– Что такое? – насторожился Нельсон. – Я не… знаю. Вы чувствуете? Нельсон подался вперед: – Чувствую что? Уоллес не был ни в чем уверен. – Такое впечатление… – Он посмотрел на входную дверь. – Будто что-то приближается. Дверь распахнулась, и в нее вошли двое мужчин. На них были черные костюмы и начищенные до блеска туфли. Один из них был приземистым, словно в годы своего взросления достиг невидимого предела и с тех пор стал расти в ширину, а не в длину. На лбу его блестел пот, глаза-бусинки стреляли по сторонам. Другой мужчина оказался его полной противоположностью. Одетый так же, он был тонок, как намек, и ростом почти что с Уоллеса. Костюм на нем болтался, мужчина был сплошь кожа и кости. В руке он нес старый чемоданчик, потертый и обшарпанный. Мужчины встали по обе стороны двери и стояли как вкопанные. Разговоры в чайной лавке прекратились, все смотрели на вновь прибывших. – О нет, – пробормотал Нельсон. – Только не это. Мэй будет в бешенстве. Не успел Уоллес ни о чем спросить, как в дверях появилась еще одна особа. Вид у нее был донельзя странным. Она вроде как была молода, примерно ровесница Хьюго или еще моложе. Особа была миниатюрной, ее макушка едва доходила до плеча коротышки. Ее движения были полны уверенности в себе, глаза были яркими, пушистые волосы казались неестественно рыжими, их венчала старомодная мужская шляпа, за ленту которой было заткнуто воронье перо. Остальная ее одежда, по всей вероятности, была en vogue на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков. На ногах у особы были высокие ботинки с толстыми шнурками и черные чулки. Черное платье доходило до середины икр и выглядело тяжелым. Оно плотно прилегало к талии и имело глубокий вырез на груди, бледной и пышной. Белые перчатки перекликались с такой же шалью на плечах. Все молча смотрели на нее. Она проигнорировала эти взгляды. И поднеся одну руку к другой, начала стаскивать перчатку – палец за пальцем. – Да, – сказала она, и голос у нее оказался ниже, чем ожидал Уоллес. Создавалось впечатление, будто она выкуривала не меньше двух пачек сигарет в день, с тех пор как научилась ходить. – Сегодня все кажется… другим. – Согласен, – поддакнул Коротышка. – Совершенно другим, – отозвался Доходяга. Она сняла перчатку с левой руки и вытянула руку перед собой, обратив ладонь к потолку. Ее пальцы подрагивали. – Да, другим. Думаю, мы сегодня найдем, что ищем. – Она с опущенной головой направилась к стойке, дощатый пол скрипел при каждом ее шаге. Мужчины припустили за ней. Посетители лавки начали перешептываться. Троица прошла мимо Уоллеса и Нельсона, не взглянув в их сторону. Кем бы ни была эта женщина, она определенно не являлась Руководителем, как того боялся Уоллес. Хотя она могла игнорировать его нарочно, желая выяснить, как он будет на это реагировать. Уоллес сохранял бесстрастное выражение лица, но по коже у него бежали мурашки. Хьюго же не выглядел встревоженным. Скорее выражение его лица можно было назвать смиренным. Очередь у стойки по мере приближения женщины рассеялась. – Уже вернулись? – безмятежно спросил Хьюго. – Хьюго, – вместо приветствия обратилась к нему женщина. – Надеюсь, ты не будешь ставить мне палки в колеса, а? Хьюго пожал плечами: – Вы же знаете, мы всегда рады вас видеть, мисс Трипплторн. «Переправа Харона» открыта для всех. – О, – выдохнула она. – До чего же ты очарователен, кокетливый глупыш. Говоришь, вы открыты для всех? И что, интересно, ты имеешь в виду? – Вы знаете что. Она наклонилась к нему. И напомнила Уоллесу о виденном им некогда документальном фильме из жизни дикой природы, где райские птицы распускали перья во время брачных игр. Она определенно не сомневалась в своих… достоинствах. – Знаю, а ты знаешь, что имею в виду я, лапонька моя. Не думай, что способен одурачить меня. Я много чего насмотрелась, путешествуя по миру, и этого вполне достаточно, чтобы хорошенько напугать тебя. – Она провела пальцем по лежащей на стойке руке Хьюго. – Не сомневаюсь, – сказал Хьюго. – Если вы не станете причинять беспокойство другим посетителям и будете держаться… – Нет, черт побери, – прорычал чей-то голос. Дверь за стойкой распахнулась, ударив о стену, так что склянки с чаем зазвенели, и из кухни вылетела Мэй с маленьким полотенцем в руках. – …подальше от Мэй, то все будет хорошо. – Мэй, – с немалым презрением процедила женщина. – Дездемона, – рявкнула Мэй. – Вижу, все еще кухаришь. Подходящее для тебя дело. Хьюго удалось удержать бросившуюся было к стойке Мэй. На женщину – Дездемону Трипплторн (не самое простое для произнесения имя) – это не произвело ни малейшего впечатления. Она ударила по руке перчатками и пренебрежительно посмотрела на Мэй. – Тебе стоит поработать над вспышками гнева, дорогуша. Они не пристали леди, даже такой, как ты. Хьюго, я выпью чаю за своим обычным столиком. Поторопись. Духи сегодня беспокойны, и я не хочу упустить свой шанс. Мэй не угомонилась: – Можешь взять свой чай и вылить себе в… – Но что бы там ни собиралась посоветовать Дездемоне Мэй, Уоллесу оставалось лишь гадать об этом, потому что Хьюго втащил ее обратно в кухню. Дездемона развернулась и обвела взглядом всех, кто пялился на нее. Ее губы скривились в близком подобии презрительной усмешки. – Можете продолжать, – сказала она. – Мои дела совершенно недоступны вашему суетному пониманию. Все почти незамедлительно отвернулись от нее, и шепот достиг своей наивысшей точки. Нельсон схватил Уоллеса за руку и быстро повел в кухню. Перед самой дверью Уоллес оглянулся и увидел, что Дездемона и двое мужчин направляются к столику у стены под постером с пирамидами. Она провела пальцем по столешнице и покачала головой: – …и если позволишь, я подсыплю ей в чай немного яда, – говорила Мэй Хьюго, когда они очутились в кухне. Аполлон сел рядом с ней и стал переводить взгляд с одной на другого, ухо у него было завернуто. – Недостаточно чтобы убить ее, но столько, сколько нужно, чтобы это считалось преступлением. И я с радостью отсижу за свое деяние. Хьюго ужаснулся: – Ты же испортишь чай. Каждая чашка особенная, а из-за яда чай утратит вкус и аромат. – Не испорчу, если яд будет безвкусным, – возразила Мэй. – А я читала, что мышьяк именно такой. – Она немного помолчала: – Но в данный момент я не представляю, где его взять. Черт побери. Я должна была подумать об этом после того случая. – Мы не убиваем людей, – сказал Хьюго, и, казалось, он говорит ей это не в первый раз. – Ну тогда нужно искалечить ее. – Этим мы тоже не занимаемся. Мэй скрестила руки на груди и скорчила недовольную гримасу. – Нас ничто не остановит. Сам говорил, что нужно стремиться осуществлять свои мечты. – Я не имел в виду убийство, – сухо сказал Хьюго. – Это потому, что ты узко мыслишь. Со щитом или на щите. – Она посмотрела на Уоллеса: – Скажи ему. Ты ведь на моей стороне? И знаешь законы лучше всех нас. Что там говорится об убийстве тех, кто это заслужил? – Это незаконно, – ответил Уоллес. – Но не то чтобы совершенно незаконно, правильно я говорю? Бывают же оправданные убийства. Наверное. – Всегда можно заявлять о невиновности кого-либо, если убийство совершено в состоянии умопомешательства, но это трудно… Мэй в ярости кивнула: – Вот оно. Это будет моим оправданием. Я настолько умопомешана, что не отвечала за свои поступки, когда сыпала мышьяк ей в чай. Уоллес пожал плечами: – Я не смогу выступить свидетелем обвинения и заявить, что ты заранее планировала свое деяние. – Ты не помогаешь мне, – сказал Хьюго. Может, так оно и было, но Уоллес не думал, что Мэй действительно убьет кого-то. По крайней мере, он на это надеялся. – Что не так с этой женщиной? Кто она? Что она натворила, кроме того, что у нее ужасное имя? – Она называет себя медиумом, – выпалила Мэй. – Ясновидящей. И кроме того, втюрилась в Хьюго. Хьюго вздохнул: – Ничего подобного. – Согласен, – подал голос Нельсон. – Много кто вываливает свои титьки на стойку. Это в порядке вещей. – Она безобидная, – сказал Хьюго, словно пытался убедить в этом Уоллеса. – Приходит сюда раз в несколько месяцев, чтобы устроить представление. Но ей это не удается, и она уходит. Это никому не причиняет вреда. – Ты думаешь, что говоришь? – всплеснула руками Мэй.