– И что? Как будто тебя это волнует. – Не волнует, просто высажу тебя на вокзале. Вдруг захочешь сгонять в Нью-Йорк. – Придурок. Вези меня обратно, – хлопаю его по плечу. – Немедленно! – Так быстро передумала? – Хватит надо мной издеваться! – снова толкаю Эзру, но тот уворачивается и резко давит тормоз в пол. – Приехали, – вытаскивает ключ из замка́ зажигания. – Пойдем. – Куда? – удивленно осматриваю его лицо. – Господи… Ты невыносима. Просто выйди из машины без лишних вопросов. Хмыкаю, но выхожу следом за ним на обочину придорожного кафе, которое я ни разу не видела в этом районе. – Выпьем по кофе, – заявляет Эзра и шагает к двери, освещенной красной надписью «У Ленни». – А с чего ты взял, что я хочу… – Заткнись наконец, Панда, – перебивает он и, кажется, закатывает глаза. Я дуюсь. Но иду. Шагаю за ним по пятам до самого крохотного круглого столика в темном углу кафешки. Не успеваем мы усесться, как к столу подбегает тучный лысоватый мужчина в черном переднике. – Ленни, друг, привет, – тут же улыбается Эзра, а я наблюдаю за всей этой странной картиной, нахмурив брови. – Какими судьбами? – лысоватый «бочонок» расплывается в такой же приветливой улыбке и, кажется, даже хочет обнять Эзру, но, глянув на меня, просто жмет ему руку. – Давненько ко мне не являлся. – Куча дел, дружище. Как всегда. – Да-да. Совсем забыл старика Ленни. – Даже если тебя и можно забыть, то твою фирменную пиццу – никогда, – после упоминания пиццы Ленни сияет еще ярче. – Угостишь нас? – Спрашиваешь, – усмехается толстячок, и по его лицу расползается легкий румянец. – Сделаю все, как ты любишь. – Спасибо, Ленни. Эзра одаривает его слабой улыбкой, и тот убегает куда-то к кухне. – Что это за место? Ни разу о нем не слышала. – Странно, – Эзра стягивает с себя куртку, подкатывает рукава черного пуловера и расслабляется на стуле. – Здесь самая вкусная пицца в Бостоне. Попробуешь и не сможешь о ней не думать. – Серьезное заявление, – избавляюсь от шубы и остаюсь в белом свитере, который напялила еще утром. – А цветовая гамма не меняется, – усмехается Эзра, оглядывая меня с ног до головы. – Кто бы говорил, – усаживаюсь за стол, не сводя глаз с Эзры, его рук, расписанных черными узорами, которые не заканчиваются на предплечьях и уходят еще дальше под рукава пуловера. «Неужели он весь покрыт татуировками?». – Ну так… И почему ты не хочешь ехать домой? – осторожно спрашивает он, как только я присаживаюсь. – Мы можем об этом не говорить? – Мы можем вообще не говорить. Но так будет слишком скучно. Раз уж так случилось, что мы оказались тут вдвоем, то лучше бы нам склеить диалог, – смотрит в упор на меня и приглаживает растатуированными пальцами короткую бороду. – Я просто устала, – честно отвечаю, избегая его взгляда. – Потеряла две работы за сутки. Разглядела пару новых трещин на потолке в спальне. Потратила последние центы на автобус из твоего бара до порта. Поговорила с мамой… – запинаюсь на последнем слове и проглатываю его вместе с комом в горле. Эзра смотрит на меня. Чувствую профилем, поворачиваюсь и увязаю в смоле его глаз, разлитой из-под густых угловатых бровей. Смотрит прямо в душу. Заглядывает в нее и копает, копает прямо до самого сердца, которое замерло, чтобы не привлекать внимания, чтобы не выдать еще живое себя. Он не докопается. Он не найдет. Как и я ничего не найду там – у него под ребрами. – Значит, ищешь работу, – после паузы говорит он и почесывает подбородок. – Я всегда ее ищу. Сколько себя помню. Но нигде не задерживаюсь надолго. – И, кажется, я знаю причину, – бросаю гневный взгляд на его нахальное лицо. – Ладно, предлагаю пари, – гнев во взгляде тут же сменяется заинтересованностью. – Месяц у меня в баре без единой жалобы – и место твое. – О боги… – замираю в оцепенении. – Что? – Эзра кривится в недоумении. – Тебе, наверное, сейчас очень больно… – В смысле? – В настоящий момент северный олень прорывает рогами твою задницу, – пытаюсь оставаться серьезной, но долго не получается, и я прыскаю со смеху на всю захудалую кафешку. Эзра дергает уголками губ, пытаясь сохранять натянутую бесстрастность, но сдается, и я снова слышу его смех. Настоящий. Как и он сейчас передо мной. Он не прикидывается и не строит из себя того монстра в ледяных доспехах, которым привстал предо мной в баре. Сейчас он истинный. «Или играет, как все», – внутренняя, побитая временем Серена дает о себе знать и гасит поток смеха, как едва разгоревшуюся свечу. – Ваша пицца, – Ленни появляется слишком внезапно, и я дергаюсь, отводя от лица Эзры взгляд. – Выглядит потрясающе, – комментирует Эзра, стараясь не глядеть на меня. Или я себе это внушила. – И это ты ее еще не пробовал! – Ленни размещает огромную пиццу на середину стола. – Приятного аппетита. И Вам, прекрасная леди, – подмигивает мне и тут же уходит. От одного вида рубленного бекона в животе скручивается тугой узел, ведь я не ела целый день. Готова сточить эту пиццу в одно лицо. Но я же девочка. Поэтому сдержанно тянусь за куском, когда мой желудок издает рев синего кита в брачный период. Уверена, Эзра слышал, но не подал вида. Заглатываю кусок почти целиком и, о боги, это настолько божественно, что я съедаю больше половины за считанные минуты и даже облизываю пальцы. – Ты был прав, – проглатываю последний кусок и протираю салфеткой губы. – Ничего вкуснее в жизни не пробовала. – Знаешь… – Эзра тоже обтирает руки и смотрит на меня. – Есть два типа людей, – дожевываю и внимательно утыкаюсь взглядом в его лицо. – Которые выбрасывают бортик и которые его съедают. – Бортик – это самое вкусное, – гордо заявляю я, демонстративно посылая в рот оставшийся кусочек борта. – Извращенка. – Что-то не вижу у тебя в тарелке ни одного бортика, – прищуриваюсь, склоняя голову на бок. – Пойман с поличным, – слабо улыбается он. – Значит, сработаемся, Панда. «Панда. Откуда взялась эта «Панда»? И что это значит?». – Я еще не сказала «да». – Разве? – наиграно сдвигает массивные брови. – А у тебя есть выбор? О да, ну, конечно, есть. Раздавать листовки на вокзале куда престижнее. Успокойся. Я тут оленя выпустил из задницы, пора бы и тебе не выпендриваться. Вместо ответа суровое выражение моего лица перекрывает яркая улыбка. Он пробивает меня на смех. И он смеется. Смеется вместе со мной. Так звонко, как когда-то раньше смеялась и я. – Бри, пожалуйста, хватит! – мой хохот разносится на всю округу Лоренса 7 . – Прекрати! Прекрати щекотать меня! Бриан! – Только если ты поцелуешь брата. – Дурачок, – чмокаю его в щеку, и он валится рядом со мной на пол. – Ты так всего боишься, маленькая принцесса Серена, – притягивает меня к себе и сжимает в объятиях. – Но я от всего тебя защищу. – Я знаю, – десятилетняя я жмусь ближе к старшему брату и обнимаю его. – Ты мой рыцарь. – И всегда буду? – И всегда будешь. Он целует меня в лоб. А я мечтаю о том, чтобы это мгновение не заканчивалось. Таким он не запомнился мне на всю жизнь. Таким не засел в сознании. Именно таким беззаботным и, казалось, прекрасным, не остался в моей памяти Бриан Аленкастри. Пятнадцатилетний Бриан Аленкастри – мой рыцарь, который через пару лет сменил доспехи на шкуру дикого зверя. Глава 6. Аппарат абонента желает быть недоступен