– Толик, пойди погуляй в лес, – прокашлявшись, приказал он водителю. – Так, Виктор Андреич… – Я сказал, иди гуляй, – взвизгнул Серябко, а Аля поморщилась. Ради такого кадра лично ей было бы жаль бросать даже карьеру третьего лебедя в четвертом ряду. Шофер явно опасался собственного босса больше, чем Уголовного кодекса, поэтому послушно потрусил куда-то в лесной туман, а Аля осталась один на один с Серябко. Краем глаза заметила, как тот сделал почти незаметное движение рукой в кармане. – Можешь не записывать, – равнодушно кинула она. – Хотя, если запишешь, беды не будет, все равно ты эти записи сам сотрешь. Серябко ничего не сказал, лишь ухмыльнулся. Он принимал Алю за попрошайку, которая выбивает из него деньги на лечение мужа. Промышленник уже успешно забыл, что именно он сам когда-то первым предложил ей все оплатить. – Лиза умерла, – ровным голосом сообщила Аля. Она надеялась, что ей удалось сохранить маску безразличия, хотя сама она девушке сопереживала, смерть Лизы ее опечалила. – Что? – Серябко продолжал гнусно ухмыляться, смысл сказанного не успел до него дойти. Аля не стала повторять. – Мы с коллегой нашли ее вчера вечером у нее дома. О вашей связи в этом городе знают только я, ты и еще твоя жена. Никому другому и в голову не придет задавать тебе вопросы, если я не подскажу, в каком направлении нужно искать. – Аля подняла глаза и уставилась на предпринимателя. – Ты врешь, – кровь отхлынула от лица Серябко, руки безвольно опустились. Несмотря на все старания косметологов, он внезапно стал выглядеть намного старше. Вместо ответа Аля пожала плечами. – Лиза рассказала мне о твоих махинациях с Шульманом. – Не было никаких махинаций, – запротестовал Серябко, хотя по его лицу было видно, что сам он сейчас бесконечно далек от бизнеса, махинаций и Шульмана. Кажется, он действительно любил девушку. Любил и обрек на страдания. Как банально. – Вы купили землю и по документам построили на ней никому не нужный мусорный завод, а также заводы по переработке картона, стекла и пластика. – Ты, видимо, не следишь за повесткой. Это все крайне востребовано сейчас, – одними губами прошептал Серябко. Он смотрел на Алю взглядом, который был обращен внутрь себя. И даже если бы она сейчас разделась и сплясала перед ним канкан, то он бы не обратил на это никакого внимания. – Как… как это случилось? – Она отравилась. Или ее отравили. Нам еще предстоит это выяснить. А завод ваш – просто липа. Вы и не собирались его строить. Вы собрались добывать нефть или газ. В этот раз реакция Алю подвела. Она не успела отследить, в какой момент Серябко оказался рядом с ней, схватил за руку и приблизил к ней свое лицо так близко, что Аля сумела рассмотреть крошечный порез на том месте, где он сегодня утром доводил свою бороду до совершенства. Внезапно она осознала, что борода крашеная. Аля вдруг хихикнула. – Кто еще знает? – потребовал Серябко. – Пока, – Аля выделила это «пока», – никто. Кроме следователя. – Я сообщил ему на условиях конфиденциальности. Чтобы пояснить этому идиоту, что причин убивать Петера у меня не было, – пробурчал он. – Какая конфиденциальность среди сотрудников следствия? – Але даже удалось улыбнуться. Серябко оценивающе посмотрел на нее. – Что нужно, чтобы об этом не узнала широкая общественность? – В другое время Аля бы оценила такой деловой подход, но сейчас ей хотелось лишь выдохнуть, вырвать руку у Серябко и расплакаться от облегчения. Кажется, у нее получилось. – Двести тысяч евро. Перечисленные на счет клиники, который я скажу, – ей удалось произнести это спокойным голосом. – Хорошо, – без малейшего колебания согласился Серябко. – Жду счет. Он выпустил Алю, и та чуть не упала, потеряв равновесие. Серябко направился к машине, открыл водительскую дверь и, прежде чем сесть в салон, снова посмотрел на Алю: – Скажи, что ты наврала про Лизу. Та в ответ покачала головой. – Мне жаль. Она мне понравилась. – Она не страдала перед… – Смертью? Не думаю. Просто уснула, как Белоснежка. Предупреди своих церберов, что у меня не должно возникнуть проблем, когда я приду к тебе в офис сегодня. Серябко захлопнул дверь, ничего не ответив. Затем, напрочь позабыв о гуляющем в лесу шофере, резко сдал с места и, рискуя врезаться в сосну, скрылся в тумане, сопровождаемый жалобным визгом шин. Аля посмотрела на часы – ей предстояло поторопиться, чтобы успеть в управление и не привлекать к себе лишнего внимания. Сделав несколько шагов по лесной дороге по направлению к трассе, она чертыхнулась – в таком виде только в управление. Еще хуже, чем когда на нее собаки напали. Снова возникнут лишние вопросы, которых ей нужно избежать во что бы то ни стало. Обращаться за помощью к Нике было исключено, одного раза ей хватило. К тому же следовало обработать раны – руки болели немилосердно. Оставалась мама. Аля нашла в кармане телефон, с тревогой посмотрела на экран – к счастью, тот не пострадал от ее падения. Ткнула пальцем в цифру «два» и, дождавшись мелодичного маминого «алло», сообщила ей, что сейчас приедет. * * * – Друиды? – Свет поперхнулся первым же глотком кофе, который намеревался выпить, когда Аля ворвалась утром в кабинет с новостью, что много веков назад их местность считалась священной для друидов, ведь и в самом городе, и вокруг него находились некогда дубовые рощи, в которых паразитировала омела – главное растение культа друидов. – Друиды, – развела руками Аля, протискиваясь к окну, где стояла тумбочка с пластиковым чайником, растворимым кофе и чашкой. Клацнув на кнопку, она включила чайник и, примостившись на углу стола, уставилась на Света. Тот на нее. Сама она в бред про друидов не верила ни минуты, но ей нужно было чем-то отвлечь Света от разработки линии Серябко и Лизы. А когда деньги за лечение будут переведены, пусть делают что хотят. Свет не сводил глаз с Али, выглядевшей сегодня совсем иначе. Мама снабдила ее длинным бежевым платьем в пол, кажется, из чего-то до безобразия натурального, типа льна или какой-то другой травы. И Аля выглядела как актриса массовки из фильма по мотивам славянского фольклора. В таком платье только на Ивана Купалу хороводы водить да венки пускать (были у нее в биографии и такие эпизоды, к ее стыду. Тогда венок приплыл к Роме). Но даже этот этнический наряд был лучше леопардовых шпилек и мини-юбки из репертуара сестры. Раны на руках мама обработала какой-то мазью, и они перестали ныть. Вопросов она не задавала, лишь поинтересовалась, все ли у Али в порядке и может ли она ей чем-то помочь. Получив отрицательный ответ, Анна сосредоточилась на помощи дочери. Именно за такой мудрый материнский подход Аля мать так любила. Но кое-что ее встревожило. Мама упомянула, что сегодня вечером ее не будет дома, потому что она участвует в проекте нового режиссера, и Аля вспомнила, что информацию на этого деятеля дядя Паша так ей и не передал. Нужно будет его хорошенько потрясти сегодня. Свет, без сомнения заметивший ее необычный наряд, не стал ничего говорить по этому поводу, лишь молча протянул ей бумажный стакан с кофе, купленным навынос. – Взял с молоком и с сахаром, мне кажется, что для друидов самое то. Извини, с алкоголем ничего не было. – По какому поводу шикуем? – удивилась Аля. – Это просто кофе навынос, – пожал плечами Свет. – Мне звонила твоя сестра. Предложила рассказать побольше о покойных. Сообщила, что бывшие жены Шульмана и Козлова – ее близкие подруги. Аля с трудом сдержалась от нервного смеха. Итак, Ника выбрала тактику номер два – стать нужной и незаменимой, постепенно привязывая мужика к себе. – Ты плавно подводишь меня к тому, что сегодня тебе нужно уйти пораньше, а завтра на работу ты не придешь? – уточнила Аля. – Почему? – удивился Свет. – Потому что если сегодня вечером ты встречаешься с моей сестрой, то все пойдет именно по такому сценарию. – Но я не встречаюсь сегодня вечером с твоей сестрой. – Свет выглядел безмерно удивленным. – Я сказал, что если нам понадобится дополнительная информация, то мы обязательно с ней свяжемся. Забирая стакан с кофе из его рук, Аля задержала взгляд на ногтях – уж не покрыты ли, часом, прозрачным лаком? От внимания Света это не ускользнуло. – Что тебя так заинтересовало? – спросил он. – Ты гей? – выпалила Аля, а Свет поперхнулся. Ему понадобилось несколько минут, чтобы откашляться. – Помочь? – заботливо предложила Аля, но Свет в ужасе замотал головой и даже откинулся на спинку стула, чтобы оказаться от нее подальше. Откашлявшись, он уставился на Алю. – Что натолкнуло тебя на эту светлую мысль? – поинтересовался он. – Твой стильный прикид, кофе с молоком навынос, а главное – отказ от встречи с моей сестрой. Ты, часом, лавандовым рафом или тыквенным латте не увлекаешься? – с подозрением спросила Аля и приободрила поникшего Света: – Вообще ты не стесняйся, сейчас это даже модно. – Вы всегда так дела расследуете, Алевтина Сергеевна? – поинтересовался Свет. – Ага. Между прочим, все раскрыла. Кроме одного, – неопределенно передернула плечами Аля. – Ну что, я угадала? На самом деле все очень просто. Ты отказал Нике. А Нике мужчины никогда не отказывают. – Я отказал Нике не потому, что я гей, – покачал головой Свет, неожиданно становясь серьезным. – А потому что она не в моем вкусе. Или ты действительно думаешь, что я могу купиться на ее предложение бескорыстно помочь? – Действительно думаю, – кивнула Аля и сделала глоток кофе. Свет оказался прав – идеально. То, что ей сейчас необходимо. – Или же свершилось невероятное, и я встретила краснокнижный экземпляр: мужчину, которому не понравилась Ника. – Я не сказал, что она мне не понравилась, я сказал, что она не в моем вкусе, – спокойно поправил Свет, глядя на Алю смеющимися глазами. – Допустим. Теперь я обязана спросить: кто же тогда в твоем вкусе? – Ты. Такого Аля не ожидала, и теперь пришла ее очередь поперхнуться кофе. – Неожиданно, – заявила она, откашлявшись и вытирая выступившие на глаза слезы. Свет в ответ улыбнулся. – Я вообще-то замужем, я вроде говорила? – на всякий случай осведомилась Аля, внезапно осознавшая, что единственный мужчина, который когда-либо говорил ей о своих чувствах и интересе, – это ее муж. Если не считать Достоевского, конечно. Тот всегда называл ее красавицей и периодически читал стихи о любви. – В курсе. Еще я в курсе, что человечество придумало развод. А если верить статистике, то в последнее время восемьдесят процентов браков заканчиваются именно им. – Я в двадцати, – отрезала Аля, слишком резко ставя кофе на стол.