— Вы уверены, что он был мертв? — Мертвее не бывает. — Минутку, — вмешался солиситор. — Вы сказали, что это был Кэткарт. Вы знали его раньше? — Никогда. Я имел в виду, что увидел мертвого мужчину, а потом узнал, что это Кэткарт. — То есть узнали не потому, что были с ним знакомы? — Позже, по фотографиям в газетах. — Делая заявления, надо выражаться точнее. То, что вы сейчас сказали, мистер Гойлс, могло бы произвести очень неблагоприятное впечатление на полицию или присяжных. Мерблс высморкался и поправил пенсне. — Что было дальше? — спросил Питер. — Мне показалось, я что-то услышал со стороны тропинки. И решив, что будет неразумно, если меня застанут рядом с трупом, смылся. — О! — кивнул Питер с неопределенным выражением лица. — Это было очень простое решение. Девушке предоставлена возможность разбираться с неприятной находкой — трупом в саду, а ее поклонник, который собирался на ней жениться, дал деру. Как вы считали, что она могла подумать? — Посчитал, что будет молчать ради самой себя. Но если честно, в голове все путалось. Только понимал, что вляпался в чужую историю, и если меня обнаружат рядом с убитым, это будет выглядеть очень подозрительно. — Вы просто потеряли голову, молодой человек, — вставил Мерблс, — глупо и трусливо бежали. — Не надо таких слов, — огрызнулся Гойлс. — Начать с того, что я оказался в нелепом и глупом положении. — Да, — иронично заметил Питер. — Три часа ночи — жутко промозглое время. В следующий раз, когда будете планировать бракосочетание, назначайте на шесть вечера или на полночь. Вам, судя по всему, лучше удается планирование заговоров, чем их реализация. Срываетесь по любому поводу. Человек вашего склада не должен таскать с собой оружие. Какого дьявола вы, несущий всякий бред пустозвон, разрядили вчера в меня свою пукалку? Вы бы оказались в очень сомнительной ситуации, если бы попали мне в голову, сердце или другой важный орган. Если вы так боитесь трупов, почему стреляете в живых? Почему, почему, почему… Вот что не дает мне покоя. Если вы сейчас говорите правду, значит, никогда не подвергались хотя бы малейшей опасности. Господи! А мы тратили силы и время, чтобы вас изловить. Идиот! Бедная Мэри! Бог знает до чего себя довела, чуть не убила, поскольку думала, что вы хотя бы бежали от того, от чего стоило бежать! — Нужно сделать скидку на его нервный характер, — твердо заявила Мэри. — Вы не представляете, что чувствует человек, когда за ним шпионят, ходят по пятам, изводят… — начал Гойлс. — А мне казалось, что ваши друзья из Советского клуба радуются, если их подозревают, — перебил его Уимзи. — Ваша гордость собственной персоной должна взлетать до небес, если вас считают действительно опасным типом. — Насмешки таких, как вы, сеют ненависть между классами! — вспыхнул Гойлс. — Мы сейчас не об этом, — вмешался Мерблс. — Закон для всех един. А вы, молодой человек, поставили себя в очень неприятное положение. — Он коснулся звонка на столе, и в помещение вошел Паркер с констеблем. — Установите за этим человеком наблюдение. Мы не выдвигаем против него обвинение, если он не нарушит правила поведения. Но он не должен пытаться скрыться, пока риддлсдейлское дело не будет передано в суд. — Разумеется, сэр, — ответил детектив. — Одну минуту, — попросила Мэри. — Мистер Гойлс, вот кольцо, которое вы мне дарили. До свидания. Когда в следующий раз станете выступать и призывать народ к решительным действиям, я приду и буду вам аплодировать: вы прекрасно говорите на подобные темы, — но в другой обстановке нам лучше не встречаться. — Естественно, — горько проговорил молодой человек. — Вы загнали меня в угол, отвернулись и насмехаетесь надо мной. — Я могла смириться с мыслью, что вы убийца! — Голос Мэри звенел от презрения. — Но мне несносна мысль, что вы такой осел. Прежде чем Гойлс успел ответить, озадаченный, но отнюдь не расстроенный Паркер вывел его из помещения. Мэри подошла к окну, кусая губы. Лорд Питер приблизился к ней. — Старина Мерблс приглашает нас на ланч. Пойдешь? Будет сэр Импи Биггс. — Не хочется с ним сегодня встречаться. Очень любезно со стороны мистера Мерблса… — Пойдем, дорогуша. Биггс своего рода знаменитость. На него приятно смотреть, как на мраморный памятник. Он тебе все расскажет о своих канарейках. Мэри хихикнула сквозь упрямые слезы. — Очень мило, Питер, что ты пытаешься развлечь свою малышку. Но я буду выглядеть полной идиоткой. Для одного дня я уже довольно выставляла себя на смех. — Вздор! Гойлс и вправду сегодня проявил себя не лучшим образом, но ведь он оказался в чрезвычайно трудном положении. Пошли! — Надеюсь, леди Мэри согласится украсить собой мое холостяцкое жилище, — сказал, подходя, солиситор. — Ваше присутствие для меня большая честь. В моем доме лет двадцать не было ни одной дамы. Господи, двадцать лет! — В таком случае я просто не имею права отказаться, — улыбнулась леди Мэри. Мерблс жил в красивой анфиладе старых комнат в Степл-Инн с окнами, выходящими на строго распланированный сад с клумбами и журчащим фонтаном. Жилище хранило старомодный дух закона, которым был проникнут его хозяин. Столовую украшала мебель красного дерева, турецкий ковер и красные шторы. На буфете стояли красивое медное блюдо и серебряные графины с выгравированными вокруг горлышек надписями. В книжном шкафу теснились огромные тома в кожаных переплетах, над камином висел портрет маслом строгого судьи. Мэри внезапно ощутила благодарность к этому неброскому, весомому викторианству. — Боюсь, нам придется немного подождать сэра Импи, — извинился Мерблс, сверившись с часами. — Он занят на процессе «Квангл и Хампер» против «Правды». Но заседание должно уже закончиться. Сэр Импи рассчитывал, что сегодня завершится весь процесс. Блестящий человек этот сэр Импи. Он защищает «Правду». — Удивительная позиция для юриста, — заметил Питер. — «Правда» — это газета, — уголки губ Мерблса дернулись вверх. — Она выступает против тех, кто утверждает, что одним лекарством можно лечить пятьдесят девять болезней. «Квангл и Хампер» привели в суд больных, чтобы те свидетельствовали, как им помогло лечение. А слышать, как с ними обошелся сэр Импи, — интеллектуальное наслаждение. Полюбезничав с пожилыми дамами, он попросил одну из них показать присяжным ногу. Вот это была сенсация! — Показала? — спросил лорд Питер. — Очень хотела, дорогой мой. — Удивительно, как у них хватило наглости ее вызвать. — Наглости? Что касается наглости, у «Квангл и Хампер», выражаясь языком великого Шекспира, нет собратьев во вселенной. Но с сэром Импи не пофамильярничаешь. Нам очень повезло, что мы заручились его помощью. А вот и он! Торопливые шаги на лестнице возвестили приход ученого мужа, который был все еще в парике и мантии и рассыпался в извинениях. — Нижайше прошу прощения. Должен с сожалением сказать, что под конец все стало чрезвычайно скучным. Я сделал все возможное, но милейший старый Доусон стал глух как столб и совсем неуклюж в движениях. Как вы, Уимзи? У вас такой вид, как будто вы только что с войны. Можно выдвигать обвинение за нападение на человека? — Куда серьезнее, — вставил Мерблс. — За попытку убийства. — Прекрасно, прекрасно, — обрадовался сэр Импи. — Хотя мы приняли решение отказаться от преследования, — покачал головой солиситор. — Вот как? О, дорогой мой Уимзи, это неправильно. Юристам надо жить. Ваша сестра? Не имел удовольствия повстречаться с вами в Риддлсдейле, леди Мэри. Надеюсь, вы совершенно поправились? — Абсолютно. Спасибо, — с напором проговорила молодая дама. — Здравствуйте, мистер Паркер. Разумеется, ваше имя весьма известно. Уимзи без вас никуда. Мерблс, эти джентльмены обладают ценной информацией? Я чрезвычайно заинтересован в этом деле. — Только не сейчас, — предупредил солиситор. — Конечно, не сейчас, — согласился сэр Импи. — Сейчас меня не интересует ничего, кроме этого замечательного седла барашка. Извините за мой аппетит. — Тогда начнем, — предложил Мерблс. — Боюсь, молодые люди, я слишком старомоден, чтобы принять новую манеру предварять еду коктейлем. — И правильно! — похвалил с чувством лорд Питер. — Портит нёбо и нарушает пищеварение. Не английская традиция — кощунство. Пришло из Америки, результат сухого закона. Вот что происходит с людьми, которые не умеют пить. Господи, вы выставили на стол знаменитый кларет. Грех в его присутствии упоминать какой-то коктейль. — Да, это «Лафит» семьдесят пятого года, очень редкий сорт. Я его редко достаю для людей моложе пятидесяти лет. Но вы, лорд Питер, исключение, окажете честь тому, кто вдвое старше вас. — Спасибо, сэр, я очень ценю ваши слова. Можно начать разливать? — Пожалуйста. Благодарю, Симпсон, мы обслужим себя сами. А после ланча я попрошу вас попробовать нечто совершенно удивительное. Мой бывший клиент недавно умер и оставил мне дюжину бутылок портвейна сорок седьмого года. — Вот это да! — воскликнул Уимзи. — Неужели его можно пить, сэр? — Боюсь, что нет, — ответил Мерблс. — К великому сожалению. Но я уверен, что к подобной благородной древности нужно проявить уважение. — Будет о чем рассказать, — кивнул лорд Питер. — «Я пробовал портвейн сорок седьмого года!» Все равно что увидеть божественную Сару[55]. Голоса не осталось, блеска не осталось, изюминки не осталось, но тем не менее классика. — Помню Сару в ее великие дни, — сказал солиситор. — У нас, стариков, есть привилегия прекрасных воспоминаний. — Справедливо, сэр, — согласился Уимзи. — Вы еще много успеете таких накопить. — Но почему тот покойный джентльмен позволил замечательному вину пропустить свой срок? — Мистер Фетерстоун был очень одиноким человеком, — ответил Мерблс. — Доподлинно сказать не могу. Возможно, был очень мудр. Слыл большим скупердяем. Никогда не покупал себе новой одежды, не веселился на праздники, не женился, жил в тех же тесных темных комнатах, которые снял, когда был не имевшим практики адвокатом. Унаследовал от отца большой доход, но весь пускал в накопления. Портвейн приобрел его отец, умерший в 1860 году, когда моему клиенту было тридцать четыре. Он, то есть сын, скончался в девяносто четыре. Он говорил, что нет ничего приятнее предвосхищения, поэтому ничего не делал, жил отшельником и только представлял, что бы мог совершить. Вел подробный дневник, день за днем отражавший выдуманную действительность, которую автор так и не решился воплотить в реальность. Скрупулезно описывал семейную жизнь с женщиной своей мечты. Каждое Рождество и Пасху торжественно выставлял на стол бутылку сорок седьмого года и так же торжественно по окончании скромной трапезы убирал неоткупоренной. Истинный христианин, он ждал счастья после смерти, но, как видите, земные удовольствия откладывал насколько возможно. Он умер со словами: «Все обещанное да исполнится» — даже в эту минуту нуждаясь в гарантиях. Очень одинокий человек, совсем непохожий на современное поколение с его безрассудным духом. — Какая необычная и трогательная история, — проговорила Мэри. — Возможно, он настраивал сердце на недостижимое, — предположил Паркер. — Кто знает, — ответил Мерблс. — Поговаривали, что дама его мечты не всегда была лишь мечтой. Просто он не мог принудить себя сделать предложение. — А вот я, — бросил Импи, — чем больше слушаю разбирательства в суде, тем более склонен согласиться, что этот мистер Фетерстоун выбрал лучшую участь. — И готовы в этом отношении последовать его примеру? А, сэр Импи? — спросил, едва усмехнувшись, солиситор. Паркер посмотрел в окно. Начинался дождь. Портвейн сорок седьмого года оказался действительно выдохшимся. Лишь слабый призрак его прежнего пламени и аромата витал над ним. Лорд Питер несколько мгновений качал бокал.