— Рад был тебя повидать, Люси. — Заходи в любое время. — Она вынула изо рта сигару и встала, чтобы проводить меня до двери. — Между прочим, что это там толкуют о тебе и крошке Касс? — Мы просто друзья. А ты откуда знаешь? — В газетах читала. Слышала, что вы вдвоем были у Тода. Я бы не сказала, что это похоже на дружбу. — Ух ты, старая проныра! — Всегда была. И на пляже с ней болтался, говорят? — Бенни Сакс доложил? — Надо быть очень близкими друзьями, чтобы разгуливать ночью по пляжам. — Люси, она же обручена. — Да, я парня знаю. Я замер на пороге и обернулся. — Кто он, Люси? Она посмотрела на меня ничего не выражающими глазами и отрицательно качнула головой. — Ты его не знаешь. Люси протянула руку и сжала мое запястье. — Полегче с малышкой. Она славная. Я хорошо знала ее отца. А Бет была повитухой, когда девчушка родилась. — С ней ничего плохого не случится. — Не уверена. Ты — копия отца, да и деда тоже. А их иногда здорово заносило. — Не беспокойся, Люси. Лучше себя береги. — Я — не ты, с детворой не шалю. Со мной все в порядке, — отбрила Люси. Круг суживается. Нельзя больше жаться по темным углам или передвигаться в густой тени. Феррис ищет встречи со мной, и я должен быть в пределах досягаемости. Но если я буду доступен для Ферриса, я стану досягаем и для Арнольда Белла. Я пытался остаться в стороне. Я вышел к людям с открытым забралом, чтобы они знали, что прошлое перечеркнуто, но у этой игры свои правила. Для игрока она оканчивается только на мраморном столе морга. И вот опять заяц должен удирать от гончих. Только этот заяц родился в джунглях и у него отросли чертовски длинные зубы и чертовски острые копи, ведь папаша у него был тигр, а в мамашинрй родне имелся лев. Если его загонят в тупик, он развернется и пустит в ход все средства защиты, и плевать ему, что нападающих больше. Двум смертям не бывать… Давай, выходи третий, и я устрою тебе сладкую жизнь. Держись молодцом, Дог! Пусть попробуют доказать, что ты мертв. Толпа гостей в зале понемногу редела, разбившись на отдельные группки. Несколько пар впритирку топтались на небольшом. пятачке под звуки усталого оркестра. Уолт Джентри улыбался приезжей звезде, которая, оставив где- то свои белые меха, давала ему возможность обозреть свой неотразимый бюст, едва прикрытый прозрачным шифоном. У него был такой довольный вид, словно они уже обо всем сговорились пару часов назад. Кузен Дэннисон суетился вокруг Лейланда Хантера, который составлял какой-то документ. Рядом с ними, с не меньшим интересом, стоял Кросс Макмиллан. С. К. Кейбл был занят разговором с Шэрон, которая записывала что-то в блокнот; в беседе также участвовали два пожилых джентльмена, весьма довольных всем происходящим. Одному принадлежал большой участок городской земли, а другой был мэром Линтона. Розы и Альфреда видно не было. Возле углового бара стояла Шейла Макмиллан с бокалом шампанского в каждой руке. Увидев меня у рояля, она поставила бокалы и пробралась в мое укромное место. — Забери меня отсюда, Дог, — попросила она. Один из служителей принес ей жакет, и мы прошли через кухню к боковому выходу. Она слегка покачивалась, а на лице было странное выражение. — Почему через эту дверь? — спросила она. — Чтобы люди не болтали. — Меня больше не интересуют люди. Я погасил свет у входа, и она на мгновение прислонилась ко мне, вдыхая холодный воздух. — Хочешь пройтись? — Да. Как раз то, что мне сейчас надо. Стоянка была полупуста, но мне не хотелось проходить мимо рядов машин, и мы пошли между кустами по дорожке, что огибала парковку. У главного входа стоял Бенни Сакс и беседовал с другими полицейскими. Не стоило попадаться ему на глаза, да еще с Шейлой, поэтому мы прошли прямо по траве за угол, вышли на улицу, с минуту постояв в тени деревьев. — Ты кого-то ждешь? — спросила Шейла. — Да нет. — А там кто-то есть. — Везде кто-то есть, котенок. — Забери меня ото всех, Дог, — сказала она. Я почувствовал, как она вздрогнула, и я взял ее за руку. — Ну, ну, я тебя сейчас отвезу домой. — Нет, не домой. Я сняла номер в гостинице на ночь. Кросс возвращается в Нью-Йорк, а я не хочу оставаться одна в огромном доме. Я устала от одиночества. — Что с тобой, малышка? — Ничего. Отвези меня, пожалуйста, в гостиницу. По пути к машине я вслушивался в ночные звуки, пытаясь уловить что-нибудь необычное для этого времени суток. Усадив ее, я обошел машину и сел за руль. Она опять неожиданно вздрогнула, глядя прямо перед собой. — У тебя что-то случилось? — спросил я. — Почему люди причиняют друг другу зло? — Сам не знаю, дорогая. Гостиница, где остановилась Шейла, находилась в небольшом двухэтажном здании с полукруглой подъездной аллеей, подходившей к центральному входу. Другая аллея огибала дом и вела к тыльной части здания, где находились хозяйственные службы. На всякий случай я решил проехать позади дома и притормозил, увидев, что у главного входа остановилось такси, чтобы высадить пассажиров. Водитель, получив деньги, уехал. Я только было тронулся, как они напали. Но бандитам не повезло; они не предполагали, что я их видел. Мой выстрел попал ближайшему прямо в лоб, превратив в месиво верхнюю часть его головы. Мгновение он стоял покачиваясь, пока не рухнул на землю. Второго я переехал передними колесами, дал задний ход и проутюжил его в обратную сторону. Треск был такой, словно переехали большую плетеную корзину. Выпрыгнув из машины на землю, я перекатился, заметив третьего, бежавшего на звуки. Увидев изуродованные тела, он замер на месте. Одним рубящим ударом я сломал ему руку, другим — шею. У всех револьверы были со взведенными курками, но сами они оказались не слишком проворными. Мне понадобились считанные секунды, чтобы осмотреть их карманы. Имена в документах были мне незнакомы, кроме одного, которое принадлежало типу со сломанной шеей. Это был убийца из банды братьев Гвидо. Подняв голову, я увидел в окне автомобиля лицо Шейлы, прильнувшей одним глазом к дырке в стекле, пробитой моим выстрелом. На лице у нее была отрешенная улыбка, но я, казалось, всем телом чувствовал, как шок и ужас увиденного парализовали все ее нервы. Сев в машину, я взял ее за руку, но она не шевельнулась, лишь ее глаза еще больше расширились. Стало ясно, что меня обложили, как волка, и единственным логовом оставался старый дом на берегу океана. Шок как-то странно подействовал на Шейлу. Она была словно выжатый лимон. Не было ни жалоб, ни сопротивления, она покорно шла за мной с загадочной улыбкой Моны Лизы, не пытаясь объяснить свое состояние. Когда мы вошли в дом, она стояла неподвижно, пока я закрывал ставни и зажигал керосиновую лампу. — С тобой все в порядке? — спросил я. Она помолчала, медленно повернула голову, и уголок ее улыбающегося рта дернулся. В глазах был необычный блеск. Взяв за руку, я подвел ее к креслу и усадил. — Подожди здесь. Включив газовую плиту на кухне, я поставил чайник на горелку и, пока он грелся, разобрал свой револьвер, заменил ствол, а старый, вместе со стреляной гильзой, закопал в песок. К этому времени чайник закипел, и я приготовил кофе. Шейла сидела на своем месте, не шевелясь. Мне это не очень понравилось. Секунд десять я держал перед ней чашку с кофе, прежде чем она немного пришла в себя и, слабо кивнув головой, взяла чашку и поднесла ее к губам. Поняв, что она не скоро оправится, я пил свой кофе, изучая ее лицо. Возможно, тела уже обнаружены, размышлял я. А может, и нет. Вряд ли этой дорогой кто-нибудь воспользуется до утра, когда подвезут провизию и прочее. Я стрелял из закрытой машины и даже немного повременил, прежде чем уехать. Тревоги никто не поднял, скорее всего, выстрел не был слышен. Ни один из бандитов не успел издать и звука. Завтра мне заменят стекло и передние шины на взятом напрокат автомобиле, и таким образом я выиграю время. Но что делать со свидетелем, сидевшим напротив меня в полном оцепенении? Неизвестно, заговорит она или нет, но достаточно увидеть ее в таком состоянии. Это будет полная катастрофа. Шейла допила кофе, и я вынул чашку из ее пальцев. — Пойдем, Шейла. — Взяв ее под руку и прихватив лампу, я повел ее наверх, в единственную комнату, которую я более или менее оборудовал для жилья. Поставив лампу, я откинул одеяло. Шейла стояла посередине комнаты, уставившись в стену, и все так же улыбалась слабой и отсутствующей улыбкой. Раздеть ее не составляло труда. Я расстегнул молнию на спине, и платье упало к ногам. На ней ничего не было, кроме туфель. Подняв на руки, я уложил ее в кровать, укрыл одеялом и убрал прядки волос, упавшие ей на лицо.