Я не могу смотреть на Ноэль. Я хочу, чтобы она поняла, и я знаю, что она не может. Я никогда так не обнажался, даже перед Анастасией, и я не совсем понимаю, почему я делаю это сейчас, за исключением того, что я хочу, чтобы об этом знал хоть один человек в этом мире, кроме… того проклятого священника. Чтобы она услышала глубину того, что я чувствовал, услышала, что я сделал, услышала мою исповедь. Ноэль заботилась обо мне, уберегла от смерти, и теперь она спросила, почему. По причинам, которые я не совсем понимаю, я хочу рассказать ей. Я хочу, наконец, очистить себя от всего этого. — Хотеть этого с Анастасией было похоже на предательство по отношению к Марго, — тихо говорю я. — Я ненавидел себя после, каждый раз. Я ненавидел себя за то, что хотел большего, чем просто секс, никто из моих питомцев прежде не хотел меня по-настоящему, так что это не имело значения. Я смотрел на их фотографии, трогал себя, мечтал о том, как они будут желать меня, вожделеть меня, находить меня таким же красивым, сломленным и достойным любви, какими я находил их, но этого так и не произошло. Я потерял их всех, одну за другой, различными способами, и теперь я знаю почему. Я не понимал, что им было нужно. Я думал, что, заставляя их делать то, что, по мнению моего извращенного, сломленного разума, им нужно для безопасности, я смогу защитить их. И она… Я замолкаю и надолго замолкаю. — Кто? — Наконец спрашивает Ноэль. — Анастасия? — Нет. — Я качаю головой. — Женщина по имени Иветт. Ноэль хмурится. — Еще одна из твоих питомцев? Я глухо смеюсь. — Нет. Я встретил ее здесь, в Париже, на какой-то вечеринке для академиков. Я пытался найти новые пути коллекционирования. Она была богатой, эксцентричной и увлекалась сценой БДСМ. Она держала собственных питомцев, но не из каких-либо альтруистических побуждений. Они были просто для ее удовольствия и, я полагаю, для их тоже. Мы в некотором смысле подружились. Я думаю, она считала себя моим наставником. Она обучала меня, тому, как она содержала и дрессировала своих питомцев. Она думала, что помогает мне, и я тоже так думал. Но в конце концов, это разрушило то, что у меня было с Анастасией. — Как так получилось? Это самая сложная часть. Часть, которая знаю, разрушит любую связь, которая у меня есть с Ноэль, любой шанс, что она может передумать. Что она может остаться. — Я влюбился в Анастасию, — просто говорю я. — Я не обращался с ней как с домашним питомцем, и Иветт это видела. Она убедила меня обучать ее, наказывать, делать то, что я делал с тобой, и даже больше. — Я делаю глубокий вдох. — Анастасия увидела, что я делал в своей комнате, хотя я и не наказывал себя так, как видела ты. Я полагаю, это заинтриговало ее. И я начал терять контроль над ней. Я приходил в ее комнату ночью и наблюдал за ней, трогал себя. Я чувствовал, как выходят наружу мои темные желания. Я хотел… и боролся с этим. Но Анастасия пришла ко мне. — Я тяжело сглатываю. — В некотором смысле она соблазнила меня. Она занималась со мной любовью, а потом нашла фотографии девушек, которые я хранил, фотографии, которые я сжег после возвращения сюда. Она была расстроена, и я вышел из себя из-за нее. Я начал душить ее… Глаза Ноэль расширяются, и я качаю головой. — Непоправимого ущерба нанесено не было. Но она потребовала ответов, как и ты. И я рассказал ей… почти все. — Что тогда? — Тихо спрашивает Ноэль, и я вздыхаю. — Она осталась. Она осталась, и она все равно любила меня. И на этом все могло закончиться, даже с учетом ревности Иветт, которую я не замечал, пока не стало слишком поздно ... Иветт хотела меня для себя. Она убедила себя, что любит меня, что мы могли бы быть кем-то вроде... — я взмахиваю рукой в воздухе, — мазохистской властной пары. Она ненавидела Анастасию за то, что она была для меня больше, чем просто питомец, за то, что стала моей любовницей. И также появился мужчина, с которым Анастасия познакомилась до того, как ее похитили… Глаза Ноэль расширяются, но я продолжаю, боясь, что если остановлюсь сейчас, то не смогу рассказать ей самое худшее. — Он был наследником мафиозной организации в Бостоне, ирландцем по имени Лиам Макгрегор. Он любил ее, и он пришел, чтобы спасти ее, и я ненавидел его за это. Я действительно не знаю, что бы я сделал сам, когда он ворвался сюда, чтобы забрать ее обратно, но Иветт была здесь. И у нее тут же созрел план. Я перевожу дыхание, чувствуя, как страх, ненависть и вина той ночи снова поднимаются, все ужасные эмоции, которые я переживал снова и снова, день за днем. — Она сказала мне приказать ему трахнуть ее на глазах у гостей нашей вечеринки, пока она держала его на мушке. Приказать Анастасии, чтобы она доказала, что любит меня, ничего не чувствуя, когда мужчина, который пришел ее спасти, будет находится внутри нее, и если она кончит, пока он будет трахать ее, она умрет. И я был убежден, что Анастасия предала меня, что я потерял вторую женщину, которую любил, чувствуя, что мой разум ломается. Я... — Я заставляю себя посмотреть на Ноэль, увидеть ужас в ее глазах, когда рассказываю ей о худшем, что я когда-либо делал. — Я сделал это. Я приказал ему трахнуть ее, пока Иветт приставляла пистолет к его голове. Я сказал Анастасии, что если она любит меня, то не кончит, и я убью ее, если она это сделает. Я заставил ее в первый раз переспать с мужчиной, которого она хотела до меня, чтобы это было не более чем исключением, и мы смотрели, как он это делает. И она… — Я чувствую, как желчь снова поднимается к моему горлу, меня наполняет едкий стыд. — Она действительно кончила. Он обезвредил Иветт прежде, чем она успела выстрелить в Анастасию, и вырубил ее. Он выстрелил в меня, — я киваю на свои колени и зажившую рану на другом плече, и оставил истекать кровью. Пока Анастасия звала меня, он уносил ее. Ноэль потеряла дар речи. Я вижу по ее лицу, что она не может придумать, что сказать, что бы она ни думала об этой истории, все было не так. — Я сожалею об этом каждой частичкой себя, — тихо говорю я ей. — Я хотел обвинить Иветт, но это был бы легкий выход. Я сделал выбор из-за ярости, обиды и предательства, но это все равно был мой выбор. На этом все должно было закончиться, но я поехал за ней в Бостон. Я думал, что смогу убедить ее вернуться со мной, особенно когда узнал, что она беременна и ребенок может быть моим. Иветт последовала за мной, и когда я попытался вернуть Анастасию, а Лиам последовал за нами, произошла драка. Там была стрельба, — я морщусь, кивая на все еще незаживающую рану в моем плече. — Лиам чуть не убил меня. Его друг, священник, сидел со мной, когда он забирал Анастасию домой. Как я ни умолял ее, она сказала мне, что между нами все кончено. Видишь, я потерял не только ее, но и другого, скорее всего своего ребенка, по сути, я уверен, что ребенок мой. Я хотел умереть. Но Максимилиан Агости, священник, не позволил мне. Он сидел и слушал все, что я тебе только что рассказал, всю долгую ночь, пока не вернулись Лиам и Анастасия. — И что он сказал? — Ноэль спрашивает тихо, ее голос прерывается. Я слышу эмоции в ее словах, то, что она сдерживает, хотя я не совсем понимаю, что именно. Я не знаю, что она думает обо мне после всего этого, и боюсь спросить. — Он сказал… — Я плотно сжимаю губы, вспоминая ту ночь крови и боли и темноволосого мужчину, который сидел и слушал мою исповедь, которая, как я думал, будет моей последней. — Он сказал, что верит в прощение. Что если я действительно увижу, что сделал неправильно, если попытаюсь измениться, загладить свою вину, то меня можно будет простить. Что многие вещи, такие как Марго, были не по моей вине. Что то, что было моей ошибкой, никогда не поздно исправить. Для начала я должен был оставить Анастасию и Лиама в покое, позволив им выбрать другую жизнь для ребенка, которого она носила. Жизнь, частью которой я не стану. Это было мое покаяние, моя потеря. Он сказал мне отпустить ее и уйти. Она сказала, что простила меня и я должен простить себя. — Но ты не простил себя. — Ноэль качает головой. — Я увидела, на что было похоже это место в мой первый день здесь. Какой ты был. И, оставив меня, как это могло загладить вину? — Я был сломлен. Потеря Анастасии и нашего ребенка сломала все во мне. Я хотел умереть. Я хотел раствориться и сгнить в своей ненависти к самому себе, к тому, что я сделал. Я не простил себя, ничего из этого. И когда Кайто прислал тебя… — Я качаю головой. — Я был неправ, Ноэль. Я думал, что моим наказанием будет оберегать тебя, делать то, что я делал с другими девушками, но без каких-либо ошибок, которые я совершил с Анастасией. Зверь внутри меня, монстр, который хочет… он взял верх. Я был убежден, что это мое искупление. Я был неправ. Я причинил тебе боль. Я потерял контроль. Болезнь в моей голове. — Я тяжело сглатываю, отодвигаясь от нее на кровати еще дальше, желая замкнуться в себе от боли и сожаления. — Я ошибался, Ноэль. Я болен. Я всегда был таким. Другие увидели это раньше меня. Я хотел тебя, и я ненавидел тебя за то, что ты не была Анастасией, и я любил тебя. Я хотел, чтобы ты была кем-то, чего я не заслуживал, и в какой-то извращенной идее защитить тебя я снова начал совершать те же ошибки. Итак, вот твой ответ. Теперь ты видишь? В этой очень длинной истории перечислены все причины, по которым я оказался на той кухне и вскрыл себе вены, но величайшая из них заключается в том, что я вернулся сюда с шансом начать все сначала, жить по-другому, и я не смог. Болезнь, чудовище во мне, никогда не остановить. Поэтому я решил остановить это. Мне следовало покончить с собой, когда умерла Марго, это была моя первая ошибка. Все остальное произошло как следствие, и я подумал, что пришло время исправить это, прежде чем я снова причиню тебе боль. Прежде чем я смогу причинить вред кому-либо еще. Но ты не дала мне умереть. Ты спасла меня, и теперь… — Что теперь? — Ноэль тяжело сглатывает, ее кулаки сжимаются на коленях. — Я знаю, что ты нечто большее, Александр. Ты совершал ужасные вещи. Я не могу этого отрицать, только не после всего, что ты мне рассказал. То, что ты сделал с Анастасией… — Она качает головой, сильно закусывая губу… — Но в глубине души я знаю, что это не ты. Я видела больше в тебе. Я вижу тебя сейчас, и я... я не верю, что ты заблудился. Я верю, что священник Максимилиан был прав. Но ты так сильно ненавидишь себя, ты так погряз в своей уверенности, что ты сломлен, зол и отвратителен. Ты настолько убежден, что каждая ошибка, которую ты когда-либо совершал, проистекает из простого акта любви к одной женщине, что ты продолжаешь искажать свое собственное будущее. Ты как та змея, пожирающая свой хвост… —Уроборос, — бормочу я, и Ноэль кивает. — Ты ходишь вокруг да около, причиняя боль другим и себе, потому что убедил себя, что заслуживаешь только боли. Ты пытаешься помогать другим, но твоя собственная боль и ненависть к самому себе просачиваются в них и отравляют их. Даже меня… — Она прерывисто дышит, качая головой. — Я не знаю. Если бы ты меня отпустил, мы бы никогда больше не увидели друг друга, и я не знаю, как примирить в себе все это… человека, о котором я заботилась с той ночи, и с мужчиной, которого я хочу... — Ты не знала. — И что теперь? — Она смотрит на меня широко раскрытыми, измученными глазами. — Это не меняется. Я в ужасе от тебя, Александр, от части тебя… а от другой части, я... — Она замолкает, в ее глазах блестят слезы. — Любить другого человека – значит видеть лицо Бога. "Отверженные", твоя любимая книга, ты сказал. Значит, ты уже дважды видел Бога. Но вместо этого ты устроил себе персональный ад. Ни один здравомыслящий человек не осудит тебя за любовь к Марго. Ни один здравомыслящий человек не осудил бы тебя за то, что ты сошел с ума и решил отомстить людям, которые ее убили. Все произошло из-за того, что ты винил себя. Если бы ты увидел, что проблема не в тебе, все было бы по-другому. И теперь… — Теперь у меня есть шанс все исправить. Ноэль удивленно смотрит на меня. — Как? — Ты можешь уйти. Когда пожелаешь. В моей комнате есть сейф. Я дам тебе код. Внутри полно денег. — Мой паспорт… — Он тоже там. — Я с грустью смотрю на нее, нанося последний удар. — Возьми все, что тебе нужно, все твое. Это должно было быть задолго до этого. Она смотрит на меня так, словно увидела привидение, и я чувствую, как мое сердце разбивается вдребезги в последний раз. Что бы ни случилось дальше, я никогда больше не почувствую этого, ни изысканного наслаждения любовью ... ни жестокой боли от ее потери. — Ты свободна, Ноэль. 21 НОЭЛЬ Мне требуется некоторое время, чтобы осознать, что он говорит. Кажется, я просидела здесь несколько часов, слушая его исповедь, грязную историю о жизни, в которую я бы с трудом поверила, если бы не видела доказательств этого повсюду. Он делал ужасные вещи. Он не был ответственен за то, что случилось с Марго, но он причинил боль Анастасии. Трудно совместить человека, который мог бы сделать это, с тем, кто сидит сейчас передо мной, раздираемый чувством вины и горя. Человеком, который отпускает меня, даже если ему вообще не следовало меня удерживать. Я не собираюсь упускать шанс вернуться к Джорджи. Я планировала уйти, и я намерена сделать именно это теперь, когда Александр дал мне дорогу. О моей прежней жизни особо нечего было говорить, но она была моей, и у меня все еще есть кто-то еще, кто нуждается во мне. Кто полагается на меня. Кому я не могу позволить продолжать думать, что он потерял меня. Но часть меня, та, которую я немного боюсь рассматривать слишком пристально, не хочет покидать Александра. Часть меня хотела бы, чтобы был способ остаться. Если бы я это сделала, стал бы он таким, каким был раньше? Болезнь в его сознании снова взяла бы верх? Причинил бы он мне боль, даже если бы ненавидел себя за это? Я не могу знать. И я не узнаю. С той ночи я увидела его с другой стороны, другим человеком, с которым я чувствую связь. Я знаю, каково это, быть одинокой, хотеть любви, прикосновений и нежности и бояться, что никогда этого не найдешь. Я знаю, каково это, жаждать быть любимой. Я знаю, каково это, чувствовать себя преданной семьей. Но я должна вернуться к Джорджи. Я хочу вернуться больше, чем остаться. Даже если это означает расстаться с моим чудовищем… моим Александром. В каком-то смысле мне кажется, что я вернула его к жизни. — Дай мне код, — тихо говорю я. — Пожалуйста. — 03210617, — четко произносит Александр, повторяя его, пока я ищу, на чем бы его записать. — Мой день рождения, и день рождения Марго. — Спасибо, — тихо говорю я, соскальзывая с кровати. Я должна знать, говорит ли он правду, прежде чем придумаю, что сказать дальше. Прежде чем я смогу произнести еще одно слово в его адрес. Как оказалось, так оно и есть. Сейф находится в шкафу в его спальне, как он и сказал. Внутри мой паспорт и больше денег, чем я когда-либо видела в одном месте. Я беру все это, скатываю в комок и возвращаюсь в спальню внизу. Я стою в ногах кровати, внезапно не зная, что делать. Мне уйти сейчас? Утром? Что, если он передумает? Я должна уехать немедленно, как можно скорее, мне кажется неправильным не делать этого, но в то же время сейчас середина ночи, в незнакомом городе. Я не должна разгуливать с полным карманом наличных в одиночестве ночью. — Я не заслуживаю от тебя ничего другого, — тихо говорит Александр. — Но если есть что-то еще... — Что? — Я резко смотрю на него, в груди у меня ноет. Я внезапно чувствую, что меня разрывает надвое, между той жизнью, которая у меня была, и той, которой я живу сейчас, между тем, куда я знаю, что должна пойти, и где я хотела бы остаться. — Ты можешь уйти сейчас, конечно, если хочешь. Но если ты хочешь ... — выдыхает Александр, глядя на меня глазами, полными такой тоски, что это пробирает меня до костей. — Спи сегодня рядом со мной, моя маленькая мышка, Ноэль. Уйдешь утром. Одна последняя ночь в этой постели со мной. — Если я уйду... — Мой голос звучит хрипло. — Ты сможешь позаботиться о себе без меня? Тебе все еще нужна помощь… — Я найду способ, — твердо говорит он. — Ты слишком долго была вдали от своего брата, и это моя вина. Я больше не могу тебя задерживать. — Сегодня вечером… — Да. — Его голос хриплый, слегка надтреснутый. — Останься только на ночь, Ноэль, если хочешь. Я должна сказать ему, что нет, но я хочу. Я действительно хочу. Я хочу провести еще одну ночь рядом с теплом его тела, вдыхая его аромат на подушке рядом со мной, странное утешение, о котором я и не подозревала, что хочу, пока не получила его. Я хочу провести еще одну ночь с монстром в своей постели, прежде чем навсегда покину этот странный сон. Монстр, который на самом деле никогда не был ничем большим, чем человеком, независимо от того, кто говорил обратное. — Да, — шепчу я, двигаясь к нему. — Да, я останусь. На ночь. И затем, прежде чем я могу остановить себя, я делаю то, о чем думала так много дней, с той ночи, когда проснулась от того, что показалось мне самым странным сном. Я подхожу еще ближе, слегка присаживаясь на его сторону кровати рядом с ним, и беру его лицо в свои руки. Я чувствую острые кости, его форму, шероховатость его щетины на своих ладонях. Я смотрю в его пронзительные голубые глаза, глаза, которые напугали меня в то первое утро и теперь пугают меня по другим причинам, потому что, глядя в них, я чувствую то, о чем никогда не подозревала. Я держу его в своих руках, наклоняюсь вперед и прижимаюсь своими губами к его губам. Мой первый настоящий поцелуй. Первый, которого я когда-либо действительно хотела. Я чувствую его резкий вдох, то, как он на мгновение напрягается, его губы на мгновение становятся твердыми и сопротивляющимися, прежде чем он со стоном расслабляется в поцелуе. Я чувствую, как он весь обмякает рядом со мной. — Ноэль... — шепчет он мне в губы, мое имя скользит по моей коже, и я закрываю глаза, чувствуя, как за ними горят слезы. Я чувствую влагу между нашими губами, привкус соли и знаю, что он тоже плачет. — Я буду скучать по тебе, — тихо шепчу я ему в губы. — Я хочу, чтобы ты это знал. Я не забуду тебя, когда уйду.