– Сто лет под небом, – горластый попросил так вяло, что Рони не подивился тому, что тут же заворчала гроза всем коршунам наперекор. По левую руку кто-то сказал из-под капюшона: – Тьфу, бляха. К Гэтширу близился то ли шторм, то ли что-то похуже, судя по завыванию ветра. – Само небо на его стороне, – слабо усмехнулся один из коршунов, но сделал еще хуже. За спиной зашептались. Виктор развернулся к ним лицом, чуть зубами не лязгнув: не сказал, а почти прикрикнул. – Засиделись под крышами, забыли, как на вылазках бывает?! Будете ныть, никто больше неба не увидит. Даже у Рони внутри что-то екнуло от такой угрозы. Все примолкли, и продолжал только старший: – Эд, идешь со своими к Мытой. Там ждете. Дернулась голова в капюшоне – долговязый коршун кивнул, и тут же на соседнюю крышу перелетел с троицей. Не хуже, чем Лея бы с Сержем… – Пит, следи за портом. – Чудно, – выдохнул коршун, широкий в плечах. Отправился один, да берег топливо: не спешил. Остались они вшестером, а Виктор уже подал знак рукой. Как воробей передал бы воробью: «За мной». Двигались по самому краю, между кварталами: центральным и привозным. Стена дождя укрывала здания. Рони почуял себя подслеповатым – так непривычно по крышам гулять, дальше первой не видя. Хоть все заулки Гэтшира и выбиты в памяти, как чернила под кожей, как клеймо на всем теле. Один коршун отстал, и Рони проводил его взглядом, поспевая за Виктором. Засада? Для передачи сигнала? Хорошо хоть свинорылого не взяли с собой… – Пуля не убивает легенды, Рони, – ни с того ни с сего начал Виктор. Сказал тихо, будто остальным слышать не дозволено. – Идею не застрелить. Джеки Страйд должен выжить. Рони чуть не споткнулся, припомнив слова кабана: «…две недели бы гнил». Выходит, Йельсу живым Джеки нужен, а кабану с подельником – мертвец? Но Рони третий раз дураком не будет: язык прикусил, смолчал. Только хмыкнул в согласии. – Мгм. Его дело – маленькое, только догнать и… – Если я скажу стрелять, – Виктор обернулся и встал, по-хозяйски поставив ногу на выступ возле трубы, – как поступишь? «Промажу, чтобы рожа твоя вытянулась, как прируб собора», – промолчал воробей. – Буду целиться в оснастку. – Спасибо, Рони, – неожиданно поблагодарил Виктор. И, будто тут же раскаялся в своем поступке, поправился: – Если и правда попадешь, я за это дело даже спляшу. «Пляски мне твои да лесть и даром не надобны, лишь бы слово держал», – хоть Рони смолчал и об этом, лицо его наверняка коршуну все рассказало. – Вон, там! – зашептал коршун ростом пониже. Рони слишком долго думал, чем крыть выпад Виктора. Время упущено: через три дома, на самых макушках, шевельнулись тени. Одна, три, может и все пять. Движутся к ратуше, слаженно, как по команде. Будто породнившись с ловчими птицами, Рони весь подобрался: теперь ему догонять, а не скрываться. – Эй, Джеки! – гаркнул Виктор так, что услышали его не только жильцы под ногами, но и половина квартала. Рони и возмутиться не успел: кто же врагу свое положение выдает, да ни за песий хвост? Тени засуетились. Стайка воробьев бросилась врассыпную, как водомерки перед плотом. Виктор не стал дожидаться ответа, устремившись следом: как с молнией наперегонки. Двойка коршунов кинулась влево, повинуясь жесту старшого: Виктор ладонью махнул да выпустил крыло. Поскользнувшись на мокром скате крыши, Рони не отставал. Замешкался на мгновение, да и только. Зачавкали сапоги, и привычный хруст черепицы приглушился боем дождя. Не терять из виду. Следить за ногами. Попадать крылом ввысь. Простая задача. Сложная – угадать, отчего Виктор до сих пор не достал квинс. Преследовали трое к двум: за крупной фигурой пряталась помельче, и Рони не успевал разглядеть, за кем погоня. Чудное перемирие под небом – в них не стреляли, молчало железо в кобуре. Надолго ли? Ратуша осталась далеко позади. «Отбили ее, оборвали затею?» – гадал Рони, загоняя бывших воробьев – с Джеки или без! – в сторону порта. Капли дождя угодили за шиворот, подмочили обшлаги рукавов. Даже в сапог затекла поганая жижа! Все в Гэтшире паршиво: с неба не вода, а бульон с мертвечиной, под небом – убийцы. Не отставала погоня, хоть и задыхался третий коршун: догонял скорее Рони, чем воробьев. – Что, не рад встрече? – крикнул Виктор вослед, и казалось в шуме дождя коршуново веселье. В дюжине крыш до портовой линии беглецы разошлись окончательно. Фигура помельче поднырнула под балконом, лихо срезала угол, встав на оба крыла. Рони чуть не присвистнул: уж не легенду ли упустили?.. Но Виктор преследовал фигуру крупней. Третий коршун начал отставать: – Я… уф… эх! «Болван, и так с тобой все ясно: чего воздух переводить? Беги теперь трусцой, пока замертво не упал», – отмахнулся Рони. Виктор не оборачивался, напав на след. И дымовой сигнал не разглядеть в стене дождя. Только свисток и слышен будет… Фигура ушла левее, дальше от воды. До собора три десятка домов, до площади – сорок с щепоткой. Под дождем быстро не полетаешь: даже Виктор клинья щадил, осторожничал. И Рони за ним повторял. Легенда – если это именно Джеки! – на отрыв не спешил. Будто присматривались они друг к другу. Испытывали врага. Кто первым споткнется, кто клином промажет? Рони почти молился, чтобы этим кем-то оказался не он. Некогда испытывать трепет, подсматривать за чужим мастерством: как бы самому не подвернуть ногу, не соскользнуть с крыши. Как они с Виктором крюк навернули в тот проклятый день – с этой улицы он тогда палить и начал по Рьяному. От порта до Бронко-стрит. Рони с ненавистью глянул в спину коршуна. С Джеки, значит, другие песни? Как по воробью малому стрелять, так радостнее на душе, а как легенду завидел… Они резко свернули с пути: фигура подалась к земле. Все реже высокие ночлежки да торговые дома – не насмерть разбиться, только ноги переломать! А вот и усталость, старая подруга. Прибыла, когда не звали. И снова – резкий поворот. Зигзагом шла погоня. То лгал им беглец, то надежду дарил: как свернет к Мытой в западню, а потом уходит левее. Верным оставалось одно – промокнут все, как собаки. Простынут, коли стрельбы не будет. А мертвецу сопливый нос уже не страшен. Пробежали кругом старую часовню на задворках Легран. Затем – малый дом искусств, в котором уж давно ни картин не осталось, ни людей. Старая крыша ухнула, что-то просело под ногой воробья, и он струхнул, клином подстраховавшись. А дальше – снова бег. Снова мокрые сапоги, холод снаружи и жар внутри, грохот ливня, шелест стоков… И это – погоня за легендой? Рони сомневался. Преодолевая одну за другой горки крыш, не верил, что видит все наяву. Он гнался за Джеки Страйдом… да только легенда никак не мог от них оторваться. Нелепость охоты сбивала с толку. Сапог скользнул по мокрому скату, но Рони нашел равновесие, потратив топливо. Мог бы перемахнуть и так. Задумался, оплошал. Будто и не погоня это вовсе, а так – прогулка под пасмурным небом. А как доберутся они до башни или еще какого живописного места – там и тучи разойдутся, оголяя звезды на всеобщую радость. Усядутся все трое, свесят ноги, поговорят за старые деньки… – Виктор? – выдохнул Рони, едва они синхронно приземлились на верх прируба. До Джеки – полтора дома, не больше. Никто не стреляет. Почти тишина. И зачем позади, у ратуши, будут лежать молодые ребята, слепо смотря под облака? – Эй, Виктор! – Рони требовал ответа. – Что… Во всполохе фонарного света он увидел, как Джеки обернулся. Темная борода, неистовый огонь в глазах, маска воробья опущена… То ли захворал легенда, то ли обвели их вокруг пальца. Не должно ему так под небом ходить. Стыдоба, позорище. Разочарование. – Это точно Джеки Страйд?! – в досаде выкрикнул Рони, подтянувшись на скользкой перекладине. Виктор так клином зацепился, что того же препятствия лишь подошвой коснулся, и дальше пробежал. Ни одного лишнего движения. Так он его и догнал в тот проклятый день, вымотав насмерть до собора. Замотали они и этого воробья. – А ты стал быстрее, уф-фух, – выкрикнул беглец, перелетая через проплешину в крыше. Рони только и успел понять, что легенда заговорила не с ним. Виктор сорвался с места быстрее, чем вообще мог сорваться лучший из воробьев, и ответил в полете: – Это ты постарел! От удивления Рони приоткрыл рот и чуть не прикусил язык, неудачно поскользнувшись на гнилой соломе. Никто не говорил, что легенды не стареют. Будь то идея или живой человек. Они подались восточнее, к Сан-Дениж. Клинышек Рони вонзился последним – все лучшие места разобрали до него, и потому поспевать пришлось во весь дух. И то в радость – хоть не сильно отставал. – Вы и лично знакомы?! – Рони крикнул Виктору вослед. Глупость, конечно, сморозил. Опять… Стал бы Джеки Страйд говорить с тем, кого первый раз встретил? Дождь забил с новой страстью. Больше они не разговаривали. Будто только в этот миг решив убегать всерьез, Джеки встал на оба крыла, обогнул дом по левую сторону. Сыграл на погоде, ушел из-под носа. Рони замешкался на мгновение – этого двум птицам и хватило, чтобы вперед уйти. Только острый слух указал направление. Туда-то, вслед за хрустом клиньев, Рони и полетел. Ночлежки да пристройки лавочников. А за ними – печатный дом на две сотни шагов, с выбоинами на покрытии да перепадами в высоте. Зато слух не подвел – вот и легенда с коршуном. Поднявшись на макушку типографии, Рони ахнул: Виктор почти добрался до Джеки. Расстояние в одну руку, только потянись – и ухватишь за плечо. – Стой, говорю! – рявкнул коршун, но не ухватил беглеца. Снова хруст клиньев и преграды. Два десятка метров до легенды, на щепотку меньше – до Виктора. На его фоне Рони смог оценить, до чего же огромным вымахал Страйд. В такого – только стрелять, уж тут Рони и сам породнился с жандармом: кишки скрутило от страха. Если Виктор его самого выше, то как же… Рони заскользил по крыше, привалившись на бок: так быстрее, чем на своих, когда город сам к себе тянет. Догонял, уменьшил разрыв на четверть. Новый козырек преградил путь, и оба скрылись от взгляда. Вместо выстрела Рони услышал обрывки фраз: