– Да, ведь дома мы не наряжаем елку, – добавляет Бостон, и я начинаю вспоминать, почему же столько лет не праздновал Рождество. – Ладно, – прочищаю горло и решаю сменить тему. – У меня для вас подарок, – оба уставляются на меня, будто я произнес какое-то магическое заклинание на латыни. – И не надо так смотреть. Вам понравится. Вынимаю из внутреннего кармана пиджака конверт и вручаю его Бостону. – Открывай. С недоверием в глазах он принимает конверт и начинает его вскрывать уже с очевидно растущим восхищением. Достает оттуда два билета и устремляет на меня свой восторженный взгляд. – Горнолыжный курорт в Вермонте?! – вскрикивает Бостон, и я впервые вижу у него такую реакцию. – Вылет завтра?! Это правда? – Правда. Ты и Ник. Неделя в лучшем отеле на лучшем курорте Штатов. Тебе же всегда нравились лыжи, – улыбаюсь я и легко треплю его по голове. – Нет, я хочу ездить на сноуборде! Мне уже почти десять! «Тебе уже десять. Сегодня», – отгоняю от себя негативные мысли и стараюсь звучать радостно: – Все, что угодно. Инструктор обучит тебя всему, о чем ты попросишь. – Спасибо, Эзра, – папа приобнимает меня. – Ты молодец, – шепчет на ухо. – Наконец-то. Отец приглашает к столу, я присаживаюсь, Бостон занимает место рядом со мной, поправляет свою черную рубашку, застегнутую на все пуговицы, и оборачивается ко мне. – Прости, что я не подготовил подарок, – шепчет он. – Я не знал, что ты придешь сегодня. – Ничего, – выдавливаю сквозь ком в горле. – Ты мой подарок. Этого достаточно. – Жаль, что та девушка не пришла. Мы с Ником накрыли стол и для нее, – тактичность и Бостон снова не нашли общий язык. – Ты видел ее один раз в жизни. Почему о ней спрашиваешь? – делаю вид, что мне все равно. Надеюсь, получается достаточно убедительно. – Мне она показалась честной, – заявляет он. «О знал бы ты, сколько она врет». – И все? – И красивой, – как-то смущенно добавляет Бостон. – Истинный Нот, – снова треплю его по голове, а Бостон тут же приглаживает челку. *** Выпито немного ви́ски, съеден под чистую мой любимый запеченный картофель с индейкой, и я начинаю понимать, что терял все эти годы – семейное единение, которому раньше я никогда не придавал значения. Оказывается, это важно и даже приносит удовольствие. До того момента, пока неожиданно не обнаруживаешь конверт с фамилией «Кёртис» на кофейном столике отца, который еще не успел выбросить просмотренную почту. Скомкать и спалить в камине – первое примитивное желание. Открыть и прочитать – требует любопытство, которое берет верх над отвращением к имени, разбившему нашу семью. «Николас и Эзра Нот! Приглашаем Вас на скромный рождественский вечер, который состоится…» Меня не хватает на большее. Я мну этот гребаный лист, усыпанный золотистыми рельефными буквами, и отправляю прямиком в камин. Блестящая бумага моментально вспыхивает, как и мои внутренние органы – это бешенство начало палить нутро. Что прискорбно, ведь я никогда не горю один. К тому времени, как отец возвращается с десертом, я почти осушаю до дна бутылку ви́ски. Стекло стакана трещит под пальцами, верхние пуговицы рубашки уже расстегнуты, но вены на шее не перестают пульсировать и вот-вот взорвутся. Лучше бы так и случилось, и я бы всего лишь забрызгал праздничную мишуру кровью, чем то, что я вытворю сейчас. – Бостон мигом вернется, – оповещает отец, располагая на прибранном столе яблочный пирог. – Как только учует запах, сразу прибежит сюда. – Может, тогда позовем и Кёртисов? Славно справим Рождество одной большой чудной семьей, да, пап? Отец замирает возле стола и не спешит смотреть мне в глаза. – Может, даже присядем за один стол. А Чарльз Кёртис разделает здесь гребаную индейку! – тон непроизвольно повышается, а стакан с недопитым ви́ски летит прямо в стену. – Эзра, пожалуйста, успокойся. Не нужно портить праздник. – Не портить праздник?! – ору, подлетая к отцу. – Какого черта ты с ними общаешься? Какого черта, Ник?! Они убили Джейд! Ты хочешь, чтобы добрались и до Бостона?! Хочешь, чтобы они и от него так легко избавились, пока ты будешь распечатывать их очередной золотой конверт?! – Эзра, успокойся! – впервые прикрикивает отец. – Никто не тронет Бостона! Только через мой труп. – Им это не составит труда. Одним больше, одним меньше. Хватаю недопитую бутылку ви́ски со стола и выметаюсь из этого дома. Меня не остановил бы отец. Меня даже не притормозил бы Бостон. В глазах сияет лишь адрес с гребаного конверта, подписанного изящной рукой Элизабет Кёртис. Уже не Нот. Давно уже не Нот. И сегодня я ей напомню, почему стоит стереть эту фамилию не только из паспорта, но и из памяти. Глава 21. Не до смеха Серена – Серьезно, Серена? Тебя засасывал Эзра? – стоит мне только прикрыть за собой дверь, как Юджин тут же налетает с возмущениями. – Эзра, Серена? Эзра, который кретин, мудак, демон, дьявол, плод сатанинских утех? Который татуированный алкоголик, хам и эгоист? – Не преувеличивай, Юджин, – пытаюсь невозмутимо пройти мимо в гостиную, но высоченное тело перегораживает мне путь. – Это, между прочим, все твои слова. Даже цитаты. – Не говори только, что ты вел запись, – закатываю глаза, стараясь не выдать дрожь, которая еще не покинула тело от прикосновений Эзры. Колени такие слабые и до сих пор подгибаются, как только его лицо мелькает в памяти. – Аленкастри, приди в себя! Я тебя не узнаю. Ты что, влюбилась? – кладет мне ладони на плечи и широко улыбается. – О Иисусе… – Юджин, хватит нести чушь. Ты слишком часто смотришь свои сопливые фильмы, – сбрасываю его руки и, наконец, пробираюсь в гостиную, чтобы подобрать осколки бокала. – А где ты, кстати, руку порезала? – В баре. Усердно терла стакан. – Да ну. И Эзра такой резко заботливый и добрый примчался сюда проверить, как твоя производственная травма? – Юджин, хватит! – прикрикиваю я. – Не донимай меня. – Неужели он тот самый… – Юджин! – вот сейчас уже не на шутку начинаю заводиться. Какой, к черту, «тот самый»? – Неужели он тот… Кто, наконец, заберется в твою киску. – Мать твою, Юджин Фрай! – осколки снова сыплются на пол. Толку, что я пыталась собрать их щеткой? Толку, что я буду что-то отрицать? – О-о-о… Кажется, да. Кажется, ледяная принцесса Серена потекла, – нагло улыбается он, и я готова от злости укусить его за лицо. – Кап-кап-кап… – Придурок, – вскакиваю на ноги. – Никакой тебе завтра глаженой рубашки! Справишься сам. *** Как бы сильно я ни злилась на Юджина, отпускает всегда очень быстро. Потому что на этого милашку у постели с двумя кружками кофе в руках сложно долго держать обиду. Поэтому через полчаса я уже стою и наглаживаю его рубашку, в то время как он не устает подгонять меня. Черные брюки, белая блузка и приталенный черный смокинг на «женский» манер облачили мое тело к одиннадцати утра. Тугой низкий хвост, чтоб волосы не мешались, и совсем слабый макияж в виде туши для ресниц – Серена Аленкастри готова к светскому выходу. Жаль, что не в качестве чьей-нибудь шикарной «плюс один», а всего лишь официанткой. – Ну что, едем? – Юджин поправляет галстук-бабочку перед зеркалом.