– И чего энтим дома не сидится, – сказал Жан и юркнул под козырек старой конюшни. Дождь лил на них, как пробитая водонапорная башня на Эрви-стрит, когда проржавели у той опоры, и… – По ходу, дома плохо топят, смекнул? Нечем, то бишь, топить, – Жан пояснил, расплываясь в гнилозубом оскале. Его лицо озарил огонек: самокрутка подхватила жар от спички, задымилась. Фили дернул плечом. Как высунешься – угодишь под дождь. А козырьки делают все уже, ибо – Фили мог в этом поклясться! – уж явно не он набрал лишнего веса. На такое жалованье поди набери чего-то, кроме долгов. – И чего? – ответил он Жану, что на службе себе на новые сапоги так и не заработал. – У нас, что ли, угля дадут? Давали б за так, я бы тут не ошивался, ясно дело. Но Жан не ответил: он выронил самокрутку, распахнув рот. С трех футов можно почуять, сколь плохи его зубы. Жан похлопал в спешке по карманам, выудил свисток и истошно в него начал дуть. В свистке булькнуло, а потом Фили прикрыл левое ухо – раздался сигнал. Что-то произошло. Фили обернулся с ленивым неверием: местечко выбрали тихое, ладное. А про налет – да кому старая конюшня нужна-то, до ратуши отсюда чесать и чесать. За стеной дождя Фили рассмотрел фигуры: две, три, шесть – все бегут. Да не от них, после вылазки воровской, а навстречу. К конюшне. Видать, и правда плохо топят гэтширские дома. Жан уже щелкнул кнопкой на кобуре и произнес: – Ты глянь, по-настоящему пришли. Всамделе. – И чего, – пожал плечом Фили. – Угля-то им все равно не дадут. Наверху что-то хрустнуло. Как подкашивается трухлявый стол, когда кинешь на него врага в пьяной драке. – А ну, стоять, приблуда! – рявкнул Жан. Еще двое налетчиков повторили маневр, подтягивались на тросах. – Ты хоть знае… Молния озарила Гэтшир. Фили толкнули в плечо, пока он глазел на стайку воров с оснасткой. По привычке с родного паба он подхватил то, что пыталось его повалить. На шею и ладони полилась влага. Теплее, чем дождь. – Жан, ты?.. Гроза заглушила звук выстрела. Старший по званию, многодетный балагур, любитель дешевого вина и пышных кокоток с площади Исвиль, прислонился к нему, нелепо распахнув глаза. Вернее, один глаз. На месте второго зияло что-то темное, похожее на привозной фарш из телятины, и… Фили обмер. Отскочил бы, да ноги, казалось, застыли в трясине. Шлеп-шлеп-шлеп. То ли дождь, то ли быстрые шаги по мокрой соломе. Задница намокла – Фили рухнул в грязь. Вереница людей в темной одежде продолжала топтать конюшню. Вооружены, быстры, беспощадны. Хоть бы не заметили, хоть бы… – Не-не-не, – шепотом он договаривался с тенями на крыше, – я же не… Последняя вдруг остановилась. Ниже всех ростом – юнец, а может, девчонка. Под капюшоном не видно ни глаз, ни лица, и тут же – шевельнулось плечо, вскидывая пистолет. К Жану. К нему. Фили потянулся к поясу и выругался: пять лет безоружным ходит. Ему по званию не положено, вот Жану… пальцы потянулись к телу. Кобура. Тоже вся в крови, еще не остыла, уже открыта. Пуста. – Зачем же ты его достал? Зачем выронил! – взвизгнул Фили, забрыкавшись. Отпнул тело, как из мести. Зашарил руками по грязи – ни зги не видно в тени проклятой конюшни. Круглое, мягкое – сапог Жана. Ледяное, мокрое, с рифлением – нашел! Вцепился в рукоять, поднял выше, к небу, нажал на крючок. Щелк! Осечка. Барабан промок, а порох… – Вот су… Бах! Прогремел выстрел, и наступила тьма. Хани убедилась, что оба больше не встанут. Она по опыту знала, как вопят мужчины, стоит угодить пулей чуть ниже шеи или в сторону от лба. Не вопят лишь те, кто отчалил к Распорядителю. Она прозевала знак от старшего, заглядевшись. Чуть отстала. Вдали свиньи в мундирах полились на улицу, как грязь из стоков. Падальщики, по первому свисту бегущие за поживой. Твари, что защищают краденые богатства на чердаках графов. Отрыжка Гэтшира, насильники, цепные псы… Скоро все изменится. Вот и ратуша – главный оплот Гэтширской нечисти. Дэнни, старшой, перемахнул через забор, выстрелив на ходу. Хани не отставала. Почти добрались, почти отвлекли внимание. Она и еще девять ребят – авангард, первый луч прожекторов, на который слетятся все кровососы. Уже слетелись: высидели по норам, выскочили на площадь, хуже змей. Будут стрелять без пощады. И получат по полной в ответ, уж Хани о том позаботится. Джеки все знает наперед. Легенда лично отбирал ее и еще девятерых ребят на вылазку. Легенды не ошибаются. По правую руку, между сторожкой и забором, в трех сотнях шагов от ратуши, замельтешили котелки жандармов, будто кувшинки. Хани прикрыла грудью барабан квинса, тут же сменив патроны. Каждая секунда используется с умом, как и говорил Джеки. А еще Джеки раскрыл ей глаза, показал путь. Силу кроет только сила. Не мягкое слово, не самообман смирения. Свиньи пришли в этот город с огнем, его же они и получат. Старшой свистнул, что означало сразу две вещи: видимость все хуже и пора уводить погоню. Этим они и занялись, огибая ратушу по южной стороне. Захрустела черепица, застучали патроны, высекая искры на фасадах и железе. Хани не дернулась, как пуганая кура, только пригнулась, укрыв голову рукой. Было в ее жилах кое-что крепче страха. Ненависть. Они обрушились волной на боковой вход, положив десятерых: не спасают свиней от пуль их вычурные, глупые шлемы. Ударили резко, как ужалит оса. Безжалостно, как положено встречать врага. Как подобрались к стенам, так и отхлынули. Назад, к спасительному мраку, под небо. Только и вопили позади дурными голосами: – Вон они! Вот же, вот! – Пальба, стреляют! Кричали имена, проклинали, звали на помощь. Будто кому-то из свиней удалось избежать смерти. Хани ждала этого шесть лет. Услышать их горе, посмотреть, как жалобно барахтаются свиньи там, где они с матерью провели всю жизнь: в отчаянии и бессилии что-либо изменить. Стая уходила по крышам, зацепив еще больше мундиров на свой хвост, теперь – с северной части и переулка. Даже если их постреляют, все не напрасно. Ее жизнь не зря. Малышка Хани выросла в большого, стоящего человека. И дело вовсе не в ценнике, который навесила на нее жирная коза, мадам Бринс, пока приходилось подрабатывать в переулке. Прошло уж восемь лет, а запах моряков с ней и по сей день. Хорошо, что его разбавляет горелый порох. – Лево, ружья! – крикнул Дэнни, их старшой. Паренек слева не успел пригнуться. Он вскрикнул и кубарем скатился по черепице. Задержался на миг, ухватившись за короб для дождя. И разжались пальцы. Хани не помнила его имени, но взвыла вместе с ним. Ружье всегда выдает хозяина. Хани приметила движение в распахнутом окне – и там засада! Прильнула к трубе, сжав зубы. Выцепила тень в раме. Выдох, нырок из-за укрытия, отпустила курок, грохот, отдача в ладони. Конвульсия чужого тела, валится тень из проема – навстречу земле. Удар, тишина. Отомщен. – Один, – как молитву произнесла Хани и снова бежала за старшим. Рик, бывший плотник, зашипел, прижимая пробитую руку. И его задели. Бежал слишком медленно, из последних сил. Со спины не прекращалась пальба. Хани не оборачивалась, в отличие от соседа. И потому Рик упал следующим. Отставших не поднимают, не жалеют. Чтобы их не стало еще больше. Впереди гремели выстрелы: своих ли, или врага – не разобрать. Все сливалось в один шум. Крики, хруст, хлюпанье сапогов, свистки жандармов, бой колокола. Дэнни отстрелял все патроны и вновь подал сигнал: – К небу! Они увели свиней как можно дальше, а значит – удалось. Ратуша будет сожжена. Теперь пора разводить хвост, чтобы уцелели остатки стаи. Каждый сам за себя. Кроме замыкающего, то есть Хани. Кажется, Дэнни больно. Иначе с чего бы ему оборачиваться в ее сторону? По ним выпустили залп, и Дэнни поймал пулю. Почти упал, загребая воздух руками, но выпустил крыло в стену напротив. Поднялся. Все еще может бежать. Его прикрывали. Помогла и Хани. Она прилипла к голубятне, выстрелив по силуэту, что выскочил из-за угла. Затем ушла вбок и на лету попала в крупного жандарма. Тот рухнул в лужу, сделав два неуклюжих шажка. Группа свиней только кричала, показывая руками в их сторону – без оружия. Бесчинная мелюзга. Жертва не поднялась из грязи. – Два! – крикнула Хани, выпуская крыло. Ее квинс опустел. Пятки едва касались крыши, облегчая задачу ротора. Она не бежала, а так – почти плыла над ночлежками. Со второго на третий, через пропуск между стенами. Пятеро из стаи уходили, скрываясь в ночи. За ними едва поспевали. Но вот один остановился. Это Дэнни, словно забыл, что стоит отступать. – Уходи, – крикнула Хани старшому. Двое замыкающих – не по уговору. Яркая вспышка света – за часовней ударила молния. Грохот такой, что под ногами будто не улица – пропасть. В глазах Дэнни – страх. Чавк! В бедро проникла игла, вошла под кожу, к кости. И раскрылась, будто крыло внутри балки. – А-а! Ночлежка стала больше, прыгнула к небу. Колено не гнулось, встретившись с твердью. Хани кричала, скатываясь по рифленым пластам крыши. Шляпка гвоздя зацепила рукав. Разорвала по шву и выше, выше. Поболтавшись, как на крючке, Хани упала со второго этажа. Клин вылетел под небо, чудом цепляя балку под выступом. Тело выгнуло над землей, дернув вверх – хрусть! – клин выпал из дерева. Брусчатка приняла Хани к себе, чуть мягче, чем могла бы. В глаза хлестал дождь, отнялась левая нога. Дэнни не видно. Хоть бы ушел! Сквозь стену влаги красовался враг. Премерзкая жирная туша, слишком большая, чтобы стоять под небом. Значит, из коршунов. Вот, кто стреляет в спины, возомнив себя птицей! Лучшая добыча, особенно для замыкающей. – Я вас всех… ар-рх… порву! – Хани перевернулась. Прикрыла квинс животом, по памяти, не глядя, зарядила барабан. Еще один патрон. Еще одной тварью меньше. – Подонки, скоты… Пальцы протолкнули цилиндр в паз, и легким движением защелкнули магазин. Подняться почему-то никак не удавалось. Хорошо, что она управится и так. Хани вскинула голову, и омерзение скривило губы, но не только от боли. Коршун шагнул ближе к фонарю у короба. Яркий свет ее и предал, выдав врагу. Теперь она отплатит той же монетой. По иерархии свиней, этот – первый у кормушки. Хани ликующе вскинула руку. Ей хватит и половинки секунды, чтобы попасть. Три к одному – отличная вылазка. А если последний за главного, так это шесть к одному. Нет, все десять! «Лови!» – сказала про себя Хани, отжав крючок. Бах! На землю упал другой. Скатился кубарем, разбился в метре от нее. Коричневый жилет. Прикрыл начальника или угодил по дурости – неважно. Еще есть два патрона, и… Квинс вдруг оказался на камнях. Все еще близко, только дотянуться. Почему-то и Хани лежала рядом и заряжала его левой рукой. – Иди сюда, – захрипела она, немеющим пальцем притягивая рукоять. – Одиннадцать… будет… Позади вспыхнуло зарево огня, прогремел взрыв. Порох. Целые бочки пороха, центнеры припасов. Ружья и квинсы, что привезли свиньям на год вперед. Привезли для новой войны. Легенды не ошибаются. Победили. Торжество сорвалось с губ: