– Этот чай называется кудин. Он не похож на все другие сорта чая, что есть у меня в лавке. Не припомню, когда в последний раз заваривал его. Он на любителя. Говорят, он обладает целебными свойствами, и многие верят в это. – Я сказал вам, что не хочу чаю. – Помню. А даже если бы и хотели, я не смог бы угостить им вас прямо сейчас. Он должен настояться. Хороший чай требует терпения. Он не имеет ничего общего с пакетиками с ниточками. Чай в пакетиках мимолетен. Вот он есть, а вот его нет. Чай вроде этого заставляет ценить усилия, которые вы приложили к тому, чтобы насладиться им. Чем дольше он настаивается, тем отчетливее его вкус. – Часы, – сказал Алан. – Они стоят. – Они остановились, чтобы дать нам столько времени, сколько потребуется. – Хьюго переставил чашку ближе к Алану. – Подождите еще немного, а потом попробуйте его и скажите мне, что вы о нем думаете. По щеке Алана скатилась слеза. – Вы не слушаете меня. – Слушаю, – возразил Хьюго. – И внимательнее, чем вам кажется. Я никогда не пойму, что вы испытали в том переулке. Никто никогда не должен чувствовать себя таким одиноким. – Вы не слушаете. – Алан повернулся к двери. – Ты не можешь уйти, – сказала Мэй. Она сделала шаг к нему, но Хьюго остановил ее. Подожди, проговорил он одними губами. Она вздохнула, ее плечи поникли. – Могу, – ответил Алан. – Вот она дверь. – Если вы уйдете, – сказал Хьюго, то начнете распадаться на части – чем дальше, тем больше. За этими стенами находится мир живых, мир, к которому вы больше не принадлежите. И я очень сожалею по этому поводу, Алан. Я понимаю, что вы, возможно, не верите мне, но это действительно так. Я не стал бы лгать вам, особенно о чем-то столь важном для вас. Если вы уйдете, вам станет только хуже. Вы потеряете себя. – Я уже потерял, – выпалил Алан. – Нет. Вы все еще здесь. И вы все еще вы. И я могу помочь вам. Могу указать вам путь и помочь совершить переход. Алан развернулся к нему: – А если я не хочу никуда переходить? – Захотите, – сказал Хьюго. – В конце концов захотите. Но спешить некуда. У нас есть время. – Время, – эхом отозвался Алан. Он посмотрел на чашку с чаем. – Он готов? – Да. – Хьюго, казалось, расслабился, но Уоллес все еще был настороже. – И я смогу взять эту чашку? – Сможете. Только осторожно. Она горячая. Алан кивнул. Его рука, потянувшаяся к чашке, дрожала. Уоллес вернулся мыслями к тому, как это было с ним: запах мяты, лихорадочно работающий мозг, пытающийся найти выход из того положения, в котором он оказался. Уоллес знал, что с Аланом будет все то же самое. Хьюго и Мэй ждали, когда Алан сделает первый глоток. И он сделал его с гримасой на лице. Хьюго отпил из своей чашки. Мэй тоже, и если даже ей не понравился вкус, она не показала этого. – Я мертв, – сказал Алан, глядя в чашку и вертя ею. Чай выплеснулся на столик. – Да, – подтвердил Хьюго. – Меня убили. – Да. Хьюго поставил чашку на поднос. Потянулся. Сделал глубокий вдох и стал медленно выдыхать. Алан взмахнул рукой и сбросил чайник со столика. Он упал на пол и разбился, чай вылился. Алан сделал шаг назад, тяжело дыша. Поднес руки к голове, сжал ее, согнулся и закричал. Уоллес никогда не слышал ничего подобного. Ему стало горячо, словно он обжегся чаем. Крик длился и длился. Лампочки в светильниках, ярко вспыхнув, погасли, и лавка погрузилась в темноту. Аполлон зарычал и встал впереди Нельсона и Уоллеса, шерсть у него на загривке встала дыбом, хвост торчал прямо, как палка. Алан попытался перевернуть столики, стулья, все, до чего мог дотянуться. Стулья передвигались едва заметно, столики оставались на своих местах, и он разъярялся все сильнее и сильнее. Он пинал их, но это было бесполезно. Он метался по комнате, Аполлон рычал, когда он оказывался рядом. Уоллес быстро встал между Нельсоном и Аланом, но Алан игнорировал присутствующих, он, с горящими глазами, безрезультатно пытался изничтожить все вокруг. Наконец он устал и согнулся пополам, его руки лежали на коленях, глаза были выпучены. – Все это неправда. Все это неправда. Все это неправда. Хьюго выступил вперед. Уоллес хотел было помешать ему, но Нельсон схватил его за руку и потянул назад. – Не надо, – прошептал он ему на ухо. – Хьюго знает, что делает. Верь ему. Хьюго, остановившись в паре футов от Алана, скорбно смотрел на него. Потом сел на корточки, Алан же опустился на колени и, упершись руками в пол, раскачивался взад-вперед. – Это правда, – прошептал Хьюго. – Уверяю вас. И вы правы: это несправедливо. И так бывает всегда. Я не виню вас в том, что вы так думаете. Но если вы позволите мне, я сделаю все, что могу, чтобы доказать вам, что в этом мире есть вещи, о которых вы и не подозреваете. Алан запрокинул голову к потолку. Он снова закричал, на его шее резко выступили жилы. Казалось, это никогда не кончится. * * * Уоллес попытался возразить, когда Хьюго попросил их уйти, сказав, что они мешают Алану. Ему не хотелось оставлять Хьюго наедине с ним. Глубоко внутри он понимал, что Хьюго способен справиться с ситуацией, но выражение глаз Алана казалось ему почти звериным. Мэй упредила его твердое заявление о том, что никуда они не уйдут. Она мотнула головой в сторону задней части дома. – Все в порядке, – сказал Нельсон, хотя он тоже был явно обеспокоен. – Хьюго справится с ним. Аполлон отказался тронуться с места, что бы Мэй ни делала и ни говорила ему. Хьюго покачал головой: – Ладно. Он может остаться. Я дам вам знать, если мне потребуется ваша помощь. – Он и Мэй обменялись взглядами, которые Уоллес не смог расшифровать. Алан ревел на полу, на его губах появились капли слюны. Последнее, что увидел Уоллес: Хьюго сидит, скрестив ноги, перед Аланом, его руки покоятся на коленях. Он пошел вслед за Нельсоном, шаркающим за Мэй. Они прошли по коридору к задней двери. На улице было холоднее, чем в последние несколько вечеров, словно весна ослабила хватку. Уоллес встревожился, что не знает, какой сегодня день. Он подумал, что, наверное, среда и на дворе апрель. Время в лавке шло неравномерно. Он не обращал на это никакого внимания, поглощенный здешней жизнью. Он пробыл в «Переправе Харона» почти четыре недели. А Мэй говорила, что в лавке никто не оставался дольше двух недель. И тем не менее никто не подталкивал его к двери. Никто даже не упоминал о ней. – С тобой все хорошо? – спросил Нельсон у ходящей туда-сюда по веранде Мэй и взял ее за руку. – Трудно тебе пришлось. Она вздохнула: – Да уж. Я знала, что так бывает. Руководитель показывал мне такие случаи. Он не первый убитый, с кем я имею дело. – Но ты впервые действовала в одиночку, – тихо сказал Нельсон. – Я справилась. – Знаю. Ни секунды в этом не сомневался. А сейчас тебе можно расслабиться. – Мэй придвинулась к нему и положила голову ему на плечо. – Ты вел себя достойно. Я горжусь тобой. – Спасибо, – пробормотал он. – Я был почти убежден, что он прислушается к Хьюго. По крайней мере, поначалу. – Где ты его нашла? – спросил Уоллес, глядя на чайный сад внизу. Никто из них не позаботился о том, чтобы включить свет, а луна пряталась за облаками. В темноте чайные кусты казались мертвыми. – Рядом с местом убийства. Он… кричал. Пытался привлечь чье-нибудь внимание. И почувствовал большое облегчение, поняв, что я слышу его. Если Алан и был похож в чем-то на Уоллеса, то это продолжалось совсем недолго. – Ты знала? – Знала что? Уоллес не смотрел на них. Он распутывал в голове узел, который, как он понимал, надо бы оставить в покое, но появившаяся у него в голове мысль была очень уж назойливой. Он постарался тщательно подобрать слова: – Он был уже мертв, когда появилась папка? Наступило короткое молчание. Затем Мэй сказала: – Да, Уоллес. Конечно. Иначе ее нам не прислали бы. Он напряженно кивнул, схватившись за перила. – И ты… что? Приняла это на веру? – О чем это ты? – недоуменно спросил Нельсон. Он ни в чем не был уверен. И потянул за нитку в узле: