— Болтать лучше? — Гораздо, — ответила она. — Нам есть о чем поболтать, верно? — Пожалуй. Я смотрю, ты хорошо разбираешься в женщинах, — заметила Шейла. — Неплохо. — Давай пойдем куда-нибудь, поговорим. Когда я положил деньги на прилавок, Тод посмотрел на меня, как будто я был укротитель в клетке с тигром, потом безнадежно махнул рукой, чертыхнулся и улыбнулся понимающей улыбкой, какой могут обмениваться только мужчины. Я открыл ей дверцу машины, она села, глядя прямо перед собой. — Кому-то приходится проигрывать. — Всегда так, — ответил я. 16 Шейла расстегнула до самого пояса пуговицы на моей рубашке и кончиками ногтей провела сверху вниз по моей груди, наполнив меня жаром. — Нравится? — спросила она. — Приятно. Над нами на черном ночном небе светился тонкий серпик луны, время от времени исчезавший за проползающими облаками. На фоне зарева, стоявшего над Линтоном, был виден силуэт башен и левого мавританского крыла загородного дома на берегу залива. — Ты какой-то рассеянный, — сказала Шейла. — Я наслаждаюсь. — Мужчине следует быть агрессивным. — Когда возникает необходимость. — Уж возникла, я чувствую рукой. — Шейла, тебе просто завидно, что у тебя нет такой заводной игрушки. — Мы, кажется, собирались поговорить? Протянув руку, я провел по ее ноге сверху вниз, мышцы напряглись под моими пальцами и снова расслабились, словно кто-то передвинул ручку реостата. Ее пальцы замерли на моей груди, но вновь возобновили свое движение, пробираясь под пояс. Но движение было механическое, без чувства. она словно играла роль по давно знакомому сценарию. — А что делает Кросс? — спросил я. Кончики ногтей царапнули глубже, потом нажим ослабел. — Работает. Он весь отдается своему делу. Я снова закинул руки за голову. Ее пальцы продолжали дразнить меня. Шейла повернулась на живот, глядя на меня сверху. — Лучше бы он отдавался тебе, — заметил я. — Мы давно женаты. — Она расстегнула пряжку брючного пояса. — Мне исполнилось семнадцать в день нашей свадьбы. — Неважно. С возрастом тебе следовало совершенствоваться. — Был бы интерес, можно как-то объяснить. А то ему все безразлично, кроме работы. — Ты его любишь? — Конечно. — А он тебя? — Да. Без сомнения. Но помимо любви людей должно связывать и другое, разве не так? Шейла облокотилась на руку, подперев подбородок ладонью. Я вынул руку из-под головы и провел пальцами по ложбинке между грудей, почувствовав, как вздрогнули ее плечи и замерли пальцы у пояса. Нежно потрепав ее по щеке, я опять положил руку под голову. Пальцы опять задвигались. Расстегнув крючок, она расстегнула молнию и начала мягкими движениями массировать мой живот. — Что другое? — спросил я. Круги все расширялись, а пальцы искали, находили и едва касались. — Понимание, например/—Она осторожно сжала меня нежными пальцами, и у нее перехватило дыхание. — Вот ты понимаешь, — убежденно произнесла она. — Может, надо было сказать ему, Шейла? Ее рука замерла, а глаза устремились в темноту неба. — Я… я не могу. — Почему? — Потому что нечего сказать. — Она снова смотрела на меня, я знал, что она улыбается в темноте. — Ты слишком много знаешь, негодник. Ее пальцы сжались с нарочитой силой, так, что я с присвистом выдохнул сквозь зубы. — По-моему, ты готов? — Разве не видно? — Совсем готов? — Совсем, — ответил я. — Сейчас выясним, — сказала она. И на меня накатила темнота, волна скользила за волной, набирая силу и поднимая меня все выше и выше на гребень рокочущего вала, вот рокот достиг громового крещендо, и я обрушился вниз… и опять увидел в небе серпик луны и улыбку Шейлы надо мной. — Ну как? — Прекрасно. Ну как? — спросил я. — Замечательно, — ответила Шейла, привела меня в порядок, застегнула пуговицы на рубашке, встала и, протянув мне руку, помогла подняться. — Можно я тебя о чем-то спрошу? — сказала она. — Давай. — Зачем ты захотел со мной встретиться? — Ты же сама меня пригласила. — Не увиливай. Достав две сигареты, я дал одну ей, и мы закурили. — Я хотел разузнать у тебя, каким образом твой муж собирается захватить владения Бэрринов. — Передумал? — Нет. Правда, что-то с подходом не то. Надо было просто спросить, верно? — Ответ будет одинаковый. Он хочет съесть Бэрринов. Шейла взяла меня за руку, и мы направились к воде. — У него это еще с тех времен, когда был жив твой дед. Кросс хотел быть самым первым, самым богатым, но на пути стоял Камерон Бэррин. Но бедный Кросс так и не смог взять это единственное препятствие. Каждый раз старик Камерон подставлял ему ногу. — Он считает, что на этот раз у него вышло? — О да, он ликует. Значит, победил.