– Могу лишь за тебя порадоваться, – все так же безмятежно улыбаясь, словно Будда, сообщил ей Свет. Аля не знала, как реагировать на его неожиданное признание, поэтому сочла за благо ретироваться. – Я пошла, – она встала со стола и направилась к двери. – Давай разделим работу. Ты можешь сбросить мне список гостей юбилея Серябко, так и быть, возьму их на себя, а ты попробуй поговорить с культурологами или религиоведами, я тебе дам парочку контактов. А вдруг в городе и правда культ друидов возродился? Серийные маньяки – это же по твоей части. – Аля, какие друиды? Почему не мормоны, служители культа Луны или сатанисты, в конце концов? – засмеялся Свет. А Аля остановилась у двери, обернулась. – Ну хотя бы потому, что только друиды использовали омелу в своем культе. У сатанистов и мормонов другие погремушки, насколько мне известно. – Ты же понимаешь, что омела могла попасть в раны случайно, – заупрямился Свет. – Какое дело этим друидам до Шульмана и Козлова? – Им есть дело до всего, что связано с природой. А их разработки природе наверняка наносят вред. Не хочешь – не занимайся. Тогда ты занимаешься опросами гостей на юбилее Серябко, а я – друидами. Будем считать, что я собираю материал для будущей статьи, – выкрутилась Аля. Не говорить же следователю, в конце концов, что следствие надо отвлечь от Серябко, пока тот не переведет деньги на счет клиники. – Я упустил момент, когда ты ушла с головой в журналистику. Мне казалось, что ты специалист по связям с общественностью управления МВД, – усмехнулся Свет. – Одно другому не мешает, – Аля открыла дверь и уже собиралась выйти в коридор, когда в спину прилетело: – А что с твоими руками? Опять собаки напали? – Со ступенек упала. С детства проблемы с координацией, – мгновенно сориентировалась она. – А мне казалось, что у танцоров их нет, – улыбнулся Свет, а у Али все внутри замерло. Первой мыслью было – он каким-то образом узнал ее в Кицунэ. На смену ей пришла вторая – нет, это решительно невозможно. А затем Аля чуть не рассмеялась от облегчения. Какая же она идиотка – в кабинете ее фотографии с танцевальных времен! Она натянула на лицо кривую ухмылку и повернулась к Свету. – Все течет, все меняется, – снова отвернувшись, быстрым шагом вышла из кабинета. Спускаясь по ступеням, она внезапно запаниковала: а если он знает? Она же его узнала, это он тогда спас ее. Но Аля тут же попыталась успокоить себя. Свет был в клубе в обычной одежде, он не прятал лицо и волосы за маской, в отличие от нее. Почему бы ей его и не узнать? Она же, со своей стороны, сделала все возможное, чтоб и более близко знающие люди не догадались, кто Кицунэ такая. А человек, видевший ее замаскированную один раз в жизни, так и вовсе никогда бы ее не узнал. Внезапно пришло ощущение, что следователь с ней играет. Возможно, догадался каким-то образом, что она вовсе не помогает следствию. Ей нужно быть с ним осторожной. Он не дурак, в конце концов. Ведь он уже однажды размотал то, что не смогли раскрыть матерые следаки, и сделал это с впечатляющей скоростью. Недалекие парни не выходят за сорок восемь часов на серийного убийцу. Нужно следить за каждым своим жестом, словом и взглядом. И уж тем более не вестись на дурацкие подкаты в стиле: «В моем вкусе ты». Да и что она ведет себя как восьмиклассница? Принимает банальные и пошлые комплименты за искренний интерес. Может, к психологу записаться? От одной мысли Алю передернуло. Нет уж, лучше напишет об этом в дневнике. Перед тем как отправиться в офис к Серябко, она свернула в кабинет к Пал Палычу, который на рабочем месте отсутствовал. Поинтересовавшись у его секретаря, не оставлял ли он чего для нее, Аля получила тоненькую папочку, в которой лежали два листа скудной биографии нового театрального директора. Аля быстро пробежалась по ним глазами и споткнулась о строчку «Приводы в полицию». Оказывается, Александр участвовал в акции против вырубки старинного сквера возле театра, которым руководил раньше. И не просто участвовал, а голым залез на экскаватор, который собирался выкорчевывать деревья, и читал оттуда монолог Гамлета. Аля закатила глаза – только еще одной экошизы им в городе не хватало. Еще и такой экстравагантной. И хотя в глубине души Аля поддерживала эти акции и неравнодушных людей, потом ей приходилось прилагать огромные усилия, чтобы вытащить их из беды. Поэтому с появлением в городе очередного активиста Аля начинала жалеть саму себя, потому что в списке ее забот добавлялся еще один человек. Хотя теперь ей было понятно, почему мама и директор почувствовали друг к другу такую симпатию. У них действительно было много общего. Впрочем, в том, что мама кого-то привлекла, не было ничего удивительного. Тут скорее интересен факт, что кто-то заинтересовал маму. А в том, что этот Александр ее заинтересовал, Аля не сомневалась. В кабинет мама пускала только самых близких. Теперь Але предстояло узнать, в каком таком проекте мама собирается участвовать. Она вовсе не рассматривала это как вмешательство в личную жизнь. Для Али знать все и обо всех было способом защитить близких от беды. Прихватив папку, она спустилась и направилась к выходу, намереваясь отправиться в офис Серябко. – Орлик, к тебе, – окликнул ее дежурный, неодобрительно кивнув в сторону лавки, где снова обнаружился Достоевский. Сегодня от него не так ужасно пахло. Видимо, наведался в баню. – Федор Михалыч, какими судьбами? – Аля подошла к бывшему учителю и села рядом. – Ксенофонт пропал, – шмыгнул носом Достоевский. – А ваши искать не хотят. Я уже второй раз прихожу, заявление не берут. Аля перевела недоуменный взгляд на дежурного. Тот вспыхнул: – Орлик, ну е-мое, мы еще бомжей искать будем? Мало нам забот! – А что, бомж не человек? – вдруг ощерился обычно мирный Федор Михайлович. – Помер Максим, так и хер с ним? Так, получается? – Так, тихо! – прикрикнула Аля на обоих. – Что происходит? – Ксенофонт пропал, говорю же тебе! – снова шмыгнул носом Достоевский и провел грязным рукавом по покрасневшим глазам. – Два дня как нету. Ушел на реку и не вернулся. – Да пьяный в реку свалился и утонул! – выкрикнул со своего места дежурный. – Мы теперь будем бригаду водолазов вызывать, что ли? Потеплеет, сам выплывет. – Заткнись, Петя, – бросила ему Аля и обратилась к Достоевскому: – Раньше он так пропадал? – Никогда! – решительно отверг тот. – Всегда домой ночевать приходил. – Надоел ты ему, нашел себе другого, – снова не удержался от колкости дежурный и захохотал, довольный своей шуткой. – Заткнись, я сказала, – повысила голос Аля. – Как давно пропал? – Позавчера. Утром ушел, и нет. Целый день нет, ночью не пришел и утром тоже, – в глазах Достоевского снова блеснули слезы. – Чувствую, беда с ним, Аленька, помоги, Христом Богом тебя прошу. Дежурный закатил глаза, а Аля почувствовала, как накатывает гнев. Она резко встала и подошла к дежурному, наклонилась над ним и протянула руку. – Ручку и бумагу. – Орлик, ну ты серьезно? – скривился тот. – Да дрыхнет он пьяный где-то, проспится и придет. Ты что, не знаешь, что у нас с раскрываемостью? – Плевать мне на твою раскрываемость, – процедила она. – Ручку и бумагу. – Ну зачем тебе? Твой дружок хотя бы писать умеет? – скривившись, дежурный потянулся к ручке и бумаге, всем своим видом демонстрируя, что Алино рвение он решительно не одобряет. – Умеет, поумнее тебя будет. Кстати, писать заявление буду я, у меня друг пропал. А ты примешь, зарегистрируешь и передашь в работу. – Орлик, да ладно тебе, – дежурный застыл, глядя на Алю непонимающе. – Ручку и бумагу! – прикрикнула та. – Я что, непонятно выражаюсь или мне сразу к начальству идти? Дежурный, снова сделав недовольное лицо, передал Але бумагу и ручку, та вернулась на лавку к Достоевскому. – Имя, фамилию, отчество Ксенофонта знаешь? – Романов Ксенофонт Всеволодович, – отчеканил Достоевский. Аля с удивлением взглянула на бывшего учителя. Ей казалось, что Ксенофонт – это кличка вроде Достоевского, а в реальности того зовут Константином или Федором. – Его реально так зовут? – поразилась она. – Конечно. Он же из семьи профессора. Только беда с ним по молодости случилась, заболел. Пока родители были живы, то держался, а как мать с отцом умерли, то братец из квартиры быстро выселил, переписал жилье на себя. Так Ксенофонт на улице и оказался. – Погоди, какого профессора? Романова? Это что, получается, тот самый… – Тот самый, завкафедрой университета, где ты училась. Это отец Ксенофонта. Аля несколько мгновений пыталась переварить информацию. Ксенофонт, сгорбленный, без зубов, выглядел намного старше своего возраста и ничуть не напоминал блистательного отца, который, даже будучи в возрасте, притягивал восторженные взгляды студенток. Она быстро написала заявление, затем протянула его дежурному. – Слышал, Петя? Пропал сын покойного профессора Романова. Если тебя это заставит хоть немного проявить человеколюбие. – Ерундой ты страдаешь, Орлик, – дежурный с неудовольствием схватил заявление и немного его помял. – Поосторожнее. Регистрируй. И дашь мне регистрационный номер. Пока дежурный занимался формальностями, Аля повернулась к Достоевскому, вытиравшему слезы, льющиеся по щекам. – Найдем мы его, Федор Михайлович, не переживай. – Спасибо тебе, Аленька, цветочек мой, – Достоевский поднялся. – Пойду я домой, а то вдруг Ксенофонт вернется, а меня дома нет. Из здания они вышли вместе. – Как там тот пион назывался? – вдруг вспомнила Аля. – Пастель Элеганс, Аленька. – Хорошо. Держитесь, будем искать, – она с нежностью и грустью посмотрела на бывшего учителя, уже предчувствуя беду. – Спасибо тебе, цветочек аленький, – пробормотал Достоевский и затрусил прочь. Аля вздохнула. Шансы на то, что Ксенофонта отыщут живым и невредимым, были призрачны. По ночам все еще случались заморозки, а тихий Ксенофонт никуда бы не стал соваться, чтобы согреться, кроме привычных мест. Но это не означало, что следует отказываться от его поисков и рассчитывать, что тело несчастного всплывет где-нибудь с наступлением тепла. А по поводу Пети она поговорит с дядей Пашей, что-то тот совсем распоясался. По пути к Серябко ей надо было заехать к Льву Григорьевичу, чтобы узнать, получил ли тот точный ответ из клиники, если да, то взять все координаты для перечисления денег. Под кабинетом врача, как обычно, клубилась очередь. Але даже пришлось поругаться с очередным пациентом, возражавшим против ее «мне просто спросить». Махнув у него перед носом фальшивым удостоверением и состроив зверское лицо, она все-таки прорвалась к врачу и забрала у него все необходимые для оплаты данные. Тот снова пытался как-то возражать и увещевать ее, непрозрачно намекая, что стоило бы такие огромные деньги себе отложить на будущее, но у нее не было времени и сил сейчас с ним ругаться. Она лишь кивнула и ушла, в этот раз не забыв попрощаться. Бумагу с координатами для оплаты – цифровых следов Аля предпочитала не оставлять – она положила в карман. Спустилась по лестнице, бегом пробежала под начинающим накрапывать дождем до остановки, где успела запрыгнуть в трамвай, перед тем как тот захлопнул двери, и направилась к офису Серябко. Она собиралась отдать ему счет, на который следовало перевести деньги, после этого поехать домой и начать собирать себя и мужа для переезда на дачу. Впрочем, Рома собирался с утра самостоятельно заняться сбором вещей. Человеком он был ответственным, да и складывать чемоданы у него получалось лучше, чем у Али. Возможно, что, когда она приедет домой, уже все будет готово и ей не придется заниматься ненавистными сборами. Ведь они ей все равно еще предстояли втайне от Ромки. Пока тот будет на даче, Але придется втихаря готовить квартиру к продаже, и все, что она хочет сохранить, она будет складывать в мамином гараже. На короткий миг мелькнула мысль, что, возможно, им и не придется продавать квартиру, если счет за лечение все-таки оплатит Серябко, но Аля запретила себе сейчас об этом думать. Пусть вначале тот перечислит деньги, а то жизнь не перестает преподносить ей сюрпризы. Еще и Серябко кто-нибудь грохнет ненароком. В офисе предпринимателя царили паника и хаос. Охранники не обратили на Алю, махнувшую перед ними служебной корочкой, ни малейшего внимания. Лишь один из них, молодой парень, невысокий и какой-то трогательный, мотнул головой на тонкой шее и сообщил Але: – Да пофиг вообще, – а затем обреченно махнул рукой. Аля не стала уточнять подробности происходящего – нужно было ловить момент, пока кто-нибудь из более опытных коллег не стал задавать вопросы. Она нырнула в прохладное помещение, оформленное темно-серым гранитом, словно офис похоронного бюро, и уверенно направилась к лифту. Кабинет Серябко находился на седьмом этаже огромного здания, некогда бывшего научным институтом, разрабатывавшим новые технологии для предприятия. О том, что некогда это был храм науки, напоминала лишь монументальность конструкции, от всего остального не осталось и следа. Как любил говорить Пал Палыч: «Все украдено до нас». Аля подошла к лифту и нажала кнопку вызова. Ей повезло – лифт стоял уже на первом этаже, войдя в него, она быстро нажала на кнопку «7». Поднявшись на седьмой этаж, где, кроме кабинета Серябко, находился еще и финансовый отдел, она отметила, что все двери в длинный широкий коридор плотно закрыты, хотя обычно в разгар рабочего дня персонал сновал по коридору, нося бумажки с одного места на другое.