Детектив молча подчинился. Мэри подошла и посмотрела на брата. — Питер, почему ты сказал, что это сделал он? — Что сделал? — Стрелял… в тебя. — Слова прозвучали не громче шепота. Напряженную атмосферу разрядил приход Бантера с лекарством. Лорд Питер выпил порцию и передвинул подушки так, чтобы ему измерили температуру, сосчитали пульс, могли спросить, не съест ли он на завтрак яйцо, и зажгли сигарету. Бантер удалился, а оставшиеся удобнее расселись и почувствовали себя спокойнее. — Так вот, девочка, — начал Питер, — для начала прекрати хлюпать носом. Вчера вечером я в твоем Советском клубе случайно наткнулся на этого Гойлса. Попросил мисс Тарант нас познакомить. Но как только Гойлс услышал мое имя, сразу сделал ноги. Я рванул следом, имея в виду лишь перемолвиться с ним, но этот идиот спрятался за углом Ньюпорт-Корт, пальнул в меня и удрал. Поведение тупого осла. Я же знал, кто он таков. Его не могли не поймать. — Питер… — начала Мэри мертвенным голосом. — Послушай, Полли, — перебил ее брат. — Я думал о тебе. Честно. Не настаивал на том, чтобы его арестовали. Не выдвигал никаких обвинений. Я правильно говорю, Паркер? Что ты сегодня утром велел людям в Скотленд-Ярде? — Задержать его для опроса в качестве свидетеля по риддлсдейлскому делу, — с расстановкой ответил детектив. — Он ничего не знает, — упрямо заявила Мэри. — Его и близко там не было. В этом он невиновен. — Ты так считаешь? — серьезно спросил Питер. — Если ты считаешь, что он невиновен, зачем городить ложь, пытаясь его обелить? Так не пойдет, Мэри. Ты знаешь, что он там был и что он виновен. — Нет! — Да! — Сестра отпрянула, но Питер схватил ее своими сильными руками. — Мэри, ты понимаешь, что творишь? Ты лжесвидетельствуешь и ставишь под угрозу жизнь Джеральда, чтобы уберечь от правосудия человека, которого подозреваешь в убийстве своего любовника и который пытался убить меня! — О! — не выдержал муки Паркер. — Этот допрос совершенно не по правилам! — Не обращай внимания, — бросил Уимзи. — Мэри, ты действительно полагаешь, что поступаешь правильно? Она минуту или две беспомощно смотрела на брата. Глаз Питера умоляюще глядел из-под повязки. Ее лицо разгладилось, упрямое выражение исчезло. — Я скажу правду. — Умничка. — Питер протянул руку. — Извини, девочка. Я понимаю: тебе нравится этот тип, — и мы глубоко ценим твой выбор, но теперь вперед. А ты, Паркер, фиксируй. — С Джорджем все началось несколько лет назад. Ты, Питер, был тогда на фронте, но, я полагаю, тебе все рассказали и преподнесли в самом худшем свете. — Я бы так не сказала, дорогая, — прервала дочь вдовствующая герцогиня. — Кажется, я писала Питеру, что мы с твоим братом не вполне довольны тем, что нашли в твоем молодом человеке, — не так уж много и писала, если ты помнишь, дорогой. Он заявился в выходные без приглашения, когда в доме было полно гостей, и не заботился ни о чьем удобстве, кроме собственного. Добавлю, был беспричинно груб со старым лордом Маунтуизлом. — Просто говорил то, что думал, — объяснила Мэри. — Милейший Маунтуизл не понимает, что современное поколение научилось обсуждать со старшими проблемы, а не просто лебезить перед ними. Когда Джордж высказал свое мнение, лорд решил, что ему дерзят. — Если отрицают все, что человек говорит, для непосвященных это выглядит именно как дерзость, — возразила мать. — Насколько помню, я написала Питеру, что манеры мистера Гойлса лишены лоска и что ему не хватает независимости суждений. — Не хватает независимости суждений? — изумленно повторила Мэри. — Я так посчитала, дорогая. Живую мысль в слова облечь уметь… Кто это сказал? Папа римский или кто-то другой? Но в наши дни, чем скуднее выражаешься, тем более глубоким тебя почитают. Хотя и это не новость. Вот как у Браунинга и этих заумных метафизиков, когда не знаешь, что они имеют в виду: то ли свою любовницу, то ли традиционную церковь, — все так по-новобрачному, по-библейски, не говоря уже о душке святом Августине — я имею в виду человека-гиппо, а не того, что занимался здесь миссионерством, хотя и тот хорош; в те дни не было ежегодных благотворительных распродаж рукоделия и чая в церковных приходах, поэтому теперь мы понимаем под миссионерством нечто иное; он-то все об этом знал — ты же помнишь про мандрагору, или это такая штука, для которой требуется большая черная собака? «Манихей» — вот нужное слово. Его так звали? Фауст? Или я путаю со стариком из оперы? — Как бы то ни было, — продолжала Мэри, не пытаясь остановить поток сознания герцогини, — Джордж единственный, кто был мне дорог. Он и сейчас мне дорог. Просто все это казалось таким безнадежным… Да, мама, возможно, ты о нем сказала не много, зато Джеральд наговорил много — с три короба ужасов. — Сказал что думал, — кивнула герцогиня. — Как водится у нынешнего поколения. Хотя непосвященным может показаться грубым. Питер усмехнулся, но Мэри, не обратив внимания, продолжала: — У Джорджа просто не было денег. Все, что имел, он, так или иначе, пожертвовал лейбористской партии, а работу в министерстве информации потерял — там сочли, что он слишком сочувствует иностранным социалистам. Чудовищная несправедливость. А Джеральд, полагавший, что такая обуза ему не нужна, пришел в ярость и пригрозил, что вовсе лишит меня средств, если я не прогоню Джорджа. Я прогнала, но это никак не повлияло на наши чувства. Мама вела себя чуть более порядочно — пообещала нам помочь, если Джордж получит работу. На это я ответила, что, если Джордж получит работу, помощь нам не потребуется. — Но, дорогая, я ведь могла обидеть мистера Гойлса, предложив существовать на деньги тещи, — сказала герцогиня. — Почему же? — ответила Мэри. — Джордж не верит в старорежимные понятия о собственности. К тому же, если бы ты дала мне деньги, они бы стали моими. Мы верим в равенство мужчин и женщин. Почему кормильцами семьи одни должны быть больше, чем другие? — Не представляю, дорогая. Но не могу вообразить, чтобы бедный мистер Гойлс стал жить на незаработанный доход, если он не верит в наследуемую собственность. — Ложный довод, — неопределенно заметила Мэри и тут же поспешно добавила: — Как бы то ни было, дальше произошло вот что. После войны Джордж заявил, что отправляется в Германию изучать социализм и вопросы лейборизма. Наши отношения зашли в тупик и, когда объявился Дэнис Кэткарт, я сказала, что выйду за него замуж. — Почему? — спросил Питер. — Я всегда считал, что он совершенно тебе не подходит. Тори, вхожий в дипломатические круги. Заскорузлый сыч. Не представляю, что у вас общего. — Ничего. Зато ему было плевать на мои убеждения. Я заставила его пообещать, что он не станет донимать меня своими дипломатами и прочими гостями, он согласился, и я получила свободу с условием, что не скомпрометирую его. Мы собирались жить в Париже — каждый на свой лад, не вмешиваясь в дела другого. Все-таки лучше, чем, оставшись здесь, выйти замуж за человека из нашего окружения: открывать благотворительные распродажи, смотреть поло и встречаться с принцем Уэльским. Я согласилась выйти замуж за Дэниса, потому что он был мне безразличен, как, несомненно, и я ему. Мы бы просто не касались друг друга. А я хотела именно того, чтобы меня оставили в покое! — Джерри больше не грозил лишить тебя средств? — спросил Питер. — Нет. Он сказал, что Дэнис далеко не завидная партия — ах, зачем он выразился так вульгарно на безвкусный ранневикторианский манер, — но после Джорджа надо благодарить звезды, что не вышло хуже. — Пометь, Чарлз, — попросил Уимзи. — Поначалу все шло как будто хорошо, но затем мое положение стало меня все сильнее угнетать. Меня что-то тревожило в Дэнисе. Он был невероятно сдержан. Да, я хотела, чтобы меня оставили в покое, но это было нечто сверхъестественное. Он держался корректно. Даже когда приходил в ярость или его обуревала страсть, что случалось нечасто. Невероятно! Как персонаж из старых французских романов. Понимаешь, Питер, устрашающе горячая натура, но совершенно безликая. — Чарлз, слышал? — спросил лорд Питер. — Мм? — Это важно. Понимаешь значение? — Нет. — Неважно. Продолжай, Полли. — У тебя от меня не разболелась голова? — Чертовски. Но мне по душе. Продолжай. Я не взращиваю росток лилии влагой страдания и росой лихорадки, ничего подобного. Я в восторге. То, что ты сказала, объясняет больше, чем все, что я накопал за неделю. — Правда? — На лице Мэри не осталось следов враждебности. — Я думала, ты не поймешь эту часть моей истории. — Господи, почему? — удивился Питер. Мэри покачала головой. — Мы с Джорджем все время переписывались, и вдруг в начале этого месяца он мне сообщил, что возвращается из Германии и получает работу в «Тандерклап» — еженедельнике социалистов с начальным жалованьем четыре фунта в неделю. Он спрашивал, не брошу ли я своих капиталистов, и все такое, не перееду ли к нему, чтобы стать честной трудовой женщиной. Он мог подыскать мне секретарскую работу в газете. Я бы печатала для него на машинке и помогала компоновать статьи. Мы бы зарабатывали шесть-семь фунтов, чего, как он считал, с лихвой бы хватало на жизнь. Я же с каждым днем все больше боялась Дэниса. И согласилась. Но понимала, что разразится гигантский скандал с Джеральдом. И стыдилась: помолвка с Дэнисом была объявлена, пошли бы жуткие сплетни, меня бы стали отговаривать. И Дэнис мог бы сильно навредить Джорджу — он такой человек. Поэтому мы решили, что лучше убежать, вступить в брак и тем самым спастись от споров. — Разумно, — кивнул Питер. — И хорошо бы смотрелось в газетах. Представьте заголовок: «Дочь пэра выходит замуж за социалиста. Романтическое бегство в мотоциклетной коляске. Ее светлость утверждает, что шесть фунтов — это много». — Свинья! — вспыхнула леди Мэри. — Спасибо, принимаю. Итак, романтический Гойлс собирался похитить тебя из Риддлсдейла. Кстати, почему из Риддлсдейла? Было бы намного проще из Лондона или Денвера. — Нет. Во-первых, у Джорджа были на Севере дела. В городе его все знают — это во-вторых. И мы в любом случае не хотели ждать. — А еще пропал бы ореол юного Лохинвара. Но почему в такой несусветный час — три ночи? — Вечером в среду у Джорджа было назначено собрание в Норталлертоне. Оттуда он поехал за мной: мы должны были отправиться в город и вступить там в брак по специальному разрешению. Времени было довольно — Джорджа ждали на работе только на следующий день. — Понятно, — кивнул брат. — Теперь продолжу я, а ты меня поправь, если ошибусь. Ты поднялась к себе в среду вечером, в девять тридцать, собрала чемодан и решила нацарапать что-нибудь вроде письма, чтобы успокоить горюющих друзей и родственников. — Я написала. Но… — Разумеется. Затем легла в постель или, по крайней мере, не раздеваясь, прилегла. — И, как оказалось, правильно поступила. — Согласен. Утром не пришлось тратить много времени, чтобы привести кровать в правдоподобный вид. А нам полагалось заключить, что все выглядит естественно. Кстати, Паркер, когда вчера вечером Мэри каялась в грехах, ты делал пометки? — Да. Только сможешь ли ты разобрать мою скоропись? — Безусловно. Мятая постель опровергает твою историю, что ты вообще не ложилась. Так? — А я решила, что сочинила отличную историю! — Нужна практика, — добродушно заметил брат. — В следующий раз получится лучше. Только учти: трудно долго плести безукоризненную ложь. Кстати, слышала ли ты сама, как Джеральд вышел в одиннадцать тридцать, о чем свидетельствовал Петтигрю-Робинсон (черт бы побрал его уши!)? — Я как будто слышала какое-то движение, но не сильно об этом задумывалась, — ответила Мэри. — И правильно. Я если слышу, что люди перемещаются ночью по дому, по своей деликатности вообще об этом не задумываюсь. — Характерно для Англии, — вмешалась герцогиня. — Здесь это считается некорректным. Говорю для Питера, который везде, где можно, применяет континентальный подход. Услышал что-то в тишине — не упоминай, как разумно поступал в детстве. Ты был очень наблюдательным мальчиком, дорогой. — И до сих пор остался, — улыбнулась Мэри с удивительным дружелюбием. — Дурные привычки умирают трудно, — ответил Уимзи. — Продолжим. В три часа ты спустилась встретиться с Гойлсом. Зачем ему понадобилось приближаться к дому? Было бы безопаснее назначить свидание на аллее. — Я бы не смогла выйти из ворот, не разбудив Хардро. Следовательно, требовалось где-нибудь перебраться через ограду. Я бы справилась сама, если бы не тяжелый чемодан. Так как Джорджу все равно пришлось бы перелезать, мы решили, что будет удобней, если он подойдет помочь мне нести чемодан. Ну и к тому же у двери в оранжерею мы не смогли бы разминуться. Я послала ему маленький план тропы.