошарашено замирает, а в нее со спины влетает еще одна зевака.