– Нет, – покачал головой мальчик. – Ты не Нельсон, дед Хьюго, который заботился о нем после того, как тот потерял родителей. И не Аполлон, помогавший Хьюго дышать, когда у него в груди разрывались легкие. Ты аутсайдер, отклонение от нормы. И тот выбор, который я предоставил тебе – пройти в дверь или рискнуть потерять все, чего ты достиг, – единственный возможный для тебя выбор. Ты несешь разрушение, Уоллес, и хотя по широте души я пошел на некоторые… уступки, не думай, что я подыщу тебе какой-то другой путь. Все, что было, было временным. – А как же Камерон? – спросил Уоллес. – И ему подобные? Мальчик, похоже, удивился: – Скорлупка? А какое тебе до него дело? Я все еще здесь. Я все еще здесь. – Он не ушел, – сказал Уоллес. – Он все еще здесь. И часть его продолжает существовать. Помоги ему, и я сделаю, как ты хочешь. Мальчик медленно покачал головой: – Я здесь не для того, чтобы заключать с тобой сделки, Уоллес. Я думал, ты уже преодолел стадию торга. Ты же достиг пресловутого принятия, или, по крайней мере, достигал его. И не отрекайся от этого. – Я думаю не о себе, – выпалил Уоллес. – А о нем. – А. Неужели? И как прикажешь мне поступить? Излечить его? Он знал, на что шел, когда делал свой выбор. – Он встал и вытер руки о джинсы. – Я рад, что у нас состоялся этот разговор. Хорошо было повидаться с тобой, и поверь мне, я нечасто говорю такое. – Он состроил гримасу: – Люди неопрятны. И я стараюсь, по возможности, держать дистанцию. Гораздо проще, когда они быстро соглашаются со мной, как это сделал ты. – Я ни на что не соглашался! – крикнул Уоллес. Мальчик скривил губы: – А. Ну, я уверен, ты передумаешь. Одна неделя, Уоллес. Что ты будешь делать в оставшееся тебе время? Мне не терпится выяснить это. Можешь рассказать все им или не рассказывать. Это ничуть меня не заботит. И не волнуйся по поводу санинспектора. Он не запомнит, что произошло. – Мальчик весело отсалютовал Уоллесу: – До скорого. И с этими словами он исчез. У Уоллеса подгибались колени, и он вцепился в перила, чтобы не упасть, и тут услышал, как кто-то кричит этажом ниже. Хьюго отчаянно выкрикивал его имя. Он закрыл глаза. – Я здесь, – прошептал он. – Я все еще здесь. Глава 18 Хьюго спросил: – Алан. Уоллес, где Алан? Уоллес посмотрел на дверь в потолке: – Он совершил переход. Хьюго изумился: – Что? Сам? Как? Уоллес покачал головой: – Не знаю. Но он ушел. Отыскал свой путь и ушел. Хьюго уставился на него: – Я не… с тобой все в порядке? Уоллес улыбнулся, хотя на душе у него было тяжело: – Конечно. * * * Харви сказал: – Полагаю, я потерял сознание на какое-то время. Прошу прощения. Мне нужно домой. У меня ужасная головная боль. – Он, бледный, направился к двери и тихо закрыл ее за собой. – Какого черта? – пробормотала Мэй. – Что произошло? – Не знаю. – Уоллес потер ладонью лоб. – У меня такое чувство, будто я только что проснулся. Странно, да? Хьюго не сказал ни слова. Он не отрывал взгляда от Уоллеса. * * * Семь дней. Что ты будешь делать в оставшееся тебе время? Уоллес думал над этим на рассвете в первый день. Он не знал. Он никогда еще не чувствовал себя таким потерянным. Горе, как было известно Уоллесу, обладает способностью поглощать, съедать горюющих, так что внутри них остаются одни кости, хотя оболочка остается неизменной, только щеки впадают, а под глазами появляются темные круги. Опустошенные и с ободранной кожей, они все еще кажутся людьми. Они проходят несколько стадий, некоторые из которых длиннее, а другие короче, но все эти стадии неотвратимы. Вот что пережил Уоллес Прайс: В первый из оставшихся ему дней он пребывал в состоянии отрицания. Лавка открылась, как всегда, рано. В витрину были помещены булочки и маффины, запах от них исходил теплый и сильный. Чай заваривался и настаивался, разливался в чашки и медленно выпивался. Люди смеялись. Люди улыбались. Обнимались, словно не виделись долгие годы, хлопали друг друга по спине и сжимали друг другу плечи. Он смотрел на них через окошки в кухне, и его угнетала мысль о том, что они, в отличие от него, могут уйти отсюда, когда захотят. Горечь, испытываемая им, удивляла его, копошилась где-то на задворках сознания. И он сдерживал ее, не позволяя вырваться на поверхность, как бы сильно он ни хотел этого. – Это все не по-настоящему, – бормотал он себе под нос. – Все это нереально. – Что именно? Он оглянулся. Мэй стояла рядом с раковиной с обеспокоенным выражением лица. Он покачал головой: – Ничего. Она ему не поверила. – Что не так? Он дико расхохотался: – Все так. Я мертв. Что тут может быть не так? Она, помедлив, спросила: – Что-то случилось? С Аланом или с… – Я же сказал тебе. Он прошел через дверь. Не знаю как. Не знаю почему. Не представляю даже, как он оказался там. Но он ушел. – Да, ты говорил. Просто я… Ты же знаешь: ты можешь рассказать нам абсолютно все. Все, что тебе нужно рассказать. Он направился к задней двери, оставив Мэй в кухне. Он шел среди чайных кустов, проводя пальцами по листьям.